Неточные совпадения
Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, о истинный
гражданин! не захочется ли тебе сынка твоего
лучше удавить, нежели отпустить в службу?
— Нет, нет, нет, стой, нашел всего
лучше, эврика: gentilhomme-séminariste russe et citoyen du monde civilisé! [русский дворянин-семинарист и
гражданин цивилизованного мира (фр.).] — вот что
лучше всяких… — вскочил он с дивана и вдруг быстрым жестом схватил с окна револьвер, выбежал с ним в другую комнату и плотно притворил за собою дверь.
— Не
лучше ли, — начал он с глубокомысленным выражением в лице, и видимо, придумав совершенно другой способ, — не
лучше ли, чем строить козни, написать этому старому дураку строго-моральное письмо, в котором напомнить ему об его обязанностях христианина и
гражданина?
— Это мы можем, — сказал голова, — это уж вы, во всяком случае, будьте благонадежны. Если что, так уж мы за вас постоим, — отчего же за
хорошего человека слова не замолвить. Хоть адрес вам от думы поднесем, если понадобится. Это мы все можем. Или, примерно, звание почетного
гражданина, — отчего же, понадобится, все можно.
— И, боярин! я просто
гражданин нижегородский и ничем других не
лучше. Разве ты не видел, как все
граждане, наперерыв друг перед другом, отдавали свои имущества? На мне хоть это платье осталось, а другой последнюю одежонку притащил на площадь: так мне ли хвастаться, боярин!
Боярин призадумался. Дурной
гражданин едва ли может быть
хорошим отцом; но и дикие звери любят детей своих, а сверх того, честолюбивый боярин видел в ней будущую супругу любимца короля польского; она была для него вернейшим средством к достижению почестей и могущества, составлявших единственный предмет всех тайных дум и нетерпеливых его желаний. Помолчав несколько времени, он спросил: употребляла ли больная снадобья, которые оставил ей польский врач перед отъездом своим в Москву?
—
Граждане, товарищи,
хорошие люди! Мы требуем справедливости к нам — мы должны быть справедливы друг ко другу, пусть все знают, что мы понимаем высокую цену того, что нам нужно, и что справедливость для нас не пустое слово, как для наших хозяев. Вот человек, который оклеветал женщину, оскорбил товарища, разрушил одну семью и внес горе в другую, заставив свою жену страдать от ревности и стыда. Мы должны отнестись к нему строго. Что вы предлагаете?
—
Хорошее было это время! — говорил он, сжимая меня в объятиях. — Еще бы! Ты писал диссертацию"Гомер, как поэт, человек и
гражданин", я…
«Оно есть не что иное как спокойствие духа, происходящее от безопасности, и право делать все дозволяемое законами (38,39); а законы не должны запрещать ничего, кроме вредного для общества; они должны быть столь изящны, столь ясны, чтобы всякий мог чувствовать их необходимость для всех
граждан; и в сем-то единственно состоит возможное равенство гражданское! (34) Законодатель сообразуется с духом народа; мы всего
лучше делаем то, что делаем свободно и следуя природной нашей склонности.
Общественное Призрение, которое благотворит несчастным жертвам бедности и недугов, воспитывает сирых, управляет работными домами (где бедный
гражданин, лишенный всего, кроме сил, трудами своими живет и другим пользу приносит), местами наказания или,
лучше сказать, исправления гражданских пороков; и наконец, Совестный Суд, который есть человеколюбие правосудия (божественная и беспримерная мысль в законодательстве!), останутся в России вечным памятником того, что некогда Добродетель в лице Монархини управляла ею.
— Он, он, не сердитесь. Быть
гражданином —
лучше высшего общества. Я к тому, что в наш век в России не знаешь, кого уважать. Согласитесь, что это сильная болезнь века, когда не знаешь, кого уважать, — не правда ли?
15) Дурной
гражданин едва ли может быть
хорошим отцом (стр. 148). Весьма часто бывает: примеров много.
Будь я без руки или без ноги — всё бы это
лучше; будь я без ушей — скверно, однако ж всё сноснее; но без носа человек — черт знает что: птица не птица,
гражданин не
гражданин, — просто возьми да и вышвырни за окошко!
— Ах, оставь, не говори ты мне этого слова. Честный
гражданин! И откуда, из какого учебника ты эту архивность вытащил? Пора бы перестать сентиментальничать: не мальчик ведь… Знаешь что, Вася, — при этом Кудряшов взял Василия Петровича за руку, — будь другом, бросим этот проклятый вопрос.
Лучше выпьем по-товарищески. Иван Павлыч! Дай, брат, бутылочку вот этого.
— Вот что, голубушка, — сказал ей Палтусов. — Она девушка
хорошая, но дворянское-то худосочие все-таки в ней сидит. Теперь ей неприятно будет принимать от меня… Сделайте так, чтобы она у вас побольше заработала… Окажите ей кредит… А всего
лучше выдайте замуж… Это будет вернее сцены… А потом счетец мне представьте, — кончил он весело, — когда я опять полноправным
гражданином буду!..
Трое судей и секретарь наклонили головы и стали шушукаться, потом секретарь побежал пером по бумаге. Председатель встал и, спотыкаясь на трудно разбираемых словах, огласил приговор, — что обвиняемый подлежал бы за свою антипролетарскую деятельность увольнению с завода и
хорошей изоляции, — но!.. — суммируя семейное положение
гражданина Кочерыгина и его обещание исправиться, то посему объявить ему общественное порицание и строгий выговор с предупреждением.
— Жаль мне тебя, друже. Ты человек и душевный и умственный — на редкость! Перед тобою долгий путь… работы, развития,
хороших дел
гражданина. Вот теперь надо приобрести права. Можешь пойти по любой дороге. И вдруг — ты навек хочешь связать свою судьбу с бабенкой. Извини меня. Твоя девица и красива, и, может быть, выше других качествами изукрашена, но зачем такое бессрочное обязательство?
Раз, что генерал-губернатор толкует свои права так ограниченно, Баранщикову нечего копаться в законах, а
лучше прямо искать сочувствия и снисхождения у
граждан Нижнего Новгорода, которые его знали и помнили, и платили за него его недоимки.
— Нет, — говорил он, всё более и более одушевляясь, — Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё
хорошее — и равенство
граждан, и свободу слова и печати — и только потому приобрел власть.