Неточные совпадения
«Ну, что соседки? Что Татьяна?
Что Ольга резвая твоя?»
— Налей еще мне полстакана…
Довольно, милый… Вся
семьяЗдорова; кланяться велели.
Ах, милый, как
похорошелиУ Ольги плечи, что за грудь!
Что за душа!.. Когда-нибудь
Заедем к ним; ты их обяжешь;
А то, мой
друг, суди ты сам:
Два раза заглянул, а там
Уж к ним и носу не покажешь.
Да вот… какой же я болван!
Ты к ним на той неделе зван...
Пока мы можем быть, в лучшем случае, справедливыми и
хорошими только у себя в
семье, но нельзя любить свою
семью, если не любишь
других.
— И прекрасно сделаешь, мой
друг, — сказала бабушка уже не тем недовольным голосом, которым говорила прежде. — St.-Jérôme, по крайней мере, gouverneur, который поймет, как нужно вести des enfants de bonne maison, [детей из
хорошей семьи (фр.).] a не простой menin, дядька, который годен только на то, чтобы водить их гулять.
Один служит отлично, пользуется почетом, известностью, как
хороший администратор;
другой обзавелся
семьей и предпочитает тихую жизнь всем суетным благам мира, никому не завидуя, ничего не желая; третий… да что? все, все как-то пристроились, основались и идут по своему ясному и угаданному пути.
— Граждане, товарищи,
хорошие люди! Мы требуем справедливости к нам — мы должны быть справедливы
друг ко
другу, пусть все знают, что мы понимаем высокую цену того, что нам нужно, и что справедливость для нас не пустое слово, как для наших хозяев. Вот человек, который оклеветал женщину, оскорбил товарища, разрушил одну
семью и внес горе в
другую, заставив свою жену страдать от ревности и стыда. Мы должны отнестись к нему строго. Что вы предлагаете?
Вот наша
семья: отец в тюрьме за
хорошие дела, один брат тоже в тюрьме, а
другой ждет, когда его посадят.
Г-н Устрялов говорит о них: «Среди смут и неустройств XVII века московские стрельцы содействовали правительству к восстановлению порядка: они смирили бунтующую чернь в селе Коломенском, подавили мятеж войска на берегах
Семи и вместе с
другими ратными людьми нанесли решительное поражение Разину под Симбирском; а два полка московских стрельцов, бывшие в Астрахани, при разгроме ее злодеем, хотели
лучше погибнуть, чем пристать к его сообщникам, и погибли» (том I, стр. 21).
Флор Федулыч. Не услышите-с. Да ведь у вас есть
другой дом, в городе-с. Отделать там небольшую квартиру, комнат шесть-семь,
хороших: две-три гостиные-с, будуар. Мебель а ля Помпадур-с.
—
Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь
другой, — сказал Белокуров и вздохнул. — Да, прекрасная, интеллигентная
семья. Отстал я от
хороших людей, ах как отстал! А все дела, дела! Дела!
Эта девушка, по его словам, была из
хорошей семьи, и звали ее Лидией Волчаниновой, а имение, в котором она жила с матерью и сестрой, так же как и село на
другом берегу пруда, называлось Шелковкой.
Считать себя самого
лучше всех — дурно и глупо. Это мы все знаем. Считать свою
семью лучше всех
других — это еще хуже и глупее, но мы часто не только не знаем этого, но видим в этом особенное достоинство. Считать свой народ
лучше всех
других — уже глупее всего, что только может быть. Но этого не только не считают дурным, но считают великой добродетелью.
После
семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал все
хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно
другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно-хорошо; все не совсем
хорошее было откинуто. И отражение это произошло не путем логической мысли, а
другим, таинственным, непосредственным отражением».
— Да, да… Я люблю мужа, уважаю и во всяком случае дорожу покоем
семьи. Скорей я позволю убить себя, чем быть причиной несчастья Андрея и его дочери… И я прошу вас, Иван Михайлович, ради бога, оставьте меня в покое. Будемте по-прежнему добрыми и
хорошими друзьями, а эти вздохи да ахи, которые вам не к лицу, бросьте. Решено и кончено! Больше ни слова об этом. Давайте говорить о чем-нибудь
другом.
— Я был уверен, что ты это скажешь! Всякая умная женщина, на месте Тении, давно бы так и совершила, а не поставила бы свою гордость в таком случае выше, чем счастье
семьи. Умная и добрая женщина, конечно, предпочла бы
лучше сама немножко поплакать, но за то отереть слезы
других, кого любит. Не правда ли?
Люди дерутся за землю, за предметы, которые им нужны, и потом доходят до того, что делят всё и называют это собственностью; они находят, что хотя и трудно учредить это, но так
лучше, и держатся собственности; люди дерутся за жен, бросают детей, потом находят, что
лучше, чтобы у каждого была своя
семья, и, хотя очень трудно питать
семью, люди держатся собственности,
семьи и многого
другого.
После
семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал всё
хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно
другое. Но на жене его отражалось только то, чтò было истинно хорошо; всё несовсем
хорошее было откинуто. И отражение это происходило не путем логической мысли, а
другим таинственным, непосредственным путем.