Неточные совпадения
Старик заговорил опять такое же форменное приветствие
командиру судна; но эти официальные выражения чувств, очень
хорошие в устах Овосавы, как-то не шли к нему.
— Это, брат, еще темна вода во облацех, что тебе министры скажут, — подхватил Кнопов, — а вот гораздо
лучше по-нашему, по-офицерски, поступить; как к некоторым полковым
командирам офицеры являлись: «Ваше превосходительство, или берите другой полк, или выходите в отставку, а мы с вами служить не желаем; не делайте ни себя, ни нас несчастными, потому что в противном случае кто-нибудь из нас, по жребию, должен будет вам дать в публичном месте оплеуху!» — и всегда ведь выходили; ни один не оставался.
— Иди, Шурочка, иди, — торопил он жену. — Это же Бог знает что такое. Вы, право, оба сумасшедшие. Дойдет до
командира — что
хорошего! Ведь он под арестом. Прощайте, Ромашов. Заходите.
— Странный вопрос. Откуда же я могу знать? Вам это, должно быть, без сомнения,
лучше моего известно… Готовы? Советую вам продеть портупею под погон, а не сверху. Вы знаете, как
командир полка этого не любит. Вот так… Ну-с, поедемте.
— Так вот, не угодно ли-с покамест? — сказал батарейный
командир. — Вы, я думаю, устали, а завтра
лучше устроим.
Если начальник губернии в
хороших отношениях с полковым
командиром, то в эти дни являются трубы или большой барабан с товарищами, смотря по тому, какое войско стоит в губернии; и увертюра из «Лодоиски» и «Калифа Багдадского» вместе с французскими кадрилями, напоминающими незапамятные времена греческого освобождения и «Московского телеграфа», увеселяют слух купчих, одетых по-летнему — в атлас и бархат, и тех провинциальных барынь, за которыми никто не ухаживает, каких, впрочем, моложе сорока лет почти не бывает.
А.И. Погонин, человек общества,
хороший знакомый губернатора, хлопотал об Инсарском, и нам
командир батальона, сам ли или по губернаторской просьбе, разрешил не ночевать в казармах, играть в театре, только к 6 часам утра обязательно являться на ученье и до 6 вечера проводить день в казармах. Дней через пять Инсарский заболел и его отправили в госпиталь — у него сделалась течь из уха.
Нас нельзя было подкупить и заласкать никакими лакомствами: мы так были преданы начальству, но не за ласки и подарки, а за его справедливость и честность, которые видели в таких людях, как Михаил Степанович Перский — главный
командир, или,
лучше сказать, игумен нашего кадетского монастыря, где он под стать себе умел подобрать таких же и старцев.
В Новой Праге, где дивизионный штаб совмещался с полковым штабом принца Альберта Прусского полка, юнкерская команда состояла из юнкеров всех четырех полков дивизии, и
командиром ее был поручик полка принца Петра Ольденбургского Крит. Немца этого нельзя было назвать иначе, как человеком
хорошим и ревностным служакой. Юнкера размещались кто как мог на наемных квартирах, и через день в 8 часов утра всю зиму появлялись в манеже на учениях.
— Ваш полковой
командир за вас заступается. Он вас даже хвалит — говорит, что вы были
хороший офицер, но я не могу, чтобы вас оставить на службе!
И, главное, не будет его более зудить «лукавый царедворец», как называли кадеты своего ротного
командира, обращавшего особенное и едва ли не преимущественное внимание на внешнюю выправку и
хорошие манеры будущих моряков.
А
командиру не награда нужна, а именно уверенность, что он поступил так, как следовало поступить
хорошему моряку…
И в данном случае, представляя к награде капитана, хотя и попавшего в беду и едва не потерявшего вверенного ему судна, но показавшего себя в критические минуты на высоте положения, адмирал дает полезный урок флоту, указывая морякам, в чем истинный дух морского дела, и поддерживая этот дух нравственным одобрением таких
хороших моряков, как
командир клипера…
— Значит, и барин
хороший, и
командир хороший, — заметил служивый. — Кому же теперь-то вы достанетесь? — спросил он немного погодя у плешивого.
Полк тогда давал
командиру хорошие средства, которыми гнушаться было не в духе времени, а к тому же вскоре после смотра предстояло получение ремонтных денег, которые могли с излишком погасить всю сумму займа.
Но все понимали, что этого сделать невозможно: в соседнем госпитале был доктор Султанов, была сестра Новицкая; с ними наш корпусный
командир вовсе не желал расставаться; пусть уж
лучше больная «святая скотинка» поваляется сутки на голых досках, не пивши, без врачебной помощи.
Вскоре стало известно, что из четырех сестер милосердия, приглашенных в госпиталь из местной общины Красного Креста, оставлена в госпитале только одна. Д-р Султанов заявил, что остальных трех он заместит сам. Шли слухи, что Султанов — большой приятель нашего корпусного
командира, что в его госпитале, в качестве сестер милосердия, едут на театр военных действий московские дамы,
хорошие знакомые корпусного
командира.
— Когда уже на то пошло, так
лучше всем отвечать! Мы убили нашего
командира, пусть и прочие роты ведут сюда своих начальников! — кричали поселяне 4-й роты.
— А разве теперь не хорошо? Ей-Богу, хорошо! — возразил кому-то капитан и в доказательство, что ему хорошо, выпил еще рюмку водки, но к печке присаживаться не стал. Ходить по комнате оказалось разумнее. Мысли пришли обычные, спокойные, ленивые — о том, что жид Абрамка поручику Ильину лакированные сапоги испортил; о том, сколько он будет получать денег, когда будет ротным
командиром, и что казначей
хороший человек, даром что поляк.
Хотя слова приказа и показались неясны полковому
командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? — в совете батальонных
командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда
лучше перекланяться, чем не докланяться.
— Я слыхал про такого рода дела и знаю, что государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до его величества. По-моему,
лучше бы прямо просить корпусного
командира… Но вообще я думаю…