Неточные совпадения
Или, наконец, если смех этот хоть и сообщителен, а все-таки почему-то вам покажется пошловатым, то знайте, что и натура того
человека пошловата, и все благородное и возвышенное, что вы заметили в нем прежде, — или с умыслом напускное, или бессознательно заимствованное, и что этот
человек непременно впоследствии изменится к
худшему, займется «полезным», а благородные идеи отбросит без сожаления, как заблуждения и увлечения молодости.
Одни из этих
людей сумели воспользоваться городскими условиями и стали такие же, как и господа, и радовались своему положению; другие же стали в городе в еще
худшие условия, чем в деревне, и были еще более жалки.
— Да, тут вышла серьезная история… Отец, пожалуй бы, и ничего, но мать — и слышать ничего не хочет о примирении. Я пробовал было замолвить словечко; куда, старуха на меня так поднялась, что даже ногами затопала. Ну, я и оставил. Пусть сами мирятся… Из-за чего только
люди кровь себе портят, не понимаю и не понимаю. Мать не скоро своротишь: уж если что поставит себе — кончено, не сдвинешь. Она ведь тогда прокляла Надю… Это какой-то фанатизм!.. Вообще старики изменились: отец в лучшую сторону, мать — в
худшую.
— Одного живота, по навету злых
людей, лишились, — продолжал дьякон, — и, нимало не унывая, а, напротив, более надеясь на божественный промысел, приобрели себе другого, нисколько не
худшего, а, почитай, даже что и лучшего… потому…
Переворот Петра сделал из нас
худшее, что можно сделать из
людей, — просвещенных рабов.
Полуянов занял скамью подсудимых с достоинством, как
человек, который уже вперед пережил самое
худшее.
Белый и Ярцев на юге, или же это недавно поступившие, в лучшем случае филологи, юристы и пехотные поручики и в
худшем — совершенно необразованные
люди, раньше нигде не служившие, в большинстве молодые, не знающие жизни горожане.
— От нас, от нас, поверьте мне (он схватил ее за обе руки; Лиза побледнела и почти с испугом, но внимательно глядела на него), лишь бы мы не портили сами своей жизни. Для иных
людей брак по любви может быть несчастьем; но не для вас, с вашим спокойным нравом, с вашей ясной душой! Умоляю вас, не выходите замуж без любви, по чувству долга, отреченья, что ли… Это то же безверие, тот же расчет, — и еще
худший. Поверьте мне — я имею право это говорить: я дорого заплатил за это право. И если ваш бог…
Нас везут к исполнению приговора; сверх того, как кажется, нам будет какая-то работа, соединенная с заключением в остроге, — следовательно, состояние гораздо
худшее простых каторжных, которые, хотя и бывают под землей, но имеют случай пользоваться некоторыми обеспечениями за доброе поведение и сверх того помощью добрых
людей устроить себе состояние довольно сносное.
И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и
люди. Я лег для опаски в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в
худший плен не попасть, но вижу, что эти
люди пищу варят… Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, — ну, значит, русские!.. Тут я и выскочил из травы и объявился. Это, вышло, ватага рыбная: рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково приняли и говорят...
Если и говорят тебе
люди, что всё это необходимо для поддержания существующего строя жизни, а что существующий строй с своей нищетой, голодом, тюрьмами, казнями, войсками, войнами необходим для общества, что если бы этот строй нарушился, то наступят
худшие бедствия, то ведь это говорят только те, которым выгоден этот строй жизни, все же те, их в 10 раз больше, которые страдают от этого строя жизни, все думают и говорят обратное.
«Особенность раба в том, что он в руках своего хозяина есть вещь, орудие, а не
человек. Таковы солдаты, офицеры, генералы, идущие на убиение и на убийство по произволу правителя или правителей. Рабство военное существует, и это
худшее из рабств, особенно теперь, когда оно посредством обязательной службы надевает цепи на шеи всех свободных и сильных
людей нации, чтобы сделать из них орудия убийства, палачей, мясников человеческого мяса, потому что только для этого их набирают и вышколивают…
Лучшими
людьми считаются те, которые самоотверженно посвящают свою жизнь на служение человечеству и жертвуют собой для других;
худшими считаются себялюбивые, пользующиеся для своих личных выгод бедствиями ближних.
В
худшем же случае будет то, что при всех тех же прежних условиях рабства меня еще пошлют на войну, где я вынужден буду убивать ничего не сделавших мне
людей чужих народов, где могу быть искалечен и убит и где могу попасть в такое место, как это бывало в Севастополе и как бывает во всякой войне, где
люди посылаются на верную смерть, и, что мучительнее всего, могу быть послан против своих же соотечественников и должен буду убивать своих братьев для династических или совершенно чуждых мне правительственных интересов.
Стоит
людям только понять это: перестать заботиться о делах внешних и общих, в которых они не свободны, а только одну сотую той энергии, которую они употребляют на внешние дела, употребить на то, в чем они свободны, на признание и исповедание той истины, которая стоит перед ними, на освобождение себя и
людей от лжи и лицемерия, скрывавших истину, для того чтобы без усилий и борьбы тотчас же разрушился тот ложный строй жизни, который мучает
людей и угрожает им еще
худшими бедствиями, и осуществилось бы то царство божие или хоть та первая ступень его, к которой уже готовы
люди по своему сознанию.
Нельзя уж нам уверять, что мы не знали про те 100 тысяч
человек в одной России, которые сидят всегда по тюрьмам и каторгам для обеспечения нашей собственности и спокойствия, и что мы не знаем про те суды, в которых мы сами участвуем и которые по нашим прошениям приговаривают покушающихся на нашу собственность и безопасность
людей к тюрьмам, ссылкам и каторгам, в которых
люди, нисколько не
худшие, чем те, которые их судят, гибнут и развращаются; что мы не знали того, что всё, что мы имеем, мы имеем только потому, что это добывается и ограждается для нас убийством и истязаниями.
Конечно, гораздо лучше смотреть на самое море, нежели на его изображение; «о, за недостатком лучшего,
человек довольствуется и
худшим, за недостатком вещи — ее суррогатом.
И еще решил царь другое дело о наследстве, начатое три дня тому назад. Один
человек, умирая, сказал, что он оставляет все свое имущество достойнейшему из двух его сыновей. Но так как ни один из них не соглашался признать себя
худшим, то и обратились они к царю.
Они, каждый, за всем смотрят по своей части, все наблюдают, и беда конюху, если он принял овес не чисто вывеянный, сено луговое, а не лучшее из степного; беда ключнику, если кубки не полны нацежены, для лучшего стола приготовлены
худшего сорта напитки; беда булочнице, если булки не хорошо испечены; кухарке, если страва (кушанье) для
людей не так вкусно и не в достатке изготовлена.
По изгнании со службы негодных лиц новый губернатор не спешил замещать их другими, чтобы не попасть на таких же, а может быть, еще и на
худших. Чтобы избрать
людей достойных, он хотел оглядеться, или, как нынче по-русски говорят, «ориентироваться».
Так как индивидуальная мысль легко может приводить к опаснейшим заблуждениям и полному неверию, а полное неверие представлялось обоим самым
худшим из душевных состояний, — то всего осторожнее держаться той веры, в которой
человек родился.
Мечтая о начале божественного Сиона, явился он к
людям, и человечество представилось ему
худшею частью своею — Византиею.
И он в самом деле был «доволен», потому что, сидя три дня в карцере, он ожидал гораздо
худшего. Двести розог, по тогдашнему сильному времени, очень мало значили в сравнении с теми наказаниями, какие
люди переносили по приговорам военного суда; а такое именно наказание и досталось бы Постникову, если бы, к счастию его, не произошло всех тех смелых и тактических эволюции, о которых выше рассказано.
Если такой
человек начнет богатеть, то он заводит себе любовницу и попадает к ней, к этой любовнице, в еще
худшее рабство. Если он разбогатеет, то у него еще меньше свободы. И вот он начинает страдать и плакать. Когда же ему приходится особенно трудно, он вспоминает о прежнем своем рабстве и говорит...
Из суеверия о том, что одни
люди могут насилием устраивать жизнь других
людей, зародилось и утвердилось еще
худшее суеверие о том, что
людям нельзя жить без того, чтобы не устраивать у себя такую власть, которой надо во всем повиноваться.
И тут-то являются разные науки: государственная, финансовая, церковная, уголовная, полицейская, является наука политическая экономия, история и самая модная — социология, о том, по каким законам живут и должны жить
люди, и оказывается, что дурная жизнь
людей не от них, а оттого, что таковы законы, и что дело
людей не в том, чтобы перестать жить дурно и изменять свою жизнь от
худшего к лучшему, а только в том, чтобы, живя попрежнему, по своим слабостям думать, что всё худое происходит не от них самих, а от тех законов, какие нашли и высказали ученые.
Отречение от животного блага ради духовного есть последствие изменения сознания, то есть
человек, признававший себя прежде только животным, начинает признавать себя духовным существом. Если это изменение сознания совершилось, то то, что представлялось прежде лишением, страданием, представляется уже не лишением и страданием, а только естественным предпочтением лучшего
худшему.
11) И
худшие из всех грехов, грехи разъединения с
людьми: зависти, страха, осуждения, враждебности, гнева, вообще — недоброжелательства к
людям. Таковы грехи, препятствующие соединению любовью души человеческой с богом и другими существами.
В другом месте
люди не знают спокойствия, травят друг друга и жадно стремятся то к тому, то к другому: здесь нет ничего подобного, здесь мы стоим вне всего этого, мы узнали
худшее в жизни и нашли — мир.
Человек творит Бога по своему образу и подобию и вкладывает в Бога не только лучшее в своем образе, но и
худшее.
И
люди власти слишком часто бывали подбором
худших, а не лучших.
У белых Смидовичей: культурность и корректность, щепетильная честность, большая деликатность, — даже выражение у нас было: «чисто-белая деликатность!» С другой стороны, — отсутствие активности и инициативы, полное неверие в свои силы, ожидание от жизни всего самого
худшего, поэтому робость перед нею, тугость в сближении с
людьми, застенчивое стремление занять везде местечко подальше и поскромнее.
Вообще надо жалеть, что никто из знавших Аскоченского киевлян не напишет хорошей беспристрастной заметки о треволненной жизни и трудах этого
человека с замечательными способностями, из которых он сделал едва ли не самое
худшее употребление, какое только мог бы ему выбрать его злейший враг.
Всякий
человек знает, что в чувстве любви есть что-то особенное, способное разрешать все противоречия жизни и давать
человеку то полное благо, в стремлении к которому состоит его жизнь. «Но ведь это чувство, которое приходит только изредка, продолжается недолго, и последствием его бывают еще
худшие страдания», говорят
люди, не разумеющие жизни.
— Пользоваться вашими связями и, когда можно, помочь горюну… не мне, — оговорился он с усмешкой. — Я за себя клянчить не буду… Есть не мало
людей в миллион раз
худшем положении… Я совсем начистоту скажу… Мужу вашему перед вами совестно… Он не будет злобствовать, если вы, помимо его, облегчите участь икса или игрека… Ведь, если я не ошибаюсь, сестра ваша за господином Нитятко?
С течением времени этот взрыв страстей в Глебе Алексеевиче мог бы улечься: он рисковал в
худшем случае остаться старым холостяком, в лучшем — примириться на избранной подруге жизни, подходившей и к тому, и к другому его идеалу, то есть на средней женщине, красивой, с неизвестным темпераментом, какие встречаются во множестве и теперь, какие встречались и тогда. Он, быть мажет, нашел бы то будничное удовлетворение жизнью, которая на языке близоруких
людей называется счастьем. Но судьба решила иначе.
— Пусть так… Но все же
человек не должен желать казаться не тем, что он есть, а в особенности не должен отказываться от своей родины… Да и перенимать от других тоже надо с толком, что подходит. А то мы то перенимаем, что у этих французов самое
худшее: болтовню о пустяках, складное вранье да пляску — это сорочье прыганье… Да и все это почти мы берем с уличных французских франтов да со здешних французов… А они все пустомели, врали, глупцы…
— На его месте я лучше бы сам погиб, чем выдал бы
человека, которого взял под свое покровительство [Петр I доказал это, когда, в
худших его обстоятельствах при Пруте, Порта требовала от него выдачи Кантемира.].
Ведь всё это точно вчера написано против тех
людей, которые теперь уже не обходят моря и земли, клевеща на святой дух и приводя
людей к вере, делающей этих
людей худшими, но прямо насилием заставляют их принимать эту веру и преследуют и губят всех тех пророков и праведников, которые пытаются разрушить их обман.
Может быть, конечно, надо иначе жить и ходить перед богом, а не так, як ходил в своих красных чоботах поп Прокопий, но ведь все
люди живут не так, как следует; а только когда и Маркел внезапно окончился скорописною смертию, як раз над своею раскрытою кубышкою, где содерживал свои гроши, то вот тогда мы увидали еще
худшее, ибо ко гробу высокопроцентного Маркела попа наiхали студенты не токмо из бурсы, а даже академисты, и стали на дочку его, сиротиночку Домасю, или на Домну Маркеловну, такие несытые очи пущать и такие стрелы стрелять в нее через отцовский гроб, що даже посмущали всех своими холостыми зарядами.
Русские
люди так же начинают говорить шепотом, как в самые
худшие времена старого режима.
Однако, как говорится в писании: «Господь был со мною», ибо хотя я вступил в свою должность совсем к оной воспитанием не приуготовленный, но, желая предать себя на служение добрым
людям, которых обижают злодии, я скоро стал на своем месте так не
худший от прочих, що, ей-богу, просты
люди меня обожали и мною даже хвалились.
Происходит подбор
худших и извержение лучших
людей.
Если уже говорить про это безобразие, то можно говорить только одно: то, что закона такого не может быть, что никакие указы, зерцала, печати и высочайшие повеления не сделают закона из преступления, а что, напротив, облечение в законную форму такого преступления (как то, что взрослые
люди одного, только одного, лучшего сословия могут по воле другого,
худшего сословия — дворянского и чиновничьего — подвергаться неприличному, дикому, отвратительному наказанию) доказывает лучше всего, что там, где такое мнимое узаконение преступления возможно, не существует никаких законов, а только дикий произвол грубой власти.
Есть там
люди — тигры, но при всей их свирепости есть нечто
худшее:
люди — свиньи…
Таким раскрытием правды понятия читателей были бы направлены к тому, чтобы уважать лучшее, а не
худшее, — именно трудолюбие земледельцев, а не попрошайничество бродяг, которые указывали пример другим, как уклоняться от исполнения общественных обязанностей, взваливая их на скромных и трудолюбивых
людей, не освобождаемых от исполнения всех «положений закона гражданского». А такие
люди стоят самого теплого участия, которое просвещенная и честная печать должна и привлекать к ним.
Сделать это необходимо потому, что, не говоря уже о той выработанной историей и наукой и признанной всем миром истине, что религиозные гонения не только не достигают своей цели, но производят обратное действие, усиливая то, что они хотят уничтожить, не говоря и о том, что только вмешательство власти в дела веры производит вреднейший и потому
худший, так сильно обличаемый Христом порок лицемерия, не говоря уже об этом, вмешательство власти в дела веры препятствует достижению высшего блага как отдельного
человека, так и всех
людей — единения их между собою.