Ночь с ее голубым небом, с ее зорким сторожем — месяцем, бросавшим свет утешительный, но не предательский, с ее туманами, разлившимися в озера широкие, в которые погружались и в которых исчезали
целые колонны; усыпанные войском горы, выступавшие посреди этих волшебных вод, будто плывущие по ним транспортные, огромные суда; тайна, проводник — не робкий латыш, следующий под нагайкой татарина, — проводник смелый, вольный, окликающий по временам пустыню эту и очищающий дорогу возгласом: «С богом!» — все в этом ночном походе наполняло сердце русского воина удовольствием чудесности и жаром самонадеянности.
Неточные совпадения
Непосредственно за главным зданием, спускаясь по Нагорной улице, тянулся
целый ряд каменных пристроек, тоже украшенных
колоннами, лепными карнизами и арабесками.
Дом представлял из себя великолепную развалину: карнизы обвалились, крыша проржавела и отстала во многих местах от стропил
целыми полосами; массивные
колонны давно облупились, и сквозь отставшую штукатурку выглядывали обсыпавшиеся кирпичи; половина дома стояла незанятой и печально смотрела своими почерневшими окнами без рам и стекол.
Фасад с
колоннами и мезонином, ворота в форме триумфальной арки, великолепный подъезд, широкий двор и десятки ненужных пристроек, в числе которых были и оранжереи специально для ананасов, и конюшни на двадцать лошадей, и
целый ряд каких-то корпусов, значение которых теперь трудно было угадать.
Татьяна Борисовна
целовала племянника в лоб и распутывала узелок: свиток раскрывался и представлял любопытному взору зрителя круглый, бойко оттушеванный храм с
колоннами и алтарем посередине; на алтаре пылало сердце и лежал венок, а вверху, на извилистой бандероле, четкими буквами стояло: «Тетушке и благодетельнице Татьяне Борисовне Богдановой от почтительного и любящего племянника, в знак глубочайшей привязанности».
В Москве есть особая varietas [разновидность (лат.).] рода человеческого; мы говорим о тех полубогатых дворянских домах, которых обитатели совершенно сошли со сцены и скромно проживают
целыми поколениями по разным переулкам; однообразный порядок и какое-то затаенное озлобление против всего нового составляет главный характер обитателей этих домов, глубоко стоящих на дворе, с покривившимися
колоннами и нечистыми сенями; они воображают себя представителями нашего национального быта, потому что им «квас нужен, как воздух», потому что они в санях ездят, как в карете, берут за собой двух лакеев и
целый год живут на запасах, привозимых из Пензы и Симбирска.
На беду, колодцы были редки, и в большей части их было так мало воды, что голова нашей
колонны (шла
целая дивизия) вычерпывала всю воду, и нам, после страшной давки и толкотни у колодцев, доставалась только глинистая жидкость, скорее грязь, чем вода.
Только когда перед привалом
колонны начинают подтягиваться и перестраиваться для остановки, просыпаешься и с радостью думаешь о
целом часе отдыха, когда можно развьючиться, вскипятить воду в котелке и полежать на свободе, попивая горячий чай.
Пыль с каждой минутой становится гуще, она окутывает длинным желтым облаком всю
колонну, медленно, на протяжении
целой версты, извивающуюся вдоль дороги; она садится коричневым налетом на солдатские рубахи и на солдатские лица, на темном фоне которых особенно ярко, точно у негров, блестят белки и зубы.
В одном большом городе был ботанический сад, а в этом саду — огромная оранжерея из железа и стекла. Она была очень красива: стройные витые
колонны поддерживали все здание; на них опирались легкие узорчатые арки, переплетенные между собою
целой паутиной железных рам, в которые были вставлены стекла. Особенно хороша была оранжерея, когда солнце заходило и освещало ее красным светом. Тогда она вся горела, красные отблески играли и переливались, точно в огромном, мелко отшлифованном драгоценном камне.
Но как бы там ни было, плотное слитие обеих сторон в объятиях,
поцелуях, слезах показали начальству, что «оправданные» не презирали осужденных, и… начальство этим, кажется, было тронуто. Нам довольно долго не мешали изливать на прощании свои чувства, и когда, наконец, настало время это прекратить, «оправданным» опять скомандовали выстроиться во фронт, а нас, осужденных, построили
колонною и скомандовали нам марш за двери.
Зазвонили. Палтусов поднял голову и поглядел вверх, на колокольню. Чего же стоит забраться вон туда, откуда идет звон. Дверь теперь отперта… Звонарь не доглядит. Дать ему рубль. А потом легонько подойти к перилам. Один скачок… и кончено!.. В Лондоне бросаются же каждый год с
колонн на Трафальгар-сквере, и с колокольни св. Павла
целыми дюжинами бросаются…
В голове его действительно не очень еще сильно шумело, хотя за обедом он пил брудершафт с
целым десятком не известных ему юношей. Один отвел его в угол, за
колонну, — обедали в новой белой зале, — и спросил его...
Свет терялся в пыльной мгле между толстыми
колоннами; с хор виднелись ряды голов в два яруса, открывались шеи, рукава, иногда
целый бюст…
Последнее, не достигнув еще полудня,
целым снопом блестящих лучей вырвалось в зеркальные окна Зимнего дворца и освещало ряд великолепных комнат, выходивших на площадь, среди которой не возвышалась еще, как ныне, грандиозная
колонна, так как тот, о которым напоминает она всем истинно русским людям, наполняя их сердца благоговением, был жив и царствовал на радость своим подданным и на удивление и поклонение освобожденной им Европы.
Все стены расписаны фресками, в огромных передних со сводами и
колоннами помещаются
целые музеи античных вещей помпейских раскопок, а также местных неаполитанских произведений. На лестницах выставлены разные вазы и статуи местных скульпторов, коридоры всех этажей представляют собой картинные галереи, а сами художники положительно не дают вам прохода, указывая и восхваляя свои произведения, и предлагают купить их.
Некоторые
колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство)
колонны шли
целую ночь и очевидно зашли не туда, куда им надо было.
Одно только, чтò еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой
цели Денисову нужно было взять языка (т. е. человека из неприятельской
колонны).
Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою
колонну нерасстроенною и
целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля.