Неточные совпадения
Но мы стали говорить довольно громко, позабыв, что герой наш, спавший во все время рассказа его повести, уже проснулся и легко может услышать так часто повторяемую свою фамилию. Он же человек обидчивый и недоволен, если о нем изъясняются неуважительно. Читателю сполагоря, рассердится ли на него Чичиков или нет, но что до
автора, то он ни в каком случае не должен ссориться с своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие
части впереди — это не безделица.
Вы посмеетесь даже от души над Чичиковым, может быть, даже похвалите
автора, скажете: «Однако ж кое-что он ловко подметил, должен быть веселого нрава человек!» И после таких слов с удвоившеюся гордостию обратитесь к себе, самодовольная улыбка покажется на лице вашем, и вы прибавите: «А ведь должно согласиться, престранные и пресмешные бывают люди в некоторых провинциях, да и подлецы притом немалые!» А кто из вас, полный христианского смиренья, не гласно, а в тишине, один, в минуты уединенных бесед с самим собой, углубит во внутрь собственной души сей тяжелый запрос: «А нет ли и во мне какой-нибудь
части Чичикова?» Да, как бы не так!
Долго оторванная от народа
часть России прострадала молча, под самым прозаическим, бездарным, ничего не дающим в замену игом. Каждый чувствовал гнет, у каждого было что-то на сердце, и все-таки все молчали; наконец пришел человек, который по-своему сказал что. Он сказал только про боль, светлого ничего нет в его словах, да нет ничего и во взгляде. «Письмо» Чаадаева — безжалостный крик боли и упрека петровской России, она имела право на него: разве эта среда жалела, щадила
автора или кого-нибудь?
Предполагают, что когда-то родиной гиляков был один только Сахалин и что только впоследствии они перешли оттуда на близлежащую
часть материка, теснимые с юга айнами, которые двигались из Японии, в свою очередь теснимые японцами.] селения старые, и те их названия, какие упоминаются у старых
авторов, сохранились и по сие время, но жизнь все-таки нельзя назвать вполне оседлой, так как гиляки не чувствуют привязанности к месту своего рождения и вообще к определенному месту, часто оставляют свои юрты и уходят на промыслы, кочуя вместе с семьями и собаками по Северному Сахалину.
Я, конечно, его не читал и в данном случае пользуюсь цитатами Л. И. Шренка,
автора книги «Об инородцах Амурского края».] слышал в 1808 г. на Сахалине, что по западную сторону острова часто появлялись русские суда и что русские в конце концов своими разбойничествами заставили туземцев одну их
часть изгнать, другую перебить.
После двухлетнего пребывания на острове теперешний инспектор представил отчет; это небольшая кабинетная работа, в которой личные наблюдения
автора отсутствуют и выводы его не отличаются определенностью, но зато в отчете излагаются вкратце сведения по метеорологии и флоре, дающие довольно ясное представление об естественных условиях населенной
части острова.
(Прим.
автора.)] которые год-другой заплатят деньги, а там и платить перестанут, да и останутся даром жить на их землях, как настоящие хозяева, а там и согнать их не смеешь и надо с ними судиться; за такими речами (сбывшимися с поразительной точностью) последует обязательное предложение избавить добрых башкирцев от некоторой
части обременяющих их земель… и за самую ничтожную сумму покупаются целые области, и заключают договор судебным порядком, в котором, разумеется, нет и быть не может количества земли: ибо кто же ее мерил?
Особенно памятны мне стихи одного путешественника, графа Мантейфеля, который прислал их Софье Николавне при самом почтительном письме на французском языке, с приложением экземпляра огромного сочинения в пяти томах in quarto [In quarto — латинское «in» значит «в», a «quarlus» «четвертый», инкварто — размер книги, ее формат в четвертую
часть бумажного листа.] доктора Бухана, [Бухан Вильям (1721–1805) — английский врач,
автор популярной в то время книги «Полный и всеобщий домашний лечебник…» На русский язык переведена в 1710–1712 гг.] только что переведенного с английского на русский язык и бывшего тогда знаменитою новостью в медицине.
Неужели Пепко прав, уверяя, что наши лучшие намерения никогда не осуществляются и каждый
автор должен умереть, не исполнив того, что он считает лучшей
частью самого себя?
Затем сравнительный порядок, в котором расположены эти отдельные
части у каждого
автора, — одним словом, решительно все.
— Что ж, можно, с нашим великим удовольствием, только бы вот молодцы-то, — промолвил Ермил, прищуривая стеклянные глаза на Гришку и Захара, — было бы, значит, из чего хлопотать… Станете «обмывать копыта» [Всевозможные торговые сделки скрепляются в простонародье вином или чаем, —
чаще, однако ж, вином. Когда дело идет о продаже скота, слово «магарыч» заменяется выражением: «обмывать копыта». (Прим.
автора.)], меня позовите…
Гораздо
чаще другой случай — что критик действительно не поймет разбираемого
автора и выведет из его сочинения то, чего совсем и не следует.
В этом романе, как читатель мог легко видеть, судя по первой
части, все будут люди очень маленькие — до такой степени маленькие, что
автор считает своей обязанностью еще раз предупредить об этом читателя загодя.
(Прим.
автора.)], посреди светлой комнаты, украшенной необходимыми для каждого зажиточного крестьянина старинными стенными часами, широкою резною кроватью и огромным сундуком из орехового дерева, сидели за налощенным дубовым столом, составляющим также
часть наследственной мебели, артиллерийской поручик Ленской, приехавший навестить его уланской ротмистр Сборской и старый наш знакомец, командир пехотной роты, капитан Зарядьев.
Но зачем же
автор избрал такой общий, такой обширный вопрос, как эстетические отношения искусства к действительности, предметом своего исследования? Почему не избрал он какого-нибудь специального вопроса, как это большею
частью ныне делается?
В доказательство напомним о бесчисленном количестве произведений, в которых главное действующее лицо — более или менее верный портрет самого
автора (например, Фауст, Дон-Карлос и маркиз Поза, герои Байрона, герои и героини Жоржа Санда, Ленский, Онегин, Печорин); напомним еще об очень
частых обвинениях против романистов, что они «в своих романах выставляют портреты своих знакомых»; эти обвинения обыкновенно отвергаются с насмешкою и негодованием; «о они большею
частью бывают только утрированы и несправедливо выражаемы, а не по сущности своей несправедливы.
Особенно досталось двум
авторам; Любослову, который поместил в «Собеседник» свою критику и на первую
часть его, мелочную, правда, но большею частию справедливую, и потом «Начертание о российском языке», и еще
автору одного письма к сочинителю «Былей и небылиц», приложившему при этом письме и свое предисловие к «Истории Петра Великого».
Поражения, претерпенные от половцев, оправдываются большею
частью тем, что мы не могли противиться превосходному множеству. Рассказывая о вероломном убийстве Китана и Итларя половецких (1095),
автор говорит о том, что Владимир Мономах сначала противился этому, но не упоминает ничего о том, что он наконец на это согласился. О походе 1095 года, когда Святополк купил мир у половцев, сказано в «Записках», что Святополк пошел на них с войском, а они, «уведав о приходе великого князя, не мешкав, ушли».
Умеет
автор читать летописи! Там сказано: «месяца себтября в 2, а в неделю 15, в лето создания мира 6420». Стр. 55. «Большая
часть этих законов (изложенных в договоре Олега) имела силу в Новгороде еще до пришествия норманцев, и по ним-то хотели управляться новгородцы, призывая к себе князей на княжение».
Искренно признаемся, что большая
часть наших замечаний маловажны; это послужит доказательством
автору внимания, с которым мы читали его сочинение, и желания видеть труд его в совершеннейшем виде.
В тот самый период времени Роберт Овэн написал и издал первую из семи
частей «Книги нового нравственного мира», долженствующей заключать в себе изложение науки о природе человека. Такой книги доселе недоставало человечеству, и
автор будет ее защищать против всех, которые сочтут своим долгом или найдут выгодным нападать на нее.
«Искуситель» убедительно подтверждает мои слова: как только Александр Михайлович в конце третьей
части, после всех заблуждений и самых затруднительных обстоятельств, из которых выпутывается неправдоподобным и непонятным образом, садится в коляску и возвращается домой, в деревню, в простой, русский быт — все переменяется, и рассказ
автора получает живость, истинность и занимательность.
В 1816 году 21 мая он вышел из Горного департамента и женился в Петербурге, а в 1817 году определен в Дирекцию императорских театров помощником члена репертуарной
части; в этом же году была представлена и напечатана новая комедия Загоскина в 5-ти действиях «Господин Богатонов [Богатонов — персонаж комедии М. Н. Загоскина «Господин Богатонов, или Провинциал в столице» (СПБ. 1817).], или Провинциал в столице», посвященная князю Ивану Михайловичу Долгорукому, которому
автор комедии был всегда сердечно предан.
Суд образованной публики и суд литературный признали «Искусителя» самым слабым сочинением Загоскина, с чем
автор сам соглашался и что будет весьма справедливо, если, произнося такой приговор, иметь в виду только две последние
части этого произведения; первая
часть ярко от них отличается.
Чутье настоящей минуты и на этот раз не обмануло
автора. Сознавши, что прежние герои уже сделали свое дело и не могут возбуждать прежней симпатии в лучшей
части нашего общества, он решился оставить их и, уловивши в нескольких отрывочных проявлениях веяние новых требований жизни, попробовал стать на дорогу, по которой совершается передовое движение настоящего времени…
Совсем не такие отношения
автора к сюжету видим мы в новой повести г. Тургенева, как и в большей
части его повестей.
В книжке Марка Вовчка шесть рассказов, и каждый из них представляет нам женские типы из простонародья. Рядом с женскими лицами рисуются, большею
частью несколько в тени, мужские личности. Это обстоятельство ближайшим образом объясняется, конечно, тем, что
автор рассказов Марка Вовчка — женщина. Но мы увидим, что выбор женских лиц для этих рассказов оправдывается и самою сущностью дела. Возьмем прежде всего рассказ «Маша», в котором это выказывается с особенной ясностью.
«Каждый человек должен быть человеком и относиться к другим, как человек к человеку», — вот идеал, сложившийся в душе
автора помимо всяких условных и парциальных воззрений, по-видимому, даже помимо его собственной воли и сознания, как-то a priori, как что-то составляющее
часть его собственной натуры.
Так точно для нас показались особенно интересными те
части воспоминаний, в которых рисуется деревенская жизнь наших старинных помещиков, и мы весьма благодарны
автору, что он не скрывал и не сокращал ничего в тех фактах, которые сохранились в его памяти.
Впрочем, один особенный случай, рассказанный
автором, показывает, что жизнь большей
части уфимских жителей ограничивалась тогда скорее кругом личных интересов, нежели сочувствием к явлениям, важным в общественном смысле.
В связи с общим замыслом чисто исследовательская
часть в изложении сведена к минимуму:
автор сознательно отказывается от стремления к исчерпывающей полноте библиографического и ученого аппарата.
В состав экспедиционного отряда вошли следующие лица: начальник экспедиции,
автор настоящей книги, В. К. Арсеньев, и его сотрудники: помощник по хозяйственной и организационной
части Т. А. Николаев, известный флорист Н. А. Десулави, естественник-геолог С. Ф. Гусев и большой знаток охотничьего дела, сотрудник журнала «Наша охота» И. А. Дзюль.
Оставить без протеста такую выходку я, хоть и начинающий
автор, не счел себя вправе во имя достоинства писателя, тем больше что накануне, зная самойловские замашки по
части купюр, говорил бенефицианту, что я готов сделать всякие сокращения в главной роли, но прошу только показать мне эти места, чтобы сделать такие выкидки более литературно.
Молодой
автор не догадался условиться с этим вторым бенефициантом насчет гонорара и ничего не получил с Шуйского; а дирекция платила тогда только за казенные спектакли; да и та благостыня была весьма скудная сравнительно с тем, что получают
авторы теперь. Тогда нам отчисляли пятнадцатую
часть двух третей сбора, что не составляло и при полном сборе более пятидесяти — шестидесяти рублей в вечер.
Жаловаться, затевать историю я не стал, и труд мой, доведенный мною почти до конца второй
части — так и погиб"во цвете лет", в таком же возрасте, в каком находился и сам
автор. Мне тогда было не больше двадцати двух лет.
В чем же дело? До сих пор не могу понять, как это случилось, — но всю первую
часть книги я принял за… предисловие. А это я уже и тогда знал, что предисловия
авторы пишут для собственного удовольствия, и читатель вовсе их не обязан читать. И начал я, значит, прямо со второй
части…
Автор изобличает этот сюблимизм и вторую
часть своей книги посвящает исключительно социальному вопросу об искоренении этого зла и организации труда.
Таким из всех был Алексей Григорьевич Разумовский. Искренно благочестивый, он, как малоросс, принадлежал к партии
автора «Камня Веры», сторонники которой были по большей
части украинцы и белорусы. Призренный в младенчестве духовенством, возросший под крылом его в рядах придворных певчих, он взирал на него с чувством самой искренней и глубокой благодарности и был предан всем своим честным и любящим сердцем. Власть гражданская сошлась с властью духовною.
Обаяние его между сотрудниками было, впрочем, с его стороны совершенно заслуженное. Сказать иное — значит сказать неправду, что не входит в задачу
автора. Его цель — снять фотографию с
части современного общества. Портрет должен быть прежде всего верен оригиналу. Понравится ли отделка — это дело читателей.