Неточные совпадения
[Текст начинается с новой страницы, начало фразы в
рукописи отсутствует.] — …хлебом в местах, где голод; я эту
часть получше знаю чиновников: рассмотрю самолично, что кому нужно.
У меня здесь
часть Паскаля, доставшаяся на мою долю переписать, —
рукописи с нашими помарками никто, кроме нас, не поймет.
Я вспомнил все, что было в этой комнате полчаса назад, и мне было ясно, что она сейчас — Все мое существо билось и пульсировало в той (к счастью, непрозрачной)
части тела, какою я прикрыл
рукопись.
Наконец, грустно за самое дело, в котором, что бы ни говорили, ничего нейдет к лучшему и, чтобы поправить машину, нечего из этого старья вынимать по одному винтику, а сразу надобно все сломать и все
части поставить новые, а пока этого нет и просвету еще ни к чему порядочному не предвидится: какая была мерзость, такая есть и будет» (стр. 166 об.
рукописи).
Сей исторический отрывок составлял
часть труда, мною оставленного. В нем собрано все, что было обнародовано правительством касательно Пугачева, и то, что показалось мне достоверным в иностранных писателях, говоривших о нем. Также имел я случай пользоваться некоторыми
рукописями, преданиями и свидетельством живых.
Чтобы успокоить себя до некоторой степени, я закончил вторую
часть романа и в этом виде снес
рукопись в редакцию одного «толстого» журнала.
Часть ее книг была переписана пером в толстые тетради, — таковы были «Исторические письма» Лаврова, «Что делать?» Чернышевского, некоторые статьи Писарева, «Царь-Голод», «Хитрая механика», — все эти
рукописи были очень зачитаны, измяты.
Посвящая всякий день шесть часов присутствию в комитете, где, в свободное от просителей время, я читал на просторе
рукописи спокойнее, чем дома, я уже не мог уделять столько времени на приятельские беседы и
частые посещения театра, как прежде.
По большей
части случалось так, что Шаховской начинал читать свою пиесу, чтоб «дать тон», как он говорил, и потом передавал ее Кокошкину или мне; разумеется, это делалось только в таком случае, если
рукопись была начисто переписана; но в настоящую минуту он притащил кучу листов такого маранья, что мы заранее пришли в ужас: очевидно, что читать должен он был сам.
И ничего не вышло из этих споров, исследований и открытий: г. Анненков взял просто
рукописи Пушкина да с них и печатал большую
часть его стихотворений; библиографические справки также наведены им, кажется, почти совершенно независимо от указаний прежних библиографов.
Листы ее были залиты кофе и
частью закапаны салом, но
рукопись эта напомнила Ардальону то крутое время, когда откупщик Верхохлебов, после самоличной ревизии, прогнал вдруг его с очень вкусной и питательной должности.
Фигурировал он в этой
рукописи своей собственной персоной, купно с сожительницей законной и незаконной, со чады и домочадцы, и со всеми делами и помышлениями своими, со всем домашним обиходом, и явными, и тайными грехами и провинностями, по
части откупных и иных не совсем-то светлых операций, которые сильно попахивали уголовщиной.
Через год после продажи перевода"Химии"Лемана я задумал обширное руководство по животно-физиологической химии — в трех
частях, и первую
часть вполне обработал и хотел найти издателя в Москве. Поручил я первые"ходы"3-чу, который отнес
рукопись к знаменитому доктору Кетчеру, экс-другу Герцена и переводчику Шекспира. Он в то время заведовал только что народившимся книгоиздательством фирмы"Солдатенков и Щепкин".
Наконец, не в виде запоздалого самооправдания, а как положительный факт, прибавлю здесь, что с тех пор как я устранился от заведования журналом, я сам не просматривал
рукописи последней
части"Некуда"и даже не читал корректуры.
Придя к этому решению, он взял конверт и оба экземпляра
рукописи, изорвал их на мелкие
части, бросил в камин и зажег.
Между тем некоторые сочинения по
части раскола, явившиеся в последнее время (с 1857 г.),
частью в журналах,
частью отдельными книгами, доказали, что русская публика жаждет уяснения этого предмета, горячо желает, чтобы путем всепросвещающего анализа разъяснили ей наконец загадочное явление, отражающееся на десятке миллионов русских людей и не на одной сотне тысяч народа в Пруссии, Австрии, Дунайских княжествах, Турции, Малой Азии, Египте и, может быть, даже Японии [«Путешественник в Опоньское царство», о раскольнической
рукописи первых годов XVIII столетия.].