Неточные совпадения
В день объявления
войны Японии Самгин был в Петербурге, сидел в ресторане на Невском, удивленно и чуть-чуть злорадно воскрешая в памяти встречу с Лидией.
Час тому назад он столкнулся с нею лицом к лицу, она выскочила из двери аптеки прямо на него.
С
часу на
час ждали парохода с ост-индской почтой; и если б она пришла с известием о
войне, нашу шкуну могли бы захватить английские военные суда.
И в этот грозный
час нашей истории мы пытаемся противопоставить русский дух германской машине, хотим понять эту
войну, как борьбу духа с машиной.
Этот Пищиков засек нагайкой свою жену, интеллигентную женщину, беременную на девятом месяце, и истязание продолжалось шесть
часов; сделал он это из ревности к добрачной жизни жены: во время последней
войны она была увлечена пленным турком.
a la guerre comme a la guerre! [на
войне как на
войне! (франц.)] — приходится урвать час-другой от сна, чтоб не огорчить друзей.
Когда же он очутился один, с изжогой и запыленным лицом, на 5-й станции, на которой он встретился с курьером из Севастополя, рассказавшим ему про ужасы
войны, и прождал 12
часов лошадей, — он уже совершенно раскаивался в своем легкомыслии, с смутным ужасом думал о предстоящем и ехал бессознательно вперед, как на жертву.
«Можно по крайней мере предположить уменьшение огромных расходов, которые нужны при теперешнем военном устройстве, имеющем целью возможность в 24
часа захватить владения противника и дать решительное сражение через неделю после объявления
войны!»
Война была в разгаре. На фронт требовались все новые и новые силы, было вывешено объявление о новом наборе и принятии в Думе добровольцев. Об этом Фофанов прочел в газете, и это было темой разговора за завтраком, который мы кончили в два
часа, и я оттуда отправился прямо в театр, где была объявлена считка новой пьесы для бенефиса Большакова. Это была суббота 16 июля. Только что вышел, встречаю Инсарского в очень веселом настроении: подвыпил у кого-то у знакомых и торопился на считку.
Я в 6
часов уходил в театр, а если не занят, то к Фофановым, где очень радовался за меня старый морской волк, радовался, что я иду на
войну, делал мне разные поучения, которые в дальнейшем не прошли бесследно. До слез печалились Гаевская со своей доброй мамой. В труппе после рассказов Далматова и других, видевших меня обучающим солдат, на меня смотрели, как на героя, поили, угощали и платили жалованье. Я играл раза три в неделю.
В
часы,
Свободные от подвигов духовных,
Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса,
Пророчества и знаменья небесны —
А мне пора, пора уж отдохнуть
И погасить лампаду…
Смотрел по целым он
часам,
Как иногда черкес проворный,
Широкой степью, по горам,
В косматой шапке, в бурке черной,
К луке склонясь, на стремена
Ногою стройной опираясь,
Летал по воле скакуна,
К
войне заране приучаясь.
Тревожила мысль о хладнокровном поручике, он не похож на соломинку, он обозлился и, вероятно, будет делать пакости. Но поручика должны отправить на
войну. И даже о Носкове Якову Артамонову думалось спокойнее, хотя он, подозрительно оглядываясь, чутко прислушивался и сжимал в кармане ручку револьвера, — чаще всего Носков ловил Якова именно в эти
часы.
Так как я приехал с целью поступить в какой-нибудь полк и побывать на
войне, то седьмого мая, в четыре
часа утра, я уже стоял на улице в серых рядах, выстроившихся перед квартирой полковника 222-го Старобельского пехотного полка.
По широкому Донаю и по бесчисленным его протокам шла канонерка узлов по шести в
час. Командир ее, лейтенант, милый и любезный моряк, совсем непохожий по своим взглядам на пехотных офицеров, не без горького чувства рассказывал Ашанину о том, как жестоко велась
война против анамитов, и не удивлялся, что теперь, после мира, снова приходится «умиротворять» страну.
Шведский король Густав III, нарушив конституцию, сделался в 1772 году самовластным государем и горел нетерпением загладить полтавское поражение Карла XII. Он грозил России
войной, и с
часу на
час ожидали, что последует разрыв и шведские войска явятся в Финляндии.
A восток побелел еще заметнее… Через несколько
часов должен был наступит рассвет нового утра и вместе с ним новый день с его новыми случайностями, с его радостями и печалями, так неизбежно чередующимися на
войне.
И в долгие
часы уединения, особенно здесь, в последней аллее институтского сада, на своем любимом месте, вдали от тех, от кого так ревниво прячет она свою тайну, как прячет и бесценный знак отличия y себя на груди, Милица, содрогаясь, припоминает все подробности пережитых ей ужасов на
войне…
И как раз это было то время, когда жена стала часто отлучаться и возвращалась домой в четыре и пять
часов утра, и всё просила у него заграничного паспорта, а он отказывал ей, и у них в доме по целым дням происходила такая
война, что от прислуги было совестно.
И губернатор рассказал, как во время последней русско-турецкой
войны, в одну морозную ночь отряд, в котором он находился, стоял неподвижно тринадцать
часов в снегу под пронзительным ветром; из страха быть замеченным, отряд не разводил огня, молчал, не двигался; запрещено было курить…
Он почувствовал, что его
час настал, настал благодаря
войне, перешедшей в разложение старого строя.
Дюмон пропел очень искусно и приятно романс, в котором описывалась нежная любовь пажа короля Рене к знатной, прекрасной девице, — пажа милого, умного, стихотворца и музыканта, которого в
час гибели его отечества возлюбленная его одушевила словом любви и послала сама на
войну. Паж возвратился к ней победителем для того только, чтобы услышать от нее другое слово любви и — умереть.
2 июля утром в десятом
часу около кумирни бога
войны, где помещается редакция «Вестника Маньчжурской Армии» и живут корреспонденты русских и иностранных газет, в числе которых и я, вдруг раздаются выстрелы.
Как это случилось, не могу взять в толк и до сих пор, но вчера я примкнул к манифестантам, носившим по поводу
войны с Турцией флаги и портрет, и
часа три шатался с ними по всем улицам, пел, кричал «ура» и вообще отличался.
— Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, — повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. — Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения
войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его
час настал. Это я вам говорю.
То, что называется русской «революцией» и что сейчас завершается, имеет один постыдный и горестный для нас смысл: русский народ не выдержал великого испытания
войны, в страшный
час мировой борьбы он ослабел и начал разлагаться.
Нечего греха таить: как я ни миролюбив, а все-таки приятно и самому поздравлять и принимать поздравления. Если уж воевать, так лучше бить, нежели самому быть биту. Но как разгорается
война, как быстры ее огнедышащие шаги! Мне это напоминает один пожар, который я видел в детстве, живя в большом селе: только что загорелся один дом, а через
час все уже соломенные крыши полыхают, конца-краю нет огненному морю.
Наполеон же после своего долгого опыта
войны знал хорошо, — чтò значило, в продолжение 8-ми
часов, после всех употребленных усилий, невыигранное атакующим сражение.
Плохо, плохо! Да и жизнь дорожает с каждым
часом, про извозчика и театр уже и не помышляем, да и с трамваем приходится осторожничать, больше уповая на собственные ноги; теперь уж не для притворства беру на дом дополнительную работу, спасибо, что еще есть такая. Пришлось и пианино отдать. А проклятая
война как будто только еще начинается, только еще во вкус входит, и что там происходит, что делается с людьми, нельзя представить без ужаса.
Докладает тем
часом седому королю любимый его адъютант: так-то и так, Ваше Величество, солдатишка такой есть у нас завалящий в швальне, солдатские фуражки шьет. Молоканского толку, не пьет, не курит, от говяжьей порции отказывается. Добивается он тайный доклад Вашему Величеству сделать, как
войну бескровно-безденежно провести. Никому секрета не открывает. Как, мол, прикажете?