Неточные совпадения
В 11
часов утра мы распрощались с Арму и круто повернули к востоку. Здесь был такой же пологий
подъем, как и против реки Такунчи. Совершенно незаметно мы поднялись на Сихотэ-Алинь и подошли к восточному его обрыву. В это время туман рассеялся, и мы могли ориентироваться.
Подкрепив силы чаем с хлебом,
часов в 11 утра мы пошли вверх по реке Сальной. По этой речке можно дойти до хребта Сихотэ-Алинь. Здесь он ближе всего подходит к морю. Со стороны Арзамасовки
подъем на него крутой, а с западной стороны — пологий. Весь хребет покрыт густым смешанным лесом. Перевал будет на реке Ли-Фудзин, по которой мы вышли с реки Улахе к заливу Ольги.
Через
час мы достигли гребня. Здесь
подъем сразу сделался крутым, но не надолго.
Отсюда начинался
подъем на хребет. Я взял направление по отрогу, покрытому осыпями. Интересно наблюдать, как приспособляются деревья, растущие на камнях. Кажется, будто они сознательно ищут землю и посылают к ней корни по кратчайшему направлению. Через
час мы вступили в область произрастания мхов и лишайников.
Отдохнув здесь немного, мы пошли снова к Сихотэ-Алиню. По мере приближения к гребню
подъем становился более пологим. Около
часа мы шли как бы по плоскогорью. Вдруг около тропы я увидел кумирню. Это служило показателем того, что мы достигли перевала. Высота его равнялась 1190 м. Я назвал его Рудным. Отсюда начался крутой ступенчатый спуск к реке Тютихе.
На следующий день, 16 июня, мы снялись с бивака в 5
часов утра и сразу стали подыматься на Сихотэ-Алинь.
Подъем был медленный и постепенный. Наш проводник по возможности держал прямое направление, но там, где было круто, он шел зигзагами.
Перевоз через реку Белую на дрянном пароме, задержавший путешественников с лишком
час,
подъем на крутую гору, также очень медленный, — всё это вместе взволновало нервы Софьи Николавны, раздражило ее нетерпеливую природу, и она, приехав, наконец, домой с лихорадочным волнением подбежала к спальне своего отца и тихо отворила дверь…
Звонят и поют куранты — долго, мучительно. Точно на высокую гору ползут к полуночи усталые
часы, и все труднее и тяжелее
подъем. Обрываются, скользят, летят со стоном вниз — и вновь мучительно ползут к своей черной вершине.
И потому, когда пришел
час к отъезду купцов восвояси, Фотей очутился на передке рядом с кучером, и скинуть его было невозможно до лежавшего на их пути села Крутого. Здесь был в то время очень опасный спуск с одной горы и тяжелый
подъем на другую, и потому случались разные происшествия с путниками: падали лошади, переворачивались экипажи и прочее в этом роде. Село Крутое непременно надо было проследовать засветло, иначе надо заночевать, а в сумерки никто не рисковал спускаться.
И все лица словно просветлели. И когда в восемь
часов утра вышел к
подъему флага капитан, все с каким-то безмолвным почтением взглядывали на него, словно бы понимая, что он — победитель вчерашнего жестокого шторма.
К восьми
часам утра, то есть к
подъему флага и гюйса [Гюйс — носовой флаг [на военных кораблях поднимается во время стоянки на якоре]. — Ред.], все — и офицеры, и команда в чистых синих рубахах — были наверху. Караул с ружьями выстроился на шканцах [Шканцы — часть палубы между грот-мачтой и ютом.] с левой стороны. Вахтенный начальник, старший офицер и только что вышедший из своей каюты капитан стояли на мостике, а остальные офицеры выстроились на шканцах.
В другое время, заключенный в отдельное свое существование, он мог только противопоставлять себя этой силе, робко поклоняясь ей; но в эти
часы высшего
подъема пламенное переполнение духа разбивало все грани и вело к целостному единению с этою силою; здесь собственная жизнь человека терялась на мгновение в жизни божества».
Воспользовавшись дневкой, я на другой день решил отправиться на экскурсию. Сопровождать меня вызвался Чжан-Бао. Мы хотели встать пораньше, но оба проспали.
Часов в девять утра, после утреннего завтрака, мы взяли ружья и направились на соседнюю сопку.
Подъем на нее не был затруднителен, и минут через сорок пять мы были на ее вершине.