Бедный ребенок-сиротка, выросший в чужом, негостеприимном доме, потом бедная девушка, потом бедная дева и, наконец, бедная перезрелая дева, Татьяна Ивановна, во всю свою бедную жизнь испила полную до краев
чашу горя, сиротства, унижений, попреков и вполне изведала всю горечь чужого хлеба.
Неточные совпадения
К полудню мы поднялись на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то
горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной
чаши, а долина — глубокой ямой, дно которой терялось в тумане.
Помнишь ли, мой брат по
чаше.
Как в отрадной тишине
Мы топили
горе наше
В чистом пенистом вине?
Явилась семья друзей, и с ними неизбежная
чаша. Друзья созерцали лики свои в пенистой влаге, потом в лакированных сапогах. «Прочь
горе, — восклицали они, ликуя, — прочь заботы! Истратим, уничтожим, испепелим, выпьем жизнь и молодость! Ура!» Стаканы и бутылки с треском летели на пол.
На крышке гроба, в ногах оного, лежал знак великого мастера, а на черном пьедестале
горел с благовонным курением спирт; в голове гроба на крышке лежал венок из цветов, и тут же около стояла
чаша с солью.
Погода стояла прелестная; все кругом — зеленые деревья, светлые дома уютного города, волнистые
горы, все празднично, полною
чашей раскинулось под лучами благосклонного солнца; все улыбалось как-то слепо, доверчиво и мило, и та же неопределенная, но хорошая улыбка бродила на человечьих лицах, старых и молодых, безобразных и красивых.
Когда же с мирною семьей
Черкес в отеческом жилище
Сидит ненастною порой,
И тлеют угли в пепелище;
И, спрянув с верного коня,
В
горах пустынных запоздалый,
К нему войдет пришлец усталый
И робко сядет у огня:
Тогда хозяин благосклонный
С приветом, ласково, встает
И гостю в
чаше благовонной
Чихирь отрадный подает.
Под влажной буркой, в сакле дымной,
Вкушает путник мирный сон,
И утром оставляет он
Ночлега кров гостеприимный.
Я оставила ваш дом, я не хотела влить капли
горя и неприятности в
чашу ваших радостей и с этой минуты поклялась бегать счастливых людей.
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой…
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за
чашей проведёт,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без
горя и забот.
Да, пока играет в
чаше Всемогущее вино,
Горе в Лету снесено,
В Лете тонет
горе наше!
Лишь сверкнет в застольной
чашеБлагодатное вино,
В Лету рухнет
горе наше
И пойдет, как ключ, на дно.
Было, матушка, время, и нас из хороших людей не выкидывали, и мы живали в достатке, и у нас дом полная
чаша был, да вот Господь
горем посетил.
Небольшой ручеек, бегущий с
гор из-под леса по ржавым потовинам, здесь перехвачен плотинкой и образует чистый, блестящий прудок, в котором вода тиха как в
чаше; на этом пруде стоит однопоставная меленка с маленькою толчеей для льна.
Тяжела, видно, свекрова рука пришлась!.. Зачахла. Месяцев через восемь померла. Ха-ха-ха!.. Слава богу, думаю, теперь у Митьки руки развязаны, поревет-поревет, да и справится… Быль молодцу не укора, будет опять человек… Да беда не живет одна: ты от
горя, оно тебе встречу; придет
чаша горькая — пей до дна…