Неточные совпадения
На Царицынской станции
поезд был встречен стройным хором молодых
людей, певших: «Славься». Опять добровольцы кланялись и высовывались, но Сергей Иванович не обращал на них внимания; он столько имел дел с добровольцами, что уже знал их общий тип, и это не интересовало его. Катавасов же, за своими учеными занятиями не имевший случая наблюдать добровольцев, очень интересовался ими и расспрашивал про них Сергея Ивановича.
Девушка взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский взял под руку мать; но когда они уже выходили из вагона, вдруг несколько
человек с испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции в своей необыкновенного цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от
поезда бежал назад.
Она смотрела мимо дамы в окно на точно как будто катившихся назад
людей, провожавших
поезд и стоявших на платформе.
И вдруг, вспомнив о раздавленном
человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что̀ ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего
поезда. Она смотрела на низ вагонов, на винты и цепи и на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее.
Его очень развлекла эта тройка. Он решил провести вечер в театре, —
поезд отходил около полуночи. Но вдруг к нему наклонилось косоглазое лицо Лютова, — меньше всего Самгин хотел бы видеть этого
человека. А Лютов уже трещал...
— Надо вставать, а то не поспеете к
поезду, — предупредил он. — А то — может, поживете еще денечек с нами? Очень вы
человек — по душе нам! На ужин мы бы собрали кое-кого,
человек пяток-десяток, для разговора, ась?
Да,
поезд шел почти с обычной скоростью, а в коридоре топали шаги многих
людей. Самгин поднял занавеску, а Крэйтон, спрятав руку с револьвером за спину, быстро открыл дверь купе, спрашивая...
— Установлено, что крестьяне села, возле коего потерпел крушение
поезд, грабили вагоны, даже избили кондуктора, проломили череп ему, кочегару по морде попало, но ведь вагоны-то не могли они украсть. Закатили их куда-то, к черту лешему. Семь
человек арестовано, из них — четыре бабы. Бабы, сударь мой, чрезвычайно обозлены событиями! Это, знаете, очень… Не радует, так сказать.
Затем он неожиданно подумал, что каждый из
людей в вагоне, в
поезде, в мире замкнут в клетку хозяйственных, в сущности — животных интересов; каждому из них сквозь прутья клетки мир виден правильно разлинованным, и, когда какая-нибудь сила извне погнет линии прутьев, — мир воспринимается искаженным. И отсюда драма. Но это была чужая мысль: «Чижи в клетках», — вспомнились слова Марины, стало неприятно, что о клетках выдумал не сам он.
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот
поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил:
люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом,
человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
— А ты чего смотрел, морда? — спросил офицер и, одной рукой разглаживая усы, другой коснулся револьвера на боку, —
люди отодвинулись от него, несколько
человек быстро пошли назад к
поезду; жандарм обиженно говорил...
Еще недавно ему нравилось вслушиваться в растрепанный говор
людей, он был уверен, что болтливые пассажиры
поездов, гости ресторанов, обогащая его знанием подлинной житейской правды, насыщают плотью суховатые системы книжных фраз.
Тогда несколько десятков решительных
людей, мужчин и женщин, вступили в единоборство с самодержавцем, два года охотились за ним, как за диким зверем, наконец убили его и тотчас же были преданы одним из своих товарищей; он сам пробовал убить Александра Второго, но кажется, сам же и порвал провода мины, назначенной взорвать
поезд царя. Сын убитого, Александр Третий, наградил покушавшегося на жизнь его отца званием почетного гражданина.
«Какое презрение надобно иметь к
людям, чтобы вчетвером нападать на целый
поезд».
Первый раз Клим Самгин видел этого
человека без башлыка и был удивлен тем, что Яков оказался лишенным каких-либо особых примет. Обыкновенное лицо, — такие весьма часто встречаются среди кондукторов на пассажирских
поездах, — только глаза смотрят как-то особенно пристально. Лица Капитана и многих других рабочих значительно характернее.
Звон колокольчика и крик швейцара, возвестив время отхода
поезда, прервал думы Самгина о
человеке, неприятном ему. Он оглянулся, в зале суетились пассажиры, толкая друг друга, стремясь к выходу на перрон.
Поезд стоял, голоса разбуженных
людей звучали более внятно и почти все раздраженно, сердито; слышнее струилась неторопливая речь Тагильского...
Очень доволен был и еще один молодой парень, ужасно глупый и ужасно много говоривший, одетый по-немецки и от которого весьма скверно пахло, — лакей, как я узнал после; этот с пившим молодым
человеком даже подружился и при каждой остановке
поезда поднимал его приглашением: «Теперь пора водку пить» — и оба выходили обнявшись.
И это правда. Обыкновенно ссылаются на то, как много погибает судов. А если счесть, сколько
поездов сталкивается на железных дорогах, сваливается с высот, сколько гибнет
людей в огне пожаров и т. д., то на которой стороне окажется перевес? И сколько вообще расходуется бедного человечества по мелочам, в одиночку, не всегда в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а в многолюдных городах!
— Не иначе это, что нечистый, — сказал садовник, — разве сам
человек может вздумать душу загубить? Так-то у нас
человек один… — и садовник начал было рассказывать, но
поезд стал останавливаться.
В то время как ее привели к дверям, с
поезда железной дороги привели
человек сто арестантов.
«Да, о чем, бишь, я думал? — спросил себя Нехлюдов, когда все эти перемены в природе кончились, и
поезд спустился в выемку с высокими откосами. — Да, я думал о том, что все эти
люди: смотритель, конвойные, все эти служащие, большей частью кроткие, добрые
люди, сделались злыми только потому, что они служат».
Вокруг этой кучки тотчас же образовался круг любопытных и подобострастных перед богатством
людей: начальник станции в красной фуражке, жандарм, всегда присутствующая летом при прибытии
поездов худощавая девица в русском костюме с бусами, телеграфист и пассажиры: мужчины и женщины.
Хиония Алексеевна чувствовала себя в положении
человека, изувеченного
поездом, все ее планы рушились, надежды растаяли, оставив в душе мучительную пустоту.
Этот пожилой, степенный и величественный
человек, тайный продавец казенных свечей, был очень удобным гостем, потому что никогда не задерживался в доме более сорока минут, боясь пропустить свой
поезд, да и то все время поглядывал на часы. Он за это время аккуратно выпивал четыре бутылки пива и, уходя, непременно давал полтинник девушке на конфеты и Симеону двадцать копеек на чай.
— Не говори, мой родной!
люди так завистливы, ах, как завистливы! Ну, он это знал и потому хранил свой капитал в тайне, только пятью процентами в год пользовался. Да и то в Москву каждый раз ездил проценты получать. Бывало, как первое марта или первое сентября, так и едет в Москву с поздним
поездом. Ну, а процентные бумаги — ты сам знаешь, велика ли польза от них?
На вокзал она пришла рано, еще не был готов ее
поезд, но в грязном, закопченном дымом зале третьего класса уже собралось много народа — холод согнал сюда путейских рабочих, пришли погреться извозчики и какие-то плохо одетые, бездомные
люди.
Потом подошел Веткин. В его светлых, добрых глазах и в углах опустившихся губ Ромашов прочел брезгливое и жалостное выражение, с каким
люди смотрят на раздавленную
поездом собаку. И в то же время сам Ромашов с отвращением почувствовал у себя на лице какую-то бессмысленную, тусклую улыбку.
Представьте себе иностранца, выброшенного сегодняшним утренним
поездом в Париж,
человека одинокого, не имеющего здесь ни связей, ни знакомств, — право, кажется, и он не найдет возможности соскучиться в своем одиночестве.
Совершенно понятно, что среди однотонной рабочей жизни город Дэбльтоун жадно поглотил известие, что с последним
поездом прибыл
человек, который не сказал никому ни слова, который вздрагивал от прикосновения, который, наконец, возбудил сильные подозрения в судье Дикинсоне, самом эксцентричном, но и самом уважаемом
человеке Дэбльтоуна.
Он хотел уже тушить свою лампу, когда ему доложили, что с
поезда явился к нему
человек по экстренному делу.
А впереди
человек видит опять, как в воздухе, наперерез, с улицы в улицу летит уже другой
поезд, а воздух весь изрезан храпом, стоном, лязганием и свистом машин.
Часа в четыре странного
человека видели опять у моста. Только что прошел мостовой
поезд, локомотив делал поворот по кругу, с лестницы сходила целая толпа приехавших с той стороны американцев, — и они обратили внимание на странного
человека, который, стоя в середине этого людского потока, кричал: — Кто в бога верует, спасите!
А дело с Анной шло все хуже и хуже… Через два года после начала этого рассказа два
человека сошли с воздушного
поезда на углу 4 avenue и пошли по одной из перпендикулярных улиц, разыскивая дом № 1235. Один из них был высокий блондин с бородой и голубыми глазами, другой — брюнет, небольшой, но очень юркий, с бритым подбородком и франтовски подвитыми усами. Последний вбежал на лестницу и хотел позвонить, но высокий товарищ остановил его.
На рельсах вдали показался какой-то круг и покатился, и стал вырастать, приближаться, железо зазвенело и заговорило под ногами, и скоро перед платформой пролетел целый
поезд… Завизжал, остановился, открылись затворки — и несколько десятков
людей торопливо прошли мимо наших лозищан. Потом они вошли в вагон, заняли пустые места, и
поезд сразу опять кинулся со всех ног и полетел так, что только мелькали окна домов…
Но он спал, когда
поезд остановился на довольно продолжительное время у небольшой станции. Невдалеке от вокзала, среди вырубки, виднелись здания из свежесрубленного леса. На платформе царствовало необычайное оживление: выгружали земледельческие машины и камень, слышалась беготня и громкие крики на странном горловом жаргоне. Пассажиры-американцы с любопытством выглядывали в окна, находя, по-видимому, что эти
люди суетятся гораздо больше, чем бы следовало при данных обстоятельствах.
— А! Я так и думал…
Человек высокого роста, атлетического сложения?.. Прибыл с предыдущим
поездом?..
В другом, опершись на сапы и кирки, смотрели на пробегающий
поезд крепкие, загорелые
люди, корчевавшие пни поваленного леса.
— Найа́гара, Найа́гара-фолл, — сказал кондуктор, торопливо проходя вдоль
поезда, и тронул лозищанина за рукав, с удивлением глядя на
человека, который один сидит в своем углу и не смотрит Ниагару.
Все эти
люди, как те, которые, как помещик, управляющий, министр, царь, содействовали совершению этого дела, так же как и те, которые едут теперь в этом
поезде, даже и те, которые, не участвуя в этом деле, видят со стороны совершение его, все знают, что дело это дурное, и стыдятся своего участия в нем и даже присутствия при нем.
Эта-то уверенность в том, что существующий порядок есть необходимый и потому неизменный порядок, поддерживать который составляет священную обязанность всякого
человека, и дает добрым и в частной жизни нравственным
людям возможность участвовать с более или менее спокойной совестью в таких делах, как то, которое совершалось в Орле и к совершению которого готовились
люди, ехавшие в тульском
поезде.
Но не только эти
люди, едущие в этом
поезде и готовые на убийства и истязания, но как могли те
люди, от которых началось всё дело: помещик, управляющий, судья и те, которые из Петербурга предписали это дело и участвуют в нем своими распоряжениями, как могли эти
люди: министр, государь, тоже добрые, исповедующие христианство
люди, как могли они затеять и предписать такое дело, зная его последствия?
Стоило некоторым
людям, участникам и неучастникам этого дела, свободным от внушения, еще тогда, когда только готовились к этому делу, смело высказывать свое негодование перед совершившимися в других местах истязаниями и отвращение и презрение к
людям, участвовавшим в них, стоило в настоящем тульском деле некоторым лицам выразить нежелание участвовать в нем, стоило проезжавшей барыне и другим лицам тут же на станции высказать тем, которые ехали в этом
поезде, свое негодование перед совершаемым ими делом, стоило одному из полковых командиров, от которых требовались части войск для усмирения, высказать свое мнение, что военные не могут быть палачами, и благодаря этим и некоторым другим, кажущимся неважными частным воздействиям на
людей, находящихся под внушением, дело приняло совсем другой оборот, и войска, приехав на место, не совершили истязаний, а только срубили лес и отдали его помещику.
Все
люди, едущие в этом
поезде, когда приступят к совершению того дела, на которое едут, будут в том же положении, в котором был бы загипнотизированный
человек, которому внушено разрубить бревно, и он, подойдя уже к тому, что ему указано как бревно, и уже взмахнув топором, сам увидал бы или ему указали бы, что это не бревно, а его спящий брат.
Точно то же совершается теперь и в
людях этого
поезда и вообще во всех
людях, совершающих в наше время государственные насилия и пользующихся ими.
Ехавшая с нами в одном
поезде либеральная дама, увидав в зале 1-го класса губернатора и офицеров и узнав про цель их поездки, начала нарочно, громко, так, чтобы они слышали, ругать порядки нашего времени и срамить
людей, участвующих в этом деле.
Но не только если все
люди, едущие в этом
поезде очнутся и воздержатся от совершения начатого дела, если очнутся и воздержатся хоть некоторые из них и выскажут смело другим
людям преступность этого дела, то и тогда воздействие этих нескольких
людей может сделать то, что и остальные
люди очнутся от того внушения, под которым они находились, и предполагаемое злодеяние не будет совершено.
И в таком состоянии находятся по отношению к христианским истинам не только
люди этого
поезда, но и большинство
людей нашего времени.
Встреченный мною 9-го сентября
поезд, едущий с солдатами, ружьями, боевыми патронами и розгами к голодным крестьянам для того, чтобы утвердить за богачом помещиком отнятый им у крестьян небольшой лес, ненужный ему и страшно нужный крестьянам, с поразительной очевидностью доказывал, до какой степени выработалась в
людях способность совершать самые противные их убеждениям и совести дела, не видя этого.
В таком состоянии находятся не только
люди, едущие в этом
поезде, но и все
люди, исполняющие свои общественные и государственные обязанности предпочтительно и в ущерб человеческим.