Неточные совпадения
Они совершенно не видят сложности, многообразия
человеческой индивидуальности в
действительности.
И возбужденная мысль невольно переносилась к конкретной
действительности, в девичью, в застольную, где задыхались десятки поруганных и замученных
человеческих существ.
Именно те, которые переносят веру и мистику исключительно в субъективную
действительность человеческого духа, те, которые отрицают мистическую реальность бытия и пути соединения с ней, отрицают чудесную тайну преосуществления в мире объективном, в мировой душе, те должны быть признаны рационалистами.
Эпоха не только самая аскетическая, но и самая чувственная, отрицавшая сладострастье земное и утверждавшая сладострастье небесное, одинаково породившая идеал монаха и идеал рыцаря, феодальную анархию и Священную Римскую империю, мироотрицание церкви и миродержавство той же церкви, аскетический подвиг монашества и рыцарский культ прекрасной дамы, — эпоха эта обострила дуализм во всех сферах бытия и поставила перед грядущим человечеством неразрешенные проблемы: прежде всего проблему введения всей
действительности в ограду церкви, превращения
человеческой жизни в теократию.
[Эти люди представляют себе природу и
человеческое общество иными, чем их сотворил бог и чем они являются в
действительности (фр.).]
Под влиянием такого опьянения — одинаково власти и подобострастия — люди представляются себе и другим уже не тем, что они есть в
действительности, — людьми, а особенными, условными существами: дворянами, купцами, губернаторами, судьями, офицерами, царями, министрами, солдатами, подлежащими уже не обыкновенным
человеческим обязанностям, а прежде всего и предпочтительно перед
человеческими — дворянским, купеческим, губернаторским, судейским, офицерским, царским, министерским, солдатским обязанностям.
Необходимость расширения области любви несомненна; но вместе с тем эта самая необходимость расширения ее в
действительности уничтожает возможность любви и доказывает недостаточность любви личной,
человеческой.
Новое строится не так легко, как разрушается старое, и защищать не так легко, как нападать; потому очень может быть, что мнение о сущности прекрасного, кажущееся мне справедливым, не для всех покажется удовлетворительным; но если эстетические понятия, выводимые из господствующих ныне воззрений на отношения
человеческой мысли к живой
действительности, еще остались в моем изложении неполны, односторонни или шатки, то это, я надеюсь, недостатки не самых понятий, а только моего изложения.
Часто восстают против так называемого «дагерротипного копированья»
действительности, — не лучше ли было бы говорить только, что копировка, так же, как и всякое
человеческое дело, требует понимания, способности отличать существенные черты от несущественных?
Мы показали одно из этих отношений, наименее благоприятствующее самостоятельности поэта и нашли, что при нашем воззрении на сущность искусства художник и в этом положения не теряет существенного характера, принадлежащего не поэту или художнику в частности, а вообще человеку во всей его деятельности, — того существеннейшего
человеческого права и качества, чтобы смотреть на объективную
действительность только как на материал, только как на поле своей деятельности, и, пользуясь ею, подчинять ее себе.
Из обыкновенных [гегелевских] определений, напротив, по странному противоречию, следует: прекрасное и великое вносятся в
действительность человеческим взглядом на вещи, создаются человеком, но не имеют никакой связи с понятиями человека, с его взглядом на вещи.
Мнение, будто бы «желания
человеческие беспредельны», ложно в том смысле, в каком понимается обыкновенно, в смысле, что «никакая
действительность не может удовлетворить их»; напротив, человек удовлетворяется не только «наилучшим, что может быть в
действительности», но и довольно посредственною
действительностью.
Ведь еще несколько лет назад показалась бы нелепостью самая мысль о том, что
человеческое тело возможно в буквальном смысле видеть насквозь; теперь же, благодаря Рентгену, эта нелепость стала
действительностью.
Ни один человек не может быть ни орудием, ни целью. В этом состоит его достоинство. И как он не может располагать собою ни за какую цену (что было бы противно его достоинству), так же не имеет он права распоряжаться жизнями других людей, то есть он обязан в
действительности признать достоинство
человеческого звания в каждом человеке и потому должен выражать это уважение к каждому человеку.
Поэтому-то для Божества остается прозрачна и
человеческая свобода, открыто будущее, нет в нем разных возможностей, а есть только
действительность, реальные судьбы твари.
В
действительности под этикетом абсолютной морали обожествляется одна определенная сторона
человеческого сознания.
Но в
действительности оно когда-то также возникло в результате
человеческой борьбы и
человеческой организации, как и то, что в борьбе возникает сейчас и обвиняется в неорганичности.
В
действительности индивидуализм есть объективация и связан с экстериоризацией
человеческого существования.
В
действительности, иной мир, мир духовности, царство Божие, не только ожидается, но созидается и
человеческим творчеством, есть творческое преображение мира, подверженного болезни объективации.
И тем не менее в объективной
действительности «классовый» интерес может быть более
человеческим, чем интерес «национальный», т. е. в нем может быть речь о попранном достоинстве человека, о ценности
человеческой личности, в «национальном» же интересе может речь идти об «общем», не имеющем никакого отношения к
человеческому существованию.
И дух
человеческий должен найти в себе силу вынести этот переворот и не допустить себя до рабства у этой новой
действительности, должен направить приобретенное техническое могущество на созидание, а не на разрушение.
Но в
действительности человеческий эгоцентризм и самолюбие, неспособность к реальному освобождению и отрешенности внушает эту ложную подавленность грехом.
Реализм действительной жизни, как любил говорить Достоевский,
действительность человеческой природы более трагичны, заключают в себе большие противоречия, чем это представляется гуманистическому сознанию.
Если бы область
человеческого знания ограничивалась одним отвлеченным мышлением, то, подвергнув критике то объяснение власти, которое дает наука, человечество пришло бы к заключению, что власть есть только слово и в
действительности не существует. Но для познавания явлений, кроме отвлеченного мышления, человек имеет орудие опыта, на котором он поверяет результаты мышления. И опыт говорит, что власть не есть слово, но действительно существующее явление.
Под окном не было никаких следов — это первое, что бросилось мне в глаза; далее, я, видимо, ошибался в высоте окна, считая ее не превышающей обычного
человеческого роста: в
действительности я едва доставал подоконник кончиками пальцев, хотя рост имею выше среднего.