Неточные совпадения
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности
человеческого духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни
ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
Для темы об иерархии
ценностей огромное и фатальное значение имело признание экономики предпосылкой всей
человеческой жизни.
Все высшее в
человеческой жизни, чем только и определена ее
ценность, для материалиста должно быть иллюзией сознания, которую нужно изобличать.
Полякам всегда недоставало чувства равенства душ
человеческих перед Богом, братства во Христе, связанного с признанием бесконечной
ценности каждой
человеческой души.
Трагизм
человеческой жизни прежде всего не в конфликте добра и зла, а в конфликте положительных
ценностей.
Революции обнаруживают и высоту
человеческой природы, страстное увлечение идеей лучшего строя жизни, способность к жертвенности, забвение эгоистических интересов, — и жестокость, неблагодарность, истребление высоких духовных
ценностей.
Экономика лишь необходимое условие и средство
человеческой жизни, но не цель ее, не высшая
ценность и не определяющая причина.
С точки зрения сострадания к людям и
человеческим поколениям, боязни боли и жестокости, лучше оставаться в старой системе приспособления, ничего не искать, ни за какие
ценности не бороться.
Очень характерно, что не только в русской народной религиозности и у представителей старого русского благочестия, но и у атеистической интеллигенции, и у многих русских писателей чувствуется все тот же трансцендентный дуализм, все то же признание
ценности лишь сверхчеловеческого совершенства и недостаточная оценка совершенства
человеческого.
Тот взгляд на жизнь, который я называю историческим лишь в противоположность частному и который, в сущности, религиозный, —
ценности ставит выше блага, он принимает жертвы и страдания во имя высшей жизни, во имя мировых целей, во имя
человеческого восхождения.
Тогда лишь правда демократии, правда
человеческого самоуправления, соединится с правдой духа, с духовными
ценностями личности и народа.
Достижение этих
ценностей предполагает бесконечно большое углубление и расширение, т. е. еще очень сложный и длительный катастрофический процесс в
человеческой жизни, предполагает переход от исключительно социологического мироощущения к мироощущению космическому.
Но это не гуманизм эпохи Возрождения, это — гуманизм, доведенный в XIX веке до своих последних выводов, соединившийся с позитивизмом, отвергнувший все
ценности, кроме
человеческого блага.
Весь вопрос в том, отстаиваются ли в войне какие-нибудь
ценности, более высокие, чем
человеческое благополучие, чем покой и удовлетворенность современного поколения?
Всякая качественная
ценность уже показывает, что в
человеческом пути есть то, что выше человека.
Совершенно «буржуазен» и гуманитарный социализм, поскольку он признает лишь гедонистические
ценности и отвращается от всякого жертвенного, страдальческого пути
человеческого восхождения к высшей жизни, поскольку исповедует религию количеств, а не качеств.
Я, в сущности, всегда думал, что христианство было искажено в угоду
человеческим инстинктам, чтобы оправдать свое уклонение от исполнения заветов Христа, свое непринятие христианской революции, христианского переворота
ценностей!
Тема об отношении к
человеческой культуре, к культурным
ценностям и продуктам есть уже вторичная и производная.
Для него верховная
ценность, которой ни для чего нельзя пожертвовать, —
человеческая личность.
Верховной
ценностью для него была свободная
человеческая личность, и он наивно связывал это с материалистической и утилитарной философией.
Правда — социальная, раскрытие возможности братства людей и народов, преодоление классов; ложь же — в духовных основах, которые приводят к процессу дегуманизации, к отрицанию
ценности человека, к сужению
человеческого сознания, которое было уже в русском нигилизме.
Он проповедовал мораль
ценностей,
ценностей красоты, цветущей культуры, государственного могущества в противоположность морали, основанной на верховенстве
человеческой личности, на сострадании к человеку.
Для него государство есть
ценность высшая, чем
человеческая личность.
Католичество вдохновляла объективная, сверхчеловеческая цель и
ценность; прекрасные храмы, статуи и картины, богатый культ и культуру ставило оно выше счастья
человеческого, пользы людской.
Лишь рационалистическое рассечение целостного
человеческого существа может привести к утверждению самодовлеющей теоретической
ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного, не рационализированного, ясно, что познание имеет прежде всего практическую (не в утилитарном, конечно, смысле слова)
ценность, что познание есть функция жизни, что возможность брачного познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной жизни в бытии, что и в познающем.
Так именно я и многие другие теоретизируем, сидя в своих комнатах за чаем с булкой и с вареной колбасой, причем
ценность каждой отдельной
человеческой жизни — это так себе, бесконечно малое число в математической формуле.
Глубокую, замечательную истину высказал какой-то философ, который утверждал, что
ценность человеческой души можно познавать по глубине ее падения и по высоте взлетов.
Потому что
ценность жизни определяется не малым разумом, не логическими нормами и методами, а великим разумом «нутра», творящим
человеческое «я».
Применение евангельской морали к
человеческим обществам есть персонализм, постановка в центре
человеческой личности, признание её верховной
ценностью.
Она имеет положительное значение, когда вечными началами признается свобода, справедливость, братство людей, высшая
ценность человеческой личности, которую нельзя превращать в средство, и имеет отрицательное значение, когда такими началами признаются относительные исторические, социальные и политические формы, когда эти относительные формы абсолютизируются, когда исторические тела, представляющиеся «органическими», получают санкцию священных, например монархия или известная форма собственности.
Человек,
человеческая личность есть верховная
ценность, а не общности, не коллективные реальности, принадлежащие миру объектному, как общество, нация, государство, цивилизация, церковь.
Преобладание общечеловеческой и персоналистически-человеческой общности и солидарности над национальной и классовой означает также победу личности, личного достоинства и личной
ценности над объективированным коллективом.
Все нужное, неотложно необходимое в
человеческом существовании принадлежит к низшим
ценностям.
Нужно перестать твердить людям с детства, что государство, а не
человеческая личность есть высшая
ценность и что мужество, величие, слава государства есть самая высокая и самая достойная цель.
Высшую
ценность —
человеческую личность не хотели признавать,
ценность же низшую — государство с его насилием и ложью, с шпионажем и холодным убийством почитали высшей
ценностью и рабьи поклонялись ей.
Когда сверхличные
ценности превращают
человеческую личность в средство, то это значит, что человек впал в идолопоклонство.
И то, что есть дурного в социализме, — примат экономики над духом, непризнание
человеческой личности верховной
ценностью — есть наследие капитализма, продолжение капиталистического разрушения
ценностей.
Цивилизация не есть последняя цель
человеческого существования и верховная её
ценность.
Наиболее объективированное познание математическое, оно наиболее общеобязательно, охватывающее все цивилизованное человечество, но оно дальше всего от
человеческого существования, от познания смысла и
ценности человеческого существования.
Боятся пролетария, потому что пролетарий означает существо, у которого отняты все блага цивилизации и все
ценности культуры, от которого, по мысли Маркса, отчуждена его
человеческая природа.
Иерархическая концепция принуждена признать
человеческую личность частью в отношении к иерархическому целому, она оказывается
ценностью лишь в отношении к этому целому и от этого целого получает свою
ценность.
Есть две цели в социальной жизни — уменьшение
человеческих страданий, бедности и унижения и творчество положительных
ценностей.
Этому противопоставить можно только реальные молекулярные процессы в
человеческом обществе, основанные на
ценностях персонализма и персоналистического братства людей.
Возможен конфликт между этими целями, но в конце концов они соединимы, потому что уменьшать
человеческие страдания, бедность и унижение — значит раскрывать человеку возможность творить
ценности.
Самый факт существования пролетария, как и факт существования буржуа, противоречит достоинству человека,
ценности человеческой личности.
Но
человеческая личность не есть средство для какой-либо сверхличной
ценности, не есть орудие божественной силы.
Ценность человека,
человеческой личности выше исторических
ценностей могущественного государства и национальности, цветущей цивилизации и пр., и пр.
При этом эта зависимость наиболее велика, когда речь идет о глубинном познании духа, смысла и
ценности человеческого существования.
И тем не менее в объективной действительности «классовый» интерес может быть более
человеческим, чем интерес «национальный», т. е. в нем может быть речь о попранном достоинстве человека, о
ценности человеческой личности, в «национальном» же интересе может речь идти об «общем», не имеющем никакого отношения к
человеческому существованию.
Человек, т. е. индивидуальное и по другой терминологии сингулярное, экзистенциальное человечества, человечество есть лишь
ценность всечеловеческого единства в
человеческом мире, качество
человеческого братства, которое не есть реальность, стоящая над человеком.