Неточные совпадения
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления
человеческой жизни».] вензель из
волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
Для критической гносеологии познание есть все же дело
человеческое, и потому освобождение от психологизма есть поднятие себя за
волосы.
Благородные твои чувства, в письме выраженные, очень меня утешили, а сестрица Анюта даже прослезилась, читая философические твои размышления насчет
человеческой закоренелости. Сохрани этот пламень, мой друг! сохрани его навсегда. Это единственная наша отрада в жизни, где, как тебе известно, все мы странники, и ни один
волос с головы нашей не упадет без воли того, который заранее все знает и определяет!
— В воздухе, — отвечает мне искреннейший мой друг, Яков Петрович, тот самый, который [44] изобрел хвецов и мазь для ращения конских
волос на
человеческих головах.
Пробовал он как-нибудь спрятаться за непререкаемость законов высшего произволения и, по обыкновению, делал из этой темы целый клубок, который бесконечно разматывал, припутывая сюда и притчу о
волосе, с
человеческой головы не падающем, и легенду о здании, на песце строимом; но в ту самую минуту, когда праздные мысли беспрепятственно скатывались одна за другой в какую-то загадочную бездну, когда бесконечное разматывание клубка уж казалось вполне обеспеченным, — вдруг, словно из-за угла, врывалось одно слово и сразу обрывало нитку.
Под левою рукой у него было что-то похожее на орудия пытки, а в правой — он держал кровавый мешок, из которого свесились книзу две
человеческие головы, бледные, лишенные
волос и, вероятно, испустившие последний вздох в пытке.
Седые, грязные
волосы всклокоченных бород, опухшие жёлтые и красные лица, ловкие, настороженные руки, на пальцах которых, казалось, были невидимые глаза, — всё это напоминало странные видения божьего крестника, когда он проезжал по полям мучений
человеческих.
Он был необычайно высок, но вместе с тем так плотен и широк в плечах, что казался почти среднего роста; не только видом, но даже ухватками он походил на медведя, и можно было подумать, что небольшая, обросшая рыжеватыми
волосами голова его ошибкою попала на туловище, в котором не было ничего
человеческого.
Ни единый
волос не падает с головы без воли отца небесного, — другими словами, в природе и в
человеческой среде ничто не творится так себе.
Первым вошел в комнату, где происходило свидание, отец Сергея, полковник в отставке, Николай Сергеевич Головин. Был он весь ровно белый, лицо, борода,
волосы и руки, как будто снежную статую обрядили в
человеческое платье; и все тот же был сюртучок, старенький, но хорошо вычищенный, пахнущий бензином, с новенькими поперечными погонами; и вошел он твердо, парадно, крепкими, отчетливыми шагами. Протянул белую сухую руку и громко сказал...
И, однако, до сих пор она не накормила его досыта, не дала ему
человеческого жилища и ни на один
волос не увеличила его материального и духовного благосостояния.
Она подняла кверху край своей одежды, и хотя это продолжалось только одно мгновение, но и я, и весь мой двор увидели, что у прекрасной Савской царицы Балкис-Македы обыкновенные
человеческие ноги, но кривые и обросшие густыми
волосами.
Сперва все шло довольно тихо, не без оттенка унылости; уста жевали, рюмки опорожнялись, но слышались и вздохи, быть может, пищеварительные, а быть может, и сочувственные; упоминалась смерть, обращалось внимание на краткость
человеческой жизни, на бренность земных надежд; офицер путей сообщения рассказал какой-то, правда военный, но наставительный анекдот; батюшка в камилавке одобрил его и сам сообщил любопытную черту из жития преподобного Ивана Воина; другой батюшка, с прекрасно причесанными
волосами, хоть обращал больше внимания на кушанья, однако также произнес нечто наставительное насчет девической непорочности; но понемногу все изменилось.
Вдруг, в середине ската, у подошвы каменистой скалы, путники заметили
человеческую фигуру. Это был высокий, босой старец в длинной, холщовой рубахе, с обнаженной, лысой головой, который спокойно глядел на небо и медленно крестился. Ветер взвевал остатки его
волос и длинную совсем седую бороду.
И уж нестрашными становятся человеку страдания и муки, и уж не нужна ему победа трагического героя; все
человеческие оценки, ощущения и чувства спутались в душе, как
волосы на голове безумствующей мэнады.
В темноте что-то шевельнулось и притихло. Я достал спичку и зажег бересту. При первой вспышке огня я увидел в углу юрты какое-то
человеческое существо, одетое в лохмотья. Я увидел широко раскрытые испуганные глаза и черные растрепанные
волосы.
Я смотрел с удивлением и даже радостью: да это мой старый Топпи вылезал из своей
человеческой могилы… убежден, что и
волосы его вместо ладана снова пахнут мехом!
Она без усилия освободила свою талию и, что-то напевая, вышла из беседки. Володя остался один. Он пригладил свои
волосы, улыбнулся и раза три прошелся из угла в угол, потом сел на скамью и улыбнулся еще раз. Ему было невыносимо стыдно, так что даже он удивлялся, что
человеческий стыд может достигать такой остроты и силы. От стыда он улыбался, шептал какие-то несвязные слова и жестикулировал.
— Милый друг мой, — часто говорил мне ее брат, вздыхая и красивым писательским жестом откидывая назад
волосы, — никогда не судите по наружности! Поглядите вы на эту книгу: она давно уже прочтена, закорузла, растрепана, валяется в пыли, как ненужная вещь, но раскройте ее, иона заставит вас побледнеть и заплакать. Моя сестра похожа на эту книгу. Приподнимите переплет, загляните в душу, и вас охватит ужас. В какие-нибудь три месяца Вера перенесла, сколько хватило бы на всю
человеческую жизнь!
Прежний вельможа, простояв тридцать лет под ветром и пламенным солнцем, изнемождил в себе вид
человеческий. Глаза его совсем обесцветились, изгоревшее тело его все почернело и присохло к остову, руки и ноги его иссохли, и отросшие ногти загнулись и впились в ладони, а на голове остался один клок
волос, и цвет этих
волос был не белый, и не желтый, и даже не празелень, а голубоватый, как утиное яйцо, и этот клок торчал на самой середине головы, точно хохол на селезне.
Высокая, стройная блондинка, с тем редким цветом
волос, который почему-то называется пепельным, но которому, собственно, нет названия по неуловимости его переливов, с мягкими, нежными чертами лица, которые не могут назваться правильными лишь потому, что к ним не применимо понятие о линиях с точки зрения
человеческого искусства.
У стола, на судейском месте, сидел худощавый старик отвратительной наружности: рыжие космы падали беспорядочно на плеча, голова его, вытянутая, иссохшая, имела форму лошадиной, обтянутой
человеческой кожей, с глазами гиены, с ушами и ртом орангутана, расположенными так близко одни от другого, что, когда сильно двигались челюсти, шевелились дружно и огромные уши и ежились рыжие
волосы.
— Теперь, — примолвил он, — ступай и исполни все предреченное, не отступая на
волос от наших приказаний, и с верою в наше могущество, которое получили мы от самого отца рода
человеческого.
Определить его года по оплывшему от беспробудного пьянства лицу, с потерявшими всякое
человеческое выражение чертами и мутным, бесмысленным взглядом изжелто-серых глаз было затруднительно, и лишь появившаяся в редких определенного цвета
волосах на голове и бороде седина и громадная лысина указывали, что он прожил, по крайней мере, четыре десятка лет.
Там были
человеческие кости и
волосы, сушеные нетопыри и жабы, скидки змеиной кожи, волчьи зубы, чертовы пальцы, осиновые уголья, кости черной кошки, множество разных невиданных раковин, сушеных трав и кореньев и… всего нельзя припомнить.
Представители
человеческого рода, сравнительно с другими представителями одного вида животного царства, однообразны: они отличаются цветом
волос, оттенками кожи, чертами лица, но для поверхностного наблюдателя это слишком незначительные отличия, а потому на первый взгляд кажется, что все люди одинаковы, по крайней мере по строению их тела, независимо от деталей.
— Позвольте, батюшка, вы под влиянием народных толков и в заботе обо мне забыли слова Писания о том, что ни один
волос с головы
человеческой не спадет без воли Божией.
Чтó могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один
волос с головы
человеческой.