Неточные совпадения
В последней строке не было размера, но это, впрочем, ничего:
письмо было написано в духе тогдашнего времени. Никакой подписи тоже не было: ни имени, ни фамилии, ни даже месяца и
числа. В postscriptum [В приписке (лат.).] было только прибавлено, что его собственное сердце должно отгадать писавшую и что на бале у губернатора, имеющем быть завтра, будет присутствовать сам оригинал.
Подите с ними! Они стали ссылаться на свои законы, обычаи. На другое утро приехал Кичибе и взял ответ к губернатору. Только что он отвалил, явились и баниосы, а сегодня, 11
числа, они приехали сказать, что
письмо отдали, но что из Едо не получено и т. п. Потом заметили, зачем мы ездим кругом горы Паппенберга. «Так хочется», — отвечали им.
Но пора кончить это
письмо… Как? что?.. А что ж о Мадере: об управлении города, о местных властях, о
числе жителей, о количестве выделываемого вина, о торговле: цифры, факты — где же все? Вправе ли вы требовать этого от меня? Ведь вы просили писать вам о том, что я сам увижу, а не то, что написано в ведомостях, таблицах, календарях. Здесь все, что я видел в течение 10-ти или 12-ти часов пребывания на Мадере. Жителей всех я не видел, властей тоже и даже не успел хорошенько посетить ни одного виноградника.
Но довольно Ликейских островов и о Ликейских островах, довольно и для меня и для вас! Если захотите знать подробнее долготу, широту места, пространство,
число островов, не поленитесь сами взглянуть на карту, а о нравах жителей, об обычаях, о произведениях, об истории — прочтите у Бичи, у Бельчера. Помните условие: я пишу только
письма к вам о том, что вижу сам и что переживаю изо дня в день.
Сколько времени где я проживу, когда буду где, — этого нельзя определить, уж и по одному тому, что в
числе других дел мне надобно получить деньги с наших торговых корреспондентов; а ты знаешь, милый друг мой» — да, это было в
письме: «милый мой друг», несколько раз было, чтоб я видела, что он все по-прежнему расположен ко мне, что в нем нет никакого неудовольствия на меня, вспоминает Вера Павловна: я тогда целовала эти слова «милый мой друг», — да, было так: — «милый мой друг, ты знаешь, что когда надобно получить деньги, часто приходится ждать несколько дней там, где рассчитывал пробыть лишь несколько часов.
По этим трем
письмам, по
числам и по фактам, в них обозначенным, доказывается математически, безо всякой возможности опровержения и даже сомнения, что Николай Андреевич выехал тогда за границу (где и пробыл сряду три года) ровно за полтора года до вашего рождения, господин Бурдовский.
Долго шло до меня, любезный друг Нарышкин, твое
письмо от 2-го
числа. Я его получил 14-го…
Только что собрался ответить твоей жене на ее
письмо от 15-го
числа, как получил, любезный друг Николай, твои листки… Я прочел все со вниманием и нахожу, что ты хорошо сделал, — только одно меня озадачило. Какие тут назначения по 3 т. братьям. Если один из этих братьев я, то прошу захерить эту статью.
Не хочется уехать, не распорядившись делами артели. Сегодня получил от Трубецкого
письмо, в котором он говорит следующее: «В делах артели я участвую на половину того, что вы посылаете Быстрицкому; а так как в прошлом году я ничего не давал, то я это заменю в нынешнем; выдайте ему все суммы сполна, считая, как вы мне указали, к 26 августа, — следовательно, он будет обеспечен по такое же
число будущего 1859 года, а к тому времени, если будем живы, спишемся с вами…»
…
Письмо ваше от 4 октября получил я в Петербурге, куда мне прислала его жена. Там я не имел возможности заняться перепиской. Все время проводил в болтовне дома с посетителями и старыми товарищами и друзьями. К жене я возвратился 8-го
числа…
Только что собирался по отъезде молодых новобрачных (я говорю молодых, потому что бывают у нас подчас и старые новобрачные) отвечать вам, добрый мой Гаврило Степанович, на
письмо ваше с Лизой, как 1-го
числа получил другое ваше
письмо, писанное благодетельной рукой Лучшего Секретаря.
Сегодня получил, милый друг Машенька, твой листок от 26-го
числа и тотчас с упреком совести бросился справляться] с записной книгой: вышло, что писал тебе в последний раз 11 мая — кажется, не может быть, чтоб я так долго молчал с тобой: или ты мне не отвечала на тогдашнее
письмо, или я забыл отметить в своей книжке.
Сегодня откликаю тебе, любезный друг Николай, на твой листок от 2 марта, который привез мне 22-го
числа Зиночкин жених. Он пробыл с нами 12 часов: это много для курьера и жениха, но мало для нас, которые на лету ловили добрых людей. Странное дело — ты до сих пор ни слова не говоришь на
письма с Кобелевой…
Добрый друг Сергей Петрович, сего дня отвечаю вам на два ваших
письма от 28 июня и 2 июля… Сего 6-го
числа мы приехали в Марьино. Доктора посоветовали мне на время оставить микстуры, капли и пр. и пр… и ехать дышать здешним деревенским воздухом…
Добрался до дому Бронникова 4-го
числа в 7 часов утра. Ваня меня встретил босиком, обрадовался. Утро читал
письма, которых в мое десятидневное отсутствие собралось много. Первые были прочтены твои листки из Екатеринбурга и из Перми. Официальные вечером читали все наши, собравшиеся у меня вечером, а заветные — мое богатство.
Ваш покорнейший слуга Н. Балин. [Имеется
письмо Пущина к M. М. Нарышкину от 31 мая, где говорится, что все его поручения исполнены, Ф. М. Башмакову выдано из Малой артели 50 р. «Я верен нашим старым преданиям. Я уже привык задним
числом радоваться за других. Пятнадцатилетний опыт меня этому научил» (PO, M 5832/4).]
Официальные мои
письма все, кажется, к вам ходят через Петербург — с будущей почтой буду отвечать Сергею Григорьевичу, на днях получил его листок от 25 — го
числа [Много
писем С. Г. Волконского к Пущину за 1840–1843, 1855 гг., характеризующих их взаимную сердечную дружбу и глубокое, искреннее уважение — в РО (ф. 243 и Фв. III, 35), в ЦГИА (ф. 279, оп. I, № 254 и 255), за 1842, 1854 и 1857 гг. напечатаны в сборниках о декабристах.] — он в один день с вами писал, только другой дорогой.
Десять дней тому назад я получил, добрый друг мой Оболенский, твое
письмо, вероятно, мартовское,
числа нет…
В тот самый день, как я писал к Michel-Michel, то есть 16-го
числа, почта привезла мне, добрая Елизавета Петровна, ваш листок от 9-го с выпиской из
письма Кондратия.
Бертольди прочла это
письмо при всех, и в том
числе при Райнере. Белоярцев узнал почерк Агаты.
Зная, что Еспер Иваныч учение и образование предпочитает всему на свете, княгиня начала, по преимуществу, свою воспитанницу учить, и что эти операции совершались над ней неупустительно и в обильном
числе, мы можем видеть из последнего
письма девушки.
Постепенно он открыл мне всё, все свои замыслы, и указал на всех единомышленников своих. Поверите ли, что в
числе последних находятся даже многие высокопоставленные лица! Когда-нибудь я покажу вам чувствительные
письма, в которых он изливает передо мной свою душу: я снял с них копии, приложив подлинные к делу. Ах, какие это
письма, милая маменька!
Она не проронила ни слова жалобы, но побелела как полотно. Затем положила
письмо в конверт и спрятала его в шкатулку, где лежали вещи, почему-либо напоминавшие ей сравнительно хорошие минуты жизни. В
числе этих минут та, о которой говорилось в этом
письме, все-таки была лучшая.
«Базиас. 28 июня. В Белграде господствует полнейшая паника. Среди лиц, принадлежащих к радикальной партии, произведена масса арестов; в
числе арестованных находится один русский корреспондент. Корреспонденция с заграницей становится невозможной, так как
письма на почте перехватывают. Выехал из Белграда».
Варвара Петровна с жадностию прочла это первое
письмо и, подчеркнув карандашом восклицание: «Где вы обе?», пометила
числом и заперла в шкатулку.
В следующие затем дни к Марфиным многие приезжали, а в том
числе и m-me Тулузова; но они никого не принимали, за исключением одного Углакова, привезшего Егору Егорычу
письмо от отца, в котором тот, извиняясь, что по болезни сам не может навестить друга, убедительно просил Марфина взять к себе сына в качестве ординарца для исполнения поручений по разным хлопотам, могущим встретиться при настоящем их семейном горе.
Дело в том, что Крапчик, давно уже передавший князю Александру Николаевичу
письмо Егора Егорыча, не был им до сего времени принят по болезни князя, и вдруг нынешним утром получил весьма любезное приглашение, в котором значилось, что его сиятельство покорнейше просит Петра Григорьича приехать к нему отобедать запросто в
числе двух — трех приятелей князя.
Прилагаемые при этом
письме триста рублей прошу вас получить в
число пятисот, требуемых вами от вашего мужа.
Прибыв к Аделаиде Ивановне, князь начал с того, что поцеловал ее в плечо, а затем, слегка упомянув об ее
письме, перешел к воспоминаниям о том, как покойная мать его любила Аделаиду Ивановну и как, умирая, просила ее позаботиться об оставляемых ею сиротах, а в том
числе и о нем — князе.
В
числе других строгостей находилось постановление, чтобы переписка воспитанников с родителями и родственниками производилась через надзирателей: каждый ученик должен был отдать незапечатанное
письмо, для отправки на почту, своему комнатному надзирателю, и он имел право прочесть
письмо, если воспитанник не пользовался его доверенностью.
В первом из этих отделений находятся 1) материалы для истории Петра Великого, собранные при жизни его: выписки из подлинного дела о стрелецком бунте 1698 года, дело о мятеже башкирском в 1708 году, документы о бунте булавинском; ведомости о
числе войск и орудий в разное время, о каналах, заводах, фабриках и пр., о действиях в шведскую войну; журналы походов и путешествий Петра Великого и пр.; кроме того — 2) собственноручные черновые бумаги Петра, — его ученические тетради, проекты законов, указов, рескриптов, счеты,
письма и пр.
Что представления Петру разных лиц были делом обыкновенным и что за ними зорко следили приверженцы обеих партий, видно из следующей выписки из
письма Шакловитого к Голицыну во время первого крымского похода: «Сего ж
числа, после часов, были у государя у руки новгородцы, которые едут на службу; и как их изволил жаловать государь царь Петр Алексеевич, в то время, подступя, нарочно встав с лавки, Черкасский объявил тихим голосом князь Василья Путятина: прикажи, государь мой, в полку присмотреть, каков он там будет?» (Устрялов, том I, приложение VII, стр. 356).
В
числе рекомендаций, которыми Фермор был снабжен из Петербурга в Варшаву, у него было рекомендательное
письмо к русскому православному викарному архиерею Антонию Рафальскому, известному своею странною и до сих пор невыясненною ролью по приему Почаевской лавры от униатских монахов, а потом впоследствии митрополиту новгородскому и с. — петербургскому.
Открывалась книжка обыкновенно стихами; потом следовала какая-нибудь статья в прозе, затем очень часто
письмо к издателям; далее опять стихи и проза, проза и стихи. В средине книжки помещались обыкновенно «Записки о российской истории»; к концу относились «Были и небылицы». Каждая статья обыкновенно отмечалась особым нумером, как ныне главы в бесконечных английских романах, и
число статей этих в разных книжках было весьма неодинаково. В первой их 33, в V — 11, в X — 17, в XV — 7, в XVI — 12 (41).
Пославши ко всем
письма от одного
числа, к одной двоюродной племяннице послал уже на завтрашний день.
Причина состояла в том, что он уезжал на то время из Рима, а воротясь, целый месяц не получал
писем из России, хотя часто осведомлялся на почте; наконец, он решился пересмотреть сам все лежащие там
письма и между ними нашел несколько адресованных к нему; в том
числе находилось и
письмо Константина.
1843 год.
Письмо без
числа, но, вероятно, писанное в генваре...
На другой день получил я
письмо от И. И. Панаева, в котором он от имени Одоевского, Плетнева, Врасского, Краевского и от себя умолял, чтоб Гоголь не продавал своих прежних сочинений Смирдину за пять тысяч (и новой комедии в том
числе), особенно потому, что новая комедия будет напечатана в «Сыне отечества» или «Библиотеке для чтения», а Врасский предлагает шесть тысяч с правом напечатать новую комедию в «Отечественных записках».
Второе и последнее
письмо ко мне в этом году от Гоголя из Рима не имеет
числа; но по содержанию его можно догадаться, что оно написано довольно скоро после
письма от 5 марта, когда Гоголь еще не знал о нашем несчастье. Вот оно...
С просьбами о месте Прасковья Михайловна послала
письма ко всем своим родным и знакомым, в том
числе и к Сергию.
В первых
числах декабря я получил другое
письмо. Этим
письмом Свиридов извещал меня, что он выезжает на днях в Петербург с женою, и просил нанять ему удобную квартирку.
Ни
числа, ни месяца, ни места, откуда
письмо.
На другой день из консульства привезли целую пачку газет и
писем, в
числе которых одно, очень толстое, было и для Володи.
Разумеется, и Володя был в
числе желающих взглянуть на короля и королеву Сандвичевых островов и потом описать то, что видел, в
письме к своим.
Письмо начиналось товарищеским вступлением, затем развивалось полушуточным сравнением индивидуального характера Подозерова с коллективным характером России, которая везде хочет, чтобы признали благородство ее поведения, забывая, что в наш век надо заставлять знать себя; далее в ответе Акатова мельком говорилось о неблагодарности службы вообще «и хоть, мол, мне будто и везет, но это досталось такими-то трудами», а что касается до ходатайства за просителя, то «конечно, Подозеров может не сомневаться в теплейшем к нему расположении, но, однако же, разумеется, и не может неволить товарища (то есть Акатова) к отступлению от его правила не предстательствовать нигде и ни за кого из близких людей, в
числе которых он всегда считает его, Подозерова».
Их много, даже можно бы сказать их слишком много, если бы
число их пришлось сравнивать с короткими
письмами Бодростина, но довольно многочисленные
письма Горданова исчезали среди целого вороха высыпанных Глафирой на колени скромных листков синеватой клетчатой бумаги, исписанных мелким бисерным почерком Ропшина.
А в
числе их были очень важные, например, манифесты конфедерации против раздела Польши 1772 года, подлинные
письма конфедерации к султану и визирю, турецкие паспорты ее агентам, многие польские
письма.
Принцесса написала свой «манифестик» 18 августа (7 по старому стилю). С
письмом к Орлову он был отправлен из Рагузы сначала в Венецию, оттуда при удобном случае в Ливорно, из Ливорно в Пизу. Таким образом ранее двадцатых
чисел сентября, по старому стилю, Орлов не мог получить
письма «великой княжны Елизаветы». Что же он сделал? Тотчас же (сентября 27) отправил и
письмо и «манифестик» к императрице.
Августа 6 она получила небольшое облегчение от болезни и просила доктора сказать фельдмаршалу, что к 8
числу она постарается кончить свое
письмо. Князь Голицын донес об этом императрице. В этом донесении он заметил между прочим, что ожидаемое от пленницы
письмо покажет, нужно ли будет прибегать к помощи священника, чтобы посредством исповеди получить полное сознание арестантки. Августа 9 фельдмаршал получил
письмо пленницы.
В
числе бумаг моих, быть может, вы найдете еще
письмо от контролера финансов де-Марина, писавшего мне, будто шестьдесят тысяч войска находится в моем распоряжении.