Он вставал в пять часов утра,
чистил обувь хозяина, его семьи и приказчиков, потом шёл в лавку, мёл её, мыл столы и весы.
По утрам кухарка, женщина больная и сердитая, будила меня на час раньше, чем его; я
чистил обувь и платье хозяев, приказчика, Саши, ставил самовар, приносил дров для всех печей, чистил судки для обеда. Придя в магазин, подметал пол, стирал пыль, готовил чай, разносил покупателям товар, ходил домой за обедом; мою должность у двери в это время исполнял Саша и, находя, что это унижает его достоинство, ругал меня...
Неточные совпадения
— Критика — законна. Только — серебро и медь надобно
чистить осторожно, а у нас металлы
чистят тертым кирпичом, и это есть грубое невежество, от которого вещи страдают. Европа весьма величественно распухла и многими домыслами своими, конечно, может гордиться. Но вот, например, европейская
обувь, ботинки разные, ведь они не столь удобны, как наш русский сапог, а мы тоже начали остроносые сапоги тачать, от чего нам нет никакого выигрыша, только мозоли на пальцах. Примерчик этот возьмите иносказательно.
Переправляться через Билимбе, пока не спадет вода, нечего было и думать. Нет худа без добра. Мы все нуждались в отдыхе; у мулов был измученный вид; надо было починить одежду и
обувь, справить седла,
почистить ружья. Кроме того, у нас начали иссякать запасы продовольствия.
В девять часов вечера последний раз мы пили чай, затем стрелки занимались своими делами:
чистили ружья, починяли одежду и
обувь, исправляли седла…
Главная выгода их привольного положения в моих глазах состояла в том, что они не имели на себе ни
обуви, ни белья, так как рубашонки их были сняты и ворот их рукавами связаны. В таком приспособлении рубашки получали вид небольших мешков, и ребятишки, ставя их против течения, налавливали туда крохотную серебристую рыбешку. Она так мала, что ее нельзя
чистить, и это признавалось достаточным основанием к тому, чтобы ее варить и есть нечищеною.
— Как это в Париже — точно так же это идет и у нас: там мать становится при сменившей ее дочери «пуртуфершей», а у нас она делается дочерней служанкой, живет у нее на «куфне»,
чистит ее
обувь и платье, подает калоши ее гостям, ходит за напитками и папиросами и… не смеет назвать ее своею дочерью…