Неточные совпадения
— И только обманули меня тогда и еще пуще замутили
чистый источник в душе моей! Да, я — жалкий подросток и сам не знаю поминутно, что
зло, что добро. Покажи вы мне тогда хоть капельку дороги, и я бы догадался и тотчас вскочил на правый путь. Но вы только меня тогда разозлили.
Главное то, что когда применяют
злые, противоположные целям средства, то до цели никогда не доходят, все заменяют средствами и о целях забывают, или они превращаются в
чистую риторику.
— Вера Павловна, вы образованная дама, вы такая
чистая и благородная, — говорит Марья Алексевна, и голос ее дрожит от злобы, — вы такая добрая… как же мне, грубой и
злой пьянице, разговаривать с вами?
— Сердечушко мое
чистое, небесное! Защита моя и покров, солнышко золотое, мати господня, охрани от наваждения
злого, не дай обидеть никого, и меня бы не обижали зря!
Чистое добро некрасиво; чтобы была красота в жизни, необходимо и
зло, необходим контраст тьмы и света.
После тюрем, арестантского вагона и пароходного трюма в первое время
чистые и светлые чиновницкие комнаты кажутся женщине волшебным замком, а сам барин — добрым или
злым гением, имеющим над нею неограниченную власть; скоро, впрочем, она свыкается со своим новым положением, но долго еще потом слышатся в ее речи тюрьма и пароходный трюм: «не могу знать», «кушайте, ваше высокоблагородие», «точно так».
Что мог объяснить Петр Елисеич
чистой детской душе, когда этот случай был каплей в море крепостного заводского
зла?
— Позволю себе спросить вас: ежели бы теперича они не злоумышляли, зачем же им было бы опасаться, что их подслушают? Теперича, к примеру, если вы, или я, или господин капитан… сидим мы, значит, разговариваем… И как у нас
злых помышлений нет, то неужели мы станем опасаться, что нас подслушают! Да милости просим! Сердце у нас
чистое, помыслов нет — хоть до завтрева слушайте!
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать
злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из
чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в область успокоения и награды.
Эти разговоры под плачущий плеск воды, шлепанье мокрых тряпок, на дне оврага, в грязной щели, которую даже зимний снег не мог прикрыть своим
чистым покровом, эти бесстыдные,
злые беседы о тайном, о том, откуда все племена и народы, вызывали у меня пугливое отвращение, отталкивая мысль и чувство в сторону от «романов», назойливо окружавших меня; с понятием о «романе» у меня прочно связалось представление о грязной, распутной истории.
Он верит теперь, что царство бога наступит тогда, когда люди будут исполнять 5 заповедей Христа, именно: 1) жить в мире со всеми людьми; 2) вести
чистую жизнь; 3) не клясться; 4) никогда не противиться
злу и 5) отказываться от народных различий».
Он мало понимал романическую сторону любви, и мужская его гордость оскорблялась влюбленностью сына, которая казалась ему слабостью, унижением, дрянностью в мужчине; но в то же время он понял, что Софья Николавна тут ни в чем не виновата и что всё дурное, слышанное им на ее счет, было
чистою выдумкою
злых людей и недоброжелательством собственной семьи.
В пример подобной критики можно указать, например, на разбор Белинским «Тарантаса», наиисанный с самой
злой и тонкой иронией; разбор этот многими принимаем был за
чистую монету, но и эти многие находили, что смысл, приданный «Тарантасу» Белинским, очень хорошо проводится в его критике, но с самым сочинением графа Соллогуба ладится плохо.
— Сам молчи! А я поговорю… Я вот смотрю на вас, — жрёте вы, пьёте, обманываете друг друга… никого не любите… чего вам надо? Я — порядочной жизни искал,
чистой… нигде её нет! Только сам испортился… Хорошему человеку нельзя с вами жить. Вы хороших людей до смерти забиваете… Я вот —
злой, сильный, да и то среди вас — как слабая кошка среди крыс в тёмном погребе… Вы — везде… и судите, и рядите, и законы ставите… Гады однако вы…
— Помните ли, сударь, месяца два назад, как я вывихнул ногу — вот, как по милости вашей прометались все собаки и русак ушел? Ах, батюшка Владимир Сергеич, какое
зло тогда меня взяло!.. Поставил родного в
чистое поле, а вы… Ну, уж честил же я вас — не погневайтесь!..
И это не оттого, что женщина добродетельнее и
чище мужчины: ведь добродетель и чистота мало отличаются от порока, если они не свободны от
злого чувства.
— Послушайте, что я вам скажу. Знаете, что я ценю в вас? — начал он, остановившись передо мной. — Мы с вами почти ровесники, я старше года на два. Но я изжил и переиспытал столько, сколько вам придется изжить и переиспытать, вероятно, еще в десять лет. Я не
чистый человек,
злой и… развратный (он резко отчеканил это слово). Есть многие развратнее меня, но я считаю себя виновнее. Я ненавижу себя за то, что не могу быть таким
чистым, каким бы я хотел быть… как вы, например.
— Я называю вещи их собственными именами. Я часто завидую вам, вашему спокойствию и
чистой совести; я завидую тому, что у вас есть… Ну, да это все равно! Нельзя и нельзя! — перебил он сам себя
злым голосом. — Не будем говорить об этом.
— Яков Петрович! — закричал он тоскливо. — Я вашим врагом никогда не бывал.
Злые же люди несправедливо меня описали… С своей стороны я готов… Яков Петрович, угодно, мы с вами, Яков Петрович, вот тотчас зайдем?.. И там, от
чистого сердца, как справедливо сказали вы тотчас, и языком прямым, благородным… вот в эту кофейную: тогда все само собой объяснится, — вот как, Яков Петрович! Тогда непременно все само собой объяснится…
Посмотри, Суламифь, на эти сапфиры. Одни из них похожи цветом на васильки в пшенице, другие на осеннее небо, иные на море в ясную погоду. Это камень девственности — холодный и
чистый. Во время далеких и тяжелых путешествий его кладут в рот для утоления жажды. Он также излечивает проказу и всякие
злые наросты. Он дает ясность мыслям. Жрецы Юпитера в Риме носят его на указательном пальце.
Спокойные рассказы «экономки» и
злые жалобы девушек на студентов, чиновников, и вообще на «
чистую публику», вызывали в товарищах моих не только отвращение и вражду, но почти радость, она выражалась словами...
Казалось, что там, на краю моря, их бесконечно много и они всегда будут так равнодушно всползать на небо, задавшись
злой целью не позволять ему никогда больше блестеть над сонным морем миллионами своих золотых очей — разноцветных звезд, живых и мечтательно сияющих, возбуждая высокие желания в людях, которым дорог их
чистый блеск.
Так всегда
зло родит другое
зло и побеждается только добром, которое, по слову Евангелия, делает око и сердце наше
чистыми.
— Точно так, — говорит, он уже щенка вашего благородия
чистым дегтем вымазал и с
золой отмыл.
Молчание Степана всё более обижало Николая, в голове у него мелькали задорные,
злые слова и мысли, но он понимал, что с этим человеком бесполезно говорить, да и лень было двигать языком — тишина и жара вызывали сонное настроение; хотелось идти в огород, лечь там в тень, около бани, и лежать, глядя в
чистое небо, где тают все мысли и откуда вливается в душу сладкая спокойная пустота.
Яков Иваныч окликнул ее; было уже время начинать часы. Она умылась, надела белую косыночку и пошла в молельную к своему любимому брату уже тихая, скромная. Когда она говорила с Матвеем или в трактире подавала мужикам чай, то это была тощая, остроглазая,
злая старуха, в молельной же лицо у нее было
чистое, умиленное, сама она как-то вся молодела, манерно приседала и даже складывала сердечком губы.
Немного найдется таких нравственно
чистых личностей, как Белинский, который из своей продолжительной, упорной борьбы с невежеством и
злом вышел сокрушенный физически, но нравственно ясный и светлый, без всякого пятна и укоризны.
В эту пору сомнений и разочарований я с особенною охотою стал уходить в научные занятия. Здесь, в
чистой науке, можно было работать не ощупью, можно было точно контролировать и проверять каждый свой шаг; здесь полновластно царили те строгие естественнонаучные методы, над которыми так
зло насмехалась врачебная практика. И мне казалось, — лучше положить хоть один самый маленький кирпич в здание великой медицинской науки будущего, чем толочь воду в ступе, делая то, чего не понимаешь.
В системе Плотина посредствующую роль между Единым и миром играет νους [Нус (греч. — ум, разум) — одна из основных категорий античной философии, разработанная Анаксагором и последующими философами.], образующий второе и не столь уже
чистое единство — мышления и бытия, а непосредственным восприемником влияний νους служит Мировая Душа, имеющая высший и низший аспект, и она изливается уже в не имеющую подлинного бытия, мэоническую (μη δν) и потому
злую материю.
Адам и Ева, ощутившие друг друга как муж и жена, двое в одну плоть, находились в состоянии гармонии и девственности. Они были свободны от
злой и жгучей похоти, были как женатые дети, которых соединение являлось бы данью
чистой чувственности, освящаемой их духовным союзом. Они, будучи мужем и женой, по крайней мере в предназначении, не становились от этого самцом и самкою, которых Адам видел в животном мире: «и были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (2:25).
— Господи! Как хорошо! — невольно прошептал юноша. И, весь душевно приподнятый, восторженный и умиленный, он отдался благоговейному созерцанию величия и красоты беспредельного океана. Нервы его трепетали, какая-то волна счастья приливала к его сердцу. Он чувствовал и радость и в то же время внутреннюю неудовлетворенность. Ему хотелось быть и лучше, и добрее, и
чище. Ему хотелось обнять весь мир и никогда не сделать никому
зла в жизни.
И, отвыкшая в продолжение долгого времени произносить имя
злого духа, Дуня невольно содрогнулась, когда с
чистых, девственных уст ее слетело имя отца нечестия и вечной злобы.
Такие люди, соединенные с духом Божиим, делаются подобными самому Христу, сохраняя в себе постоянно силы духа и являя для всех духовные плоды, потому что когда они духом соделаны
чистыми и непорочными — то невозможно, чтобы вне себя приносили они плоды
злые.
Никогда еще в голову ему не прихаживало, чтобы
злые люди
чистую, непорочную Дунюшку осмелились сплетнями позорить.
Зло оказывается
чистой бессмыслицей, но бессмыслицей, подтверждающей правду смысла, так как
зло получает свое воздаяние.
Мытарей и грешников Евангелие поставило выше фарисеев, нечистых выше
чистых, не исполнивших закон выше исполнивших закон, последних выше первых, погибающих выше спасенных, «
злых» выше «добрых».
Основное положение этики, понявшей парадокс добра и
зла, может быть так формулировано: поступай так, как будто бы ты слышишь Божий зов и призван в свободном и творческом акте соучаствовать в Божьем деле, раскрывай в себе
чистую и оригинальную совесть, дисциплинируй свою личность, борись со
злом в себе и вокруг себя, но не для того, чтобы оттеснять
злых и
зло в ад и создавать адское царство, а для того, чтобы реально победить
зло и способствовать просветлению и творческому преображению
злых.
Основной этический парадокс в том, что различение добра и
зла, т. е. самое возникновение нашего добра, связано с грехопадением, а в мире греховном и падшем никогда в
чистом виде не действует добро.
Воля, определяемая нравственной совестью, не может совершать
чистых и абсолютных нравственных актов потому, что она стоит перед противодействующей
злой волей в мире.
Если
зло есть
чистая бессмыслица, нарушение и поругание Смысла мира, и если оно увенчивается вечным адом, то адская бессмыслица есть в Божьем замысле о мире, и миротворение не удалось.
Нравственный акт был бы
чистым и абсолютным лишь в том случае, если бы в мире не было
злой воли и ему навстречу шли столь же
чистые и абсолютные нравственные акты.
Чистое и абсолютное добро может быть явлено лишь в том мире, который будет по ту сторону добра и
зла.
Они не знают
чистой любви, не имеют детей, не правоспособны; матери и сестры оплакивают их, как мертвых, наука третирует их, как
зло, мужчины говорят им ты.
Христианская метафизика в
чистом своем виде признает мир не
злым по существу, а падшим, греховным.
Вообще Султанов резко изменился. В вагоне он был неизменно мил, остроумен и весел; теперь, в походе, был
зол и свиреп. Он ехал на своем коне, сердито глядя по сторонам, и никто не смел с ним заговаривать. Так тянулось до вечера. Приходили на стоянку. Первым долгом отыскивалась удобная,
чистая фанза для главного врача и сестер, ставился самовар, готовился обед. Султанов обедал, пил чай и опять становился милым, изящным и остроумным.
Зло понимается совсем не как смешение
чистого, непорочного элемента в человеке с низшей материей.
На последнее Домаша была мастерица. Среди сенных девушек она слыла запевалой и действительно обладала прекрасным,
чистым голосом, шутки так и сыпались из ее вечно улыбающихся уст, на смешные прибаутки ее было взять стать, словно она была девушка, которая, по русской пословице, за словом в карман не лезла. Остальные сенные девушки боялись ее острого и подчас
злого язычка.
Контужен был перед тем Пахомыч в левую ногу, и теперь волочит ее. В лазарете поволялся и в
чистую вышел. Домой пришел, барин Петр Александрович ласково таково встретил,
зла не помнил, Катерина-то Пахомовна, его сестра, в барских барынях всем домом заправляла и сынишка у ней Осип по второму году, да дочь Аннушка, по третьему месяцу.
— Лучше скажите: нет копоти без нагару и таким нагаром всегда, наверно, является
злая, подлая сплетня, способная загрязнить самое
чистое, самое прекрасное существо, — горячо возразил Глеб Алексеевич.
Князь слушал их и понимал, даже, отуманенный ревнивым чувством, верил им, но любовь его к княжне от этого не уменьшалась. Он страшно страдал, но любил ее по-прежнему. Один нежный взгляд, одно ласковое слово разрушали козни ее врагов, и князь Сергей Сергеевич считал ее снова
чистым, безупречным существом, оклеветанным
злыми языками.