Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай
и сахар. Если
ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это
такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал
и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «
так же краснел
и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику
и остался на втором курсе;
так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры.
И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю
и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То
же будет
и с этим горем. Пройдет время,
и я буду к этому равнодушен».
— Какую
ж вы можете иметь надежду? — сказала Бетси, оскорбившись за своего друга — entendons nous… [поймем друг друга…]—Но в глазах ее бегали огоньки, говорившие,
что она очень хорошо,
и точно
так же как
и он, понимает, какую он мог иметь, надежду.
— Куда
ж еще вы их хотели пристроить? Да, впрочем, ведь кости
и могилы — все вам остается, перевод только на бумаге. Ну,
так что же? Как
же? отвечайте, по крайней мере.
— Ну
что ж делать? позабыл, — сказал Платонов. — Мы заехали к Константину Федоровичу… Он тебе кланяется, сестра также. Рекомендую тебе Павла Ивановича Чичикова. Павел Иванович, — брат Василий. Прошу полюбить его
так же, как
и меня.
— А зачем
же так вы не рассуждаете
и в делах света? Ведь
и в свете мы должны служить Богу, а не кому иному. Если
и другому кому служим, мы потому только служим, будучи уверены,
что так Бог велит, а без того мы бы
и не служили.
Что ж другое все способности
и дары, которые розные у всякого? Ведь это орудия моленья нашего: то — словами, а это делом. Ведь вам
же в монастырь нельзя идти: вы прикреплены к миру, у вас семейство.
— Да
что ж пенька? Помилуйте, я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете! Пенька пенькою, в другой раз приеду, заберу
и пеньку.
Так как
же, Настасья Петровна?
— Умница, душенька! — сказал на это Чичиков. — Скажите, однако
ж… — продолжал он, обратившись тут
же с некоторым видом изумления к Маниловым, — в
такие лета
и уже
такие сведения! Я должен вам сказать,
что в этом ребенке будут большие способности.
Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову; однако
ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили,
что они еще не знают, кто таков на самом деле есть Чичиков,
что он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда,
что потерпел по службе за правду, да ведь все это как-то неясно,
и когда вспомнили при этом,
что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности, стало быть, его преследовали, стало быть, он ведь сделал
же что-нибудь
такое… да кто
же он в самом деле
такой?
— Но все
же таки… но как
же таки… как
же запропастить себя в деревне? Какое
же общество может быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу генерал или князь. Захочешь —
и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там,
что ни попадется, все это или мужик, или баба. За
что ж себя осудить на невежество на всю жизнь свою?
В анониме было
так много заманчивого
и подстрекающего любопытство,
что он перечел
и в другой
и в третий раз письмо
и наконец сказал: «Любопытно бы, однако
ж, знать, кто бы
такая была писавшая!» Словом, дело, как видно, сделалось сурьезно; более часу он все думал об этом, наконец, расставив руки
и наклоня голову, сказал: «А письмо очень, очень кудряво написано!» Потом, само собой разумеется, письмо было свернуто
и уложено в шкатулку, в соседстве с какою-то афишею
и пригласительным свадебным билетом, семь лет сохранявшимся в том
же положении
и на том
же месте.
— Не я-с, Петр Петрович, наложу-с <на> вас, а
так как вы хотели бы послужить, как говорите сами,
так вот богоугодное дело. Строится в одном месте церковь доброхотным дательством благочестивых людей. Денег нестает, нужен сбор. Наденьте простую сибирку… ведь вы теперь простой человек, разорившийся дворянин
и тот
же нищий:
что ж тут чиниться? — да с книгой в руках, на простой тележке
и отправляйтесь по городам
и деревням. От архиерея вы получите благословенье
и шнурованную книгу, да
и с Богом.
Зачем
же выставлять напоказ бедность нашей жизни
и наше грустное несовершенство, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства?
Что ж делать, если
такого свойства сочинитель,
и так уже заболел он сам собственным несовершенством,
и так уже устроен талант его, чтобы изображать ему бедность нашей жизни, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства!
И вот опять попали мы в глушь, опять наткнулись на закоулок.
«А
что ж, — подумал про себя Чичиков, — заеду я в самом деле к Ноздреву.
Чем же он хуже других,
такой же человек, да еще
и проигрался. Горазд он, как видно, на все, стало быть, у него даром можно кое-что выпросить».
Однако
ж минуту спустя он тут
же стал хитрить
и попробовал было вывернуться, говоря,
что, впрочем, в Англии очень усовершенствована механика,
что видно по газетам, как один изобрел деревянные ноги
таким образом,
что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека бог знает в какие места,
так что после нигде
и отыскать его нельзя было.
— Я, признаюсь, тоже, — произнесла не без удивления просто приятная дама
и почувствовала тут
же сильное желание узнать,
что бы
такое могло здесь скрываться. Она даже произнесла с расстановкой: — А
что ж, вы полагаете, здесь скрывается?
Чичиков глядел на него пристально
и думал: «
Что ж? с этим, кажется, чиниться нечего». Не отлагая дела в дальний ящик, он объяснил полковнику тут
же,
что так и так: имеется надобность вот в каких душах, с совершеньем таких-то крепостей.
— Стой, стой! — прервал кошевой, дотоле стоявший, потупив глаза в землю, как
и все запорожцы, которые в важных делах никогда не отдавались первому порыву, но молчали
и между тем в тишине совокупляли грозную силу негодования. — Стой!
и я скажу слово. А
что ж вы —
так бы
и этак поколотил черт вашего батька! —
что ж вы делали сами? Разве у вас сабель не было,
что ли? Как
же вы попустили
такому беззаконию?
— Да
что же это я! — продолжал он, восклоняясь опять
и как бы в глубоком изумлении, — ведь я знал
же,
что я этого не вынесу,
так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту… пробу, ведь я вчера
же понял совершенно,
что не вытерплю…
Чего ж я теперь-то?
Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера
же, сходя с лестницы, я сам сказал,
что это подло, гадко, низко, низко… ведь меня от одной мысли наяву стошнило
и в ужас бросило…
Он глубоко задумался о том: «каким
же это процессом может
так произойти,
что он, наконец, пред всеми ими уже без рассуждений смирится, убеждением смирится! А
что ж, почему
ж и нет? Конечно,
так и должно быть. Разве двадцать лет беспрерывного гнета не добьют окончательно? Вода камень точит.
И зачем, зачем
же жить после этого, зачем я иду теперь, когда сам знаю,
что все это будет именно
так, как по книге, а не иначе!»
— Ба! да
и ты… с намерениями! — пробормотал он, посмотрев на нее чуть не с ненавистью
и насмешливо улыбнувшись. — Я бы должен был это сообразить…
Что ж,
и похвально; тебе
же лучше…
и дойдешь до
такой черты,
что не перешагнешь ее — несчастна будешь, а перешагнешь, — может, еще несчастнее будешь… А впрочем, все это вздор! — прибавил он раздражительно, досадуя на свое невольное увлечение. — Я хотел только сказать,
что у вас, маменька, я прощения прошу, — заключил он резко
и отрывисто.
Ну, однако
ж,
что может быть между ними общего? Даже
и злодейство не могло бы быть у них одинаково. Этот человек очень к тому
же был неприятен, очевидно, чрезвычайно развратен, непременно хитер
и обманчив, может быть, очень зол. Про него ходят
такие рассказы. Правда, он хлопотал за детей Катерины Ивановны; но кто знает, для
чего и что это означает? У этого человека вечно какие-то намерения
и проекты.
«
Что ж, это исход! — думал он, тихо
и вяло идя по набережной канавы. — Все-таки кончу, потому
что хочу… Исход ли, однако? А все равно! Аршин пространства будет, — хе! Какой, однако
же, конец! Неужели конец? Скажу я им иль не скажу? Э… черт! Да
и устал я: где-нибудь лечь или сесть бы поскорей! Всего стыднее,
что очень уж глупо. Да наплевать
и на это. Фу, какие глупости в голову приходят…»
— Это все вздор
и клевета! — вспыхнул Лебезятников, который постоянно трусил напоминания об этой истории, —
и совсем это не
так было! Это было другое… Вы не
так слышали; сплетня! Я просто тогда защищался. Она сама первая бросилась на меня с когтями… Она мне весь бакенбард выщипала… Всякому человеку позволительно, надеюсь, защищать свою личность. К тому
же я никому не позволю с собой насилия… По принципу. Потому это уж почти деспотизм.
Что ж мне было:
так и стоять перед ней? Я ее только отпихнул.
— Вы сами
же вызывали сейчас на откровенность, а на первый
же вопрос
и отказываетесь отвечать, — заметил Свидригайлов с улыбкой. — Вам все кажется,
что у меня какие-то цели, а потому
и глядите на меня подозрительно.
Что ж, это совершенно понятно в вашем положении. Но как я ни желаю сойтись с вами, я все-таки не возьму на себя труда разуверять вас в противном. Ей-богу, игра не стоит свеч, да
и говорить-то с вами я ни о
чем таком особенном не намеревался.
— Вчера, я знаю. Я ведь сам прибыл всего только третьего дня. Ну-с, вот
что я скажу вам на этот счет, Родион Романович; оправдывать себя считаю излишним, но позвольте
же и мне заявить:
что ж тут, во всем этом, в самом деле,
такого особенно преступного с моей стороны, то есть без предрассудков-то, а здраво судя?
— А, вот вы куда? Я согласен,
что это болезнь, как
и все переходящее через меру, — а тут непременно придется перейти через меру, — но ведь это, во-первых, у одного
так, у другого иначе, а во-вторых, разумеется, во всем держи меру, расчет, хоть
и подлый, но
что же делать? Не будь этого, ведь этак застрелиться, пожалуй, пришлось бы. Я согласен,
что порядочный человек обязан скучать, но ведь, однако
ж…
—
Что ж,
и ты меня хочешь замучить! — вскричал он с
таким горьким раздражением, с
таким отчаянием во взгляде,
что у Разумихина руки опустились. Несколько времени он стоял на крыльце
и угрюмо смотрел, как тот быстро шагал по направлению к своему переулку. Наконец, стиснув зубы
и сжав кулаки, тут
же поклявшись,
что сегодня
же выжмет всего Порфирия, как лимон, поднялся наверх успокоивать уже встревоженную долгим их отсутствием Пульхерию Александровну.
— А вы
и на силу претендуете? Хе-хе-хе! Удивили
же вы меня сейчас, Родион Романыч, хоть я заранее знал,
что это
так будет. Вы
же толкуете мне о разврате
и об эстетике! Вы — Шиллер, вы — идеалист! Все это, конечно,
так и должно быть,
и надо бы удивляться, если б оно было иначе, но, однако
ж, как-то все-таки странно в действительности… Ах, жаль,
что времени мало, потому вы сами прелюбопытный субъект! А кстати, вы любите Шиллера? Я ужасно люблю.
Лежал я тогда… ну, да уж
что! лежал пьяненькой-с,
и слышу, говорит моя Соня (безответная она,
и голосок у ней
такой кроткий… белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «
Что ж, Катерина Ивановна, неужели
же мне на
такое дело пойти?» А уж Дарья Францовна, женщина злонамеренная
и полиции многократно известная, раза три через хозяйку наведывалась.
И, однако
ж, одеваясь, он осмотрел свой костюм тщательнее обыкновенного. Другого платья у него не было, а если б
и было, он, быть может,
и не надел бы его, — «
так, нарочно бы не надел». Но во всяком случае циником
и грязною неряхой нельзя оставаться: он не имеет права оскорблять чувства других, тем более
что те, другие, сами в нем нуждаются
и сами зовут к себе. Платье свое он тщательно отчистил щеткой. Белье
же было на нем всегда сносное; на этот счет он был особенно чистоплотен.
Варвара. Ну
так что ж! У нас калитка-то, которая со двора, изнутри заперта, из саду; постучит, постучит, да
так и пойдет. А поутру мы скажем,
что крепко спали, не слыхали. Да
и Глаша стережет; чуть
что, она сейчас голос подаст. Без опаски нельзя! Как
же можно! Того гляди в беду попадешь.
Большой собравшися гурьбой,
Медведя звери изловили;
На чистом поле задавили —
И делят меж собой,
Кто
что́ себе достанет.
А Заяц за ушко медвежье тут
же тянет.
«Ба, ты, косой»,
Кричат ему: «пожаловал отколе?
Тебя никто на ловле не видал». —
«Вот, братцы!» Заяц отвечал:
«Да из лесу-то кто
ж, — всё я его пугал
И к вам поставил прямо в поле
Сердечного дружка?»
Такое хвастовство хоть слишком было явно,
Но показалось
так забавно,
Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка.
«Жениться? Ну… зачем
же нет?
Оно
и тяжело, конечно,
Но
что ж, он молод
и здоров,
Трудиться день
и ночь готов;
Он кое-как себе устроит
Приют смиренный
и простой
И в нем Парашу успокоит.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу — Параше
Препоручу хозяйство наше
И воспитание ребят…
И станем жить,
и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят...
— Ну —
что ж? Значит, вы — анархист, — пренебрежительно сказал его оппонент, Алексей Гогин;
такой же щеголь, каким был восемь лет тому назад, он сохранил веселый блеск быстрых глаз, но теперь в блеске этом было нечто надменное, ироническое, его красивый мягкий голос звучал самодовольно, решительно. Гогин заметно пополнел,
и красиво прихмуренные брови делали холеное лицо его как-то особенно значительным.
Красавина. Верно тебе говорю.
Так что же придумали: до которых пор сочтут, это запишут, да опять цифирь-то сначала
и оборотят. Вот как!
Так что ж тут мудреного,
что мы денег не сочли? Ну деньги деньгами — это само по себе, а еще дом.
Чего ж надеялся Обломов? Он думал,
что в письме сказано будет определительно, сколько он получит дохода,
и, разумеется, как можно больше, тысяч, например, шесть, семь;
что дом еще хорош,
так что по нужде в нем можно жить, пока будет строиться новый;
что, наконец, поверенный пришлет тысячи три, четыре, — словом,
что в письме он прочтет тот
же смех, игру жизни
и любовь,
что читал в записках Ольги.
Но отчего
же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы жить отдельно, независимо, ни в ком
и ни в
чем не нуждаясь?
Что ж могло заставить ее взять на себя обузу чужого хозяйства, хлопот о чужих детях, обо всех этих мелочах, на которые женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного хлеба? Где
же Захар, Анисья, ее слуги по всем правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
—
Что ж стоите? Скажите merci да поцелуйте ручку! Ах, какой! — сказала она повелительно
и прижала крепко свою руку к его губам, все с тем
же проворством, с каким пришивала пуговицу,
так что поцелуй его раздался в воздухе, когда она уже отняла руку.
— За
что же? Ну, спасибо. Послушайте, выпьемте еще бокал. Впрочем,
что ж я? вы лучше не пейте. Это он вам правду сказал,
что вам нельзя больше пить, — мигнул он мне вдруг значительно, — а я все-таки выпью. Мне уж теперь ничего, а я, верите ли, ни в
чем себя удержать не могу. Вот скажите мне,
что мне уж больше не обедать по ресторанам,
и я на все готов, чтобы только обедать. О, мы искренно хотим быть честными, уверяю вас, но только мы все откладываем.
И даже до того,
что сознание позора, мелькавшее минутами (частыми минутами!), от которого содрогалась душа моя, — это-то сознание — поверят ли? — пьянило меня еще более: «А
что ж, падать
так падать; да не упаду
же, выеду!
Но рассматривал он меня лишь мгновение, всего секунд десять; вдруг самая неприметная усмешка показалась на губах его,
и, однако
ж, самая язвительная, тем именно
и язвительная,
что почти неприметная; он молча повернулся
и пошел опять в комнаты,
так же не торопясь,
так же тихо
и плавно, как
и пришел.
Ведь говорят
же,
что Столовая гора похожа на стол, а Львиная на льва:
так почему
ж и эти камни не назвать
так?
Где
же Нагасаки? Города еще не видать. А! вот
и Нагасаки. Отчего
ж не Нангасаки? оттого,
что настоящее название — Нагасаки, а буква н прибавляется
так, для шика,
так же как
и другие буквы к некоторым словам. «Нагасаки — единственный порт, куда позволено входить одним только голландцам», — сказано в географиях,
и куда, надо бы прибавить давно, прочие ходят без позволения. Следовательно, привилегия ни в коем случае не на стороне голландцев во многих отношениях.
Однако нам объявили,
что мы скоро снимаемся с якоря, дня через четыре. «Да как
же это? да
что ж это
так скоро?..» — говорил я, не зная, зачем бы я оставался долее в Луконии. Мы почти все видели; ехать дальше внутрь — надо употребить по крайней мере неделю, да
и здешнее начальство неохотно пускает туда. А все жаль было покидать Манилу!
«
Что же это? как можно?» — закричите вы на меня… «А
что ж с ним делать? не послать
же в самом деле в Россию». — «В стакан поставить да на стол». — «Знаю, знаю. На море это не совсем удобно». — «
Так зачем
и говорить хозяйке,
что пошлете в Россию?»
Что это за житье — никогда не солги!
Однако
ж я подумал,
что уж если обедать по-японски,
так надо вполне обедать,
и потому попробовал
и горячей воды: все
так же нехорошо, как если б я попробовал ее
и за русским столом.
Какое-то чувство уже ненависти
и гадливого презрения прозвучало в этих словах. А между тем она
же его предала. «
Что ж, может, потому,
что так чувствует себя пред ним виноватой,
и ненавидит его минутами», — подумал про себя Алеша. Ему хотелось, чтоб это было только «минутами». В последних словах Кати он заслышал вызов, но не поднял его.
— Дурак, — засмеялся Иван, —
что ж я вы,
что ли, стану тебе говорить. Я теперь весел, только в виске болит…
и темя… только, пожалуйста, не философствуй, как в прошлый раз. Если не можешь убраться, то ври что-нибудь веселое. Сплетничай, ведь ты приживальщик,
так сплетничай. Навяжется
же такой кошмар! Но я не боюсь тебя. Я тебя преодолею. Не свезут в сумасшедший дом!
— Войдите, войдите ко мне сюда, — настойчиво
и повелительно закричала она, — теперь уж без глупостей! О Господи,
что ж вы стояли
и молчали
такое время? Он мог истечь кровью, мама! Где это вы, как это вы? Прежде всего воды, воды! Надо рану промыть, просто опустить в холодную воду, чтобы боль перестала,
и держать, все держать… Скорей, скорей воды, мама, в полоскательную чашку. Да скорее
же, — нервно закончила она. Она была в совершенном испуге; рана Алеши страшно поразила ее.