Неточные совпадения
Старый скептик и эпикуреец Юсупов, приятель Вольтера и Бомарше, Дидро и Касти, был одарен действительно артистическим вкусом. Чтоб в этом убедиться, достаточно раз побывать в Архангельском, поглядеть на его галереи, если их еще не продал вразбивку его наследник. Он пышно потухал восьмидесяти лет, окруженный мраморной, рисованной и живой красотой. В его загородном
доме беседовал с ним Пушкин, посвятивший ему
чудное послание, и рисовал Гонзага, которому Юсупов посвятил свой театр.
Бывали здесь богатые купеческие свадьбы, когда около
дома стояли
чудные запряжки; бывали и небогатые, когда стояли вдоль бульвара кареты, вроде театральных, на клячах которых в обыкновенное время возили актеров императорских театров на спектакли и репетиции. У этих карет иногда проваливалось дно, и ехавшие бежали по мостовой, вопя о спасении… Впрочем, это было безопасно, потому что заморенные лошади еле двигались… Такой случай в восьмидесятых годах был на Петровке и закончился полицейским протоколом.
Там выстроил он, по-тогдашнему, великолепный господский
дом со всеми принадлежностями; отделал его на славу, меблировал отлично, расписал весь красками внутри и даже снаружи; люстры, канделябры, бронза, фарфоровая и серебряная посуда удивляли всех;
дом поставил на небольшом косогоре, из которого били и кипели более двадцати
чудных родниковых ключей.
— Хорошенькое у вас ружьишко, — небрежно уронил он, не переставая барабанить. — Славное ружьишко. Прошлый раз, когда я к вам заезжал и не застал
дома, я все на него любовался…
Чудное ружьецо!
Силан. Что ходить-то! Он сам на крыльцо выйдет. Он целый день на крыльце сидит, все на дорогу смотрит. И какой зоркий на беспашпортных! Хоть сто человек-артель вали, как сейчас воззрится да поманит кого к себе: «А поди-ка сюда, друг любезный!» Так тут и есть. (Почесывает затылок). А то пойти! (Подходит к городническому
дому). Аристарх. Что только за дела у нас в городе! Ну, уж обыватели! Самоеды! Да и те, чай, обходительнее. Ишь ты,
чудное дело какое! Ну-ка! Господи благослови! (Закидывает удочку).
Трудно было бы решить, к какому ордену архитектуры принадлежало это
чудное здание: все роды, древние и новейшие, были в нем перемешаны, как языки при вавилонском столпотворении, Низенькие и толстые колонны, похожие на египетские, поддерживали греческой фронтон; четырехугольные готические башни, прилепленные ко всем углам
дома, прорезаны были широкими итальянскими окнами; а из средины кровли подымалась высокая каланча, которую Ижорской называл своим бельведером.
Он стал ходить около
дома, думая об его хозяйке и о
чудной ее способности.
Что делать Юрию? — в деревне, в глуши? — следовать ли за отцом! — нет, он не находит удовольствия в войне с животными; — он остался
дома, бродит по комнатам, ищет рассеянья, обрывает клочки раскрашенных обоев;
чудные занятия для души и тела; — но что-то мелькнуло за углом… женское платье; — он идет в ту сторону, и вступает в небольшую комнату, освещенную полуденным солнцем; ее воздух имел в себе что-то особенное, роскошное; он, казалось, был оживлен присутствием юной пламенной девушки.
Дома рассказывает он свою
чудную повесть, показывает красные и синие пятна на своем теле; воображение рассказчика и слушателей воспламеняется, дополняет картину — и леший, или лесовик, получает свое фантастическое существование!
Детские комнаты в
доме графа Листомирова располагались на южную сторону и выходили в сад.
Чудное было помещение! Каждый раз, как солнце было на небе, лучи его с утра до заката проходили в окна; в нижней только части окна завешивались голубыми тафтяными занавесками для предохранения детского зрения от излишнего света. С тою же целью по всем комнатам разостлан был ковер также голубого цвета и стены оклеены были не слишком светлыми обоями.
Он даже придумал, что с ней говорить; он расскажет ей, что видел сон, а именно: будто бы он живет в Москве, на такой-то улице, в таком-то
доме, а против этого
дома другой, большой желтый каменный
дом; вот он смотрит на него; вдруг выходит девушка,
чудная, прекрасная девушка; ему очень хотелось к ней подойти, но он не решался и только каждый день все смотрел на эту девушку; потом вдруг не стал ее видеть.
— На нем был картуз неопределенной формы и синяя ваточная шинель с старым бобровым воротником; черты лица его различить было трудно: причиною тому козырек, воротник — и сумерки; — казалось, он не торопился домой, а наслаждался чистым воздухом морозного вечера, разливавшего сквозь зимнюю мглу розовые лучи свои по кровлям
домов, соблазнительным блистаньем магазинов и кондитерских; порою подняв глаза кверху с истинно поэтическим умиленьем, сталкивался он с какой-нибудь розовой шляпкой и смутившись извинялся; коварная розовая шляпка сердилась, — потом заглядывала ему под картуз и, пройдя несколько шагов, оборачивалась, как будто ожидая вторичного извинения; напрасно! молодой чиновник был совершенно недогадлив!.. но еще чаще он останавливался, чтоб поглазеть сквозь цельные окна магазина или кондитерской, блистающей
чудными огнями и великолепной позолотою.
Я умру, заколотят меня в гроб, а все мне, кажется, будут сниться ранние утра, когда, знаете, больно глазам от солнца, или
чудные весенние вечера, когда в саду и за садом кричат соловьи и дергачи, а с деревни доносится гармоника, в
доме играют на рояле, шумит река — одним словом, такая музыка, что хочется и плакать и громко петь.
Всегда
чудный ее голос получил в это время необыкновенную силу, и торжественные его звуки разносились по целой улице, так что толпы народа собирались перед растворенными окнами их
дома: окна были раскрыты от нестерпимого летнего зноя.
В иные ж дни, прервав мечтаний сон,
Случалось мне очнуться, в удивленье,
С цветком в руке. Как мной был сорван он —
Не помнил я; но в
чудные виденья
Был запахом его я погружен.
Так превращало мне воображенье
В волшебный мир наш скучный старый
дом —
А жизнь меж тем шла прежним чередом.
— Совсем девка зачала изводиться, — вступилась Манефа. — Как жили они в обители, как маков цвет цвела, а в родительском
дому и румянец с лица сбежал.
Чудное дело!
Долго в своей боковушке рассказывала Аксинья Захаровна Аграфене Петровне про все
чудное, что творилось с Настасьей с того дня, как отец сказал ей про суженого. Толковали потом про молодого Снежкова. И той и другой не пришелся он по нраву. Смолкла Аксинья Захаровна, и вместо плаксивого ее голоса послышался легкий старушечий храп: започила сном именинница. Смолкли в светлице долго и весело щебетавшие Настя с Фленушкой. Во всем
дому стало тихо, лишь в передней горнице мерно стучит часовой маятник.
Поздним вечером возвращалась шумная компания русских офицеров на корвет. Ночь была восхитительная. На бархатном высоком куполе томно светилась луна, обливая своим мягким, нежным светом и белые
дома, и виллы маленького Фунчаля, и кудрявые леса гор. Город спал. Изредка встречались прохожие. Волшебная тишина
чудной ночи нарушалась по временам звуками фортепиано, доносившимися из-за опущенных жалюзи.
— А крестьяне у нее и дворовые, что при
доме живут, — самые чудны́е люди.
Напившись чаю, Иван Петрович ушел в
дом. Через десять минут он появился на крыльце и… поразил Лизу. Он, юноша, только семь лет тому назад переставший называться Ванькой и Ванюшкой, готовый за двугривенный своротить челюсть, поставить весь
дом вверх дном, был одет чертовски хорошо. Он был в соломенной широкополой шляпе, в
чудных блестящих ботфортах, жилетке пике… Тысяча больших и малых солнц светилось в его брелоках. В правой руке держал он с шиком перчатки и хлыстик…
Хрущов (выходя из
дому). Зачем я не художник? Какая
чудная группа!
Был канун Рождества. На дворе стоял трескучий мороз, a в
доме Раевых было тепло, светло и уютно. Дети весело болтали, украшая огромную елку, от которой шел такой
чудный смолистый запах.
Огромный
дом заслоняет все детали этого
чудного села. Надо проехать этот
дом, чтобы видеть самое Грузино.
— А меня, — заметила Ирена, становясь все грустнее и грустнее, — вместо роскошного
дома с мраморными лестницами, прекрасных садов с
чудными цветниками, обширного тенистого парка ожидает большая ферма с крышей, покрытой простыми черепицами, загроможденная дворами, где кричат утки, огород, где нет других цветов, кроме бобов, да и то не турецких!
Вся Никитская улица с своими
домами, балаганами и лачужками утопала в непроницаемом мраке. Только в самом конце ее в продолговатом окошке высокого терема, обращенном на двор, мелькал огонек. Терем этот отличался от других особенным искусством и красотою в постройке, а потому назывался «
Чудным теремом».
Остались в
домах недвижный больной, или мать с грудным младенцем, боявшаяся подвергнуть его опасностям народной тесноты, или слепец, которому воображение заменяло и зодчих, и живописцев, и самые чудеса природы; но и те с нетерпением ожидали рассказов о
чудном ледяном
доме.
Богат ли он? — этого она не знала, но у него было
чудное сердце, большое честолюбие и радужные надежды на будущее. Она действительно встретилась с ним в Томске, в
доме ее подруги детства. Он и там был приезжий, хотя покойный отец его провел в этом городе последние годы своей жизни.
С антресоль, составляющих непременную принадлежность каждого старого дворянского
дома, и в особенности с высокого бельведера, с затейливыми окнами из разноцветных стекол, открывался
чудный вид на окружавшее почти десятиверстное пространство.
Милая, симпатичная Елена Шамшина. Мы с ней встречались прошлую зиму везде… Какая женщина! Я просто влюбилась в нее. Такая
чудная! Вот уже полгода, как она заперлась
дома, ревет и тает, как свечка.
Вся Никитская улица с своими
домами, балаганами и лачужками утопала в непроницаемом мраке. Только в самом конце ее, в продолговатом окошке высокого терема, обращенном во двор, мелькал огонек. Терем этот отличался от других особенным искусством и красотой в постройке, а потому назывался «
Чудным теремом».
С другой стороны, то есть со стороны прилегавшего в полутора верст от усадьбы почтового шоссе, к
дому вела прекрасно убитая щебнем дорога, обсаженная деревьями и представлявшая
чудную прямую аллею, оканчивающуюся воротами, ведущими во двор к громадному стеклянному подъезду.
Чудный звон золота заставлял слетаться, как мух на мед, в открытые двери
дома миллионера и чопорных великосветских бар, и искателей приключений, и выдающихся артистов, артисток, писателей, художников, адвокатов…
Любовники остановились у дверей ледяного
дома.
Чудное это здание, уж заброшенное, кое-где распадалось; стража не охраняла его; двери сломанные лежали грудою. Ветер, проникая в разбитые окна, нашептывал какую-то волшебную таинственность. Будто духи овладели этим ледяным дворцом. Два ряда елей с ветвями, густо опушенными инеем, казались рыцарями в панцирях матового серебра, с пышным страусовым панашом на головах.
Как хорош и этот сказочник Полифем, этот
чудный выродок между невежеством своих соотечественников, гонимый духом любознательности с колыбели Волги к истоку Ганга, с торгового прилавка, под сенью Спасова
дома, в храм, где поклоняются золотому волу, не понимающий, что он совершил подвиг, который мог бы в стране просвещенной дать ему славное имя.
Весь
дом, вся дворня положительно боготворила ее, сама Дарья Николаевна первые годы не могла порой не приласкать эту
чудную девочку, но по мере того, как она вырастала, стала избегать Маши.
Катя Чистякова рассказывала, какой
чудный парк был в их
доме отдыха, бывшем графском поместье.
Извозчичьи сани мягко стукали по ухабам и бесшумно уносили Валю от тихого
дома с его
чудными цветами, таинственным миром сказок, безбрежным и глубоким, как море, и темным окном, в стекла которого ласково царапались ветви деревьев.