Неточные совпадения
Константин Левин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая
женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких
чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
— «Я знаю, что он хотел сказать; он хотел сказать: ненатурально, не любя свою дочь, любить
чужого ребенка. Что он понимает в любви к детям, в моей любви к Сереже, которым я для него пожертвовала? Но это желание сделать мне больно! Нет, он любит другую
женщину, это не может быть иначе».
— Нет, об этом самом. И поверь, что для меня
женщина без сердца, будь она старуха или не старуха, твоя мать или
чужая, не интересна, и я ее знать не хочу.
Для других, она знала, он не представлялся жалким; напротив, когда Кити в обществе смотрела на него, как иногда смотрят на любимого человека, стараясь видеть его как будто
чужого, чтоб определить себе то впечатление, которое он производит на других, она видела, со страхом даже для своей ревности, что он не только не жалок, но очень привлекателен своею порядочностью, несколько старомодною, застенчивою вежливостью с
женщинами, своею сильною фигурой и особенным, как ей казалось, выразительным лицом.
И снова, преданный безделью,
Томясь душевной пустотой,
Уселся он — с похвальной целью
Себе присвоить ум
чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а всё без толку:
Там скука, там обман иль бред;
В том совести, в том смысла нет;
На всех различные вериги;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как
женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.
Грэй замер. В то время, как другие
женщины хлопотали около Бетси, он пережил ощущение острого
чужого страдания, которое не мог испытать сам.
В должности «одной прислуги» она работала безукоризненно: вкусно готовила, держала квартиру в чистоте и порядке и сама держалась умело, не мозоля глаз хозяина. Вообще она не давала повода заменить ее другой
женщиной, а Самгин хотел бы сделать это — он чувствовал в жилище своем присутствие
чужого человека, — очень
чужого, неглупого и способного самостоятельно оценивать факты, слова.
Макаров ходил пешком по деревням, монастырям, рассказывал об этом, как о путешествии по
чужой стране, но о чем бы он ни рассказывал, Клим слышал, что он думает и говорит о
женщинах, о любви.
В углу террасы одиноко скучала над пустой вазочкой для мороженого большая
женщина с двойным подбородком, с лицом в форме дыни и темными усами под
чужим, ястребиным носом.
Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы жить отдельно, независимо, ни в ком и ни в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее взять на себя обузу
чужого хозяйства, хлопот о
чужих детях, обо всех этих мелочах, на которые
женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного хлеба? Где же Захар, Анисья, ее слуги по всем правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
Не раз он страдал за утраченное мужчиной достоинство и честь, плакал о грязном падении
чужой ему
женщины, но молчал, боясь света.
А она, совершив подвиг, устояв там, где падают ничком мелкие натуры, вынесши и свое и
чужое бремя с разумом и величием, тут же, на его глазах, мало-помалу опять обращалась в простую
женщину, уходила в мелочи жизни, как будто пряча свои силы и величие опять — до случая, даже не подозревая, как она вдруг выросла, стала героиней и какой подвиг совершила.
— Меня шестьдесят пять лет Татьяной Марковной зовут. Ну, что — «как»? И поделом тебе! Что ты лаешься на всех: напал, в самом деле, в
чужом доме на
женщину — хозяин остановил тебя — не по-дворянски поступаешь!..
— Спасибо ей, она святая
женщина! Что я буду таким уродом носить свое горе по
чужим углам!..
Около нее происходит что-то таинственное и серьезное, между близкими ей людьми, а ее оставляют в стороне, как
чужую или как старую, отжившую, ни на что не способную
женщину.
Она чувствовала условную ложь этой формы и отделалась от нее, добиваясь правды. В ней много именно того, чего он напрасно искал в Наташе, в Беловодовой: спирта, задатков самобытности, своеобразия ума, характера — всех тех сил, из которых должна сложиться самостоятельная, настоящая
женщина и дать направление своей и
чужой жизни, многим жизням, осветить и согреть целый круг, куда поставит ее судьба.
Перед ним было прекрасное явление, с задатками такого сильного, мучительного, безумного счастья, но оно было недоступно ему: он лишен был права не только выражать желания, даже глядеть на нее иначе, как на сестру, или как глядят на
чужую, незнакомую
женщину.
— Вот что значит Олимп! — продолжал он. — Будь вы просто
женщина, не богиня, вы бы поняли мое положение, взглянули бы в мое сердце и поступили бы не сурово, а с пощадой, даже если б я был вам совсем
чужой. А я вам близок. Вы говорите, что любите меня дружески, скучаете, не видя меня… Но
женщина бывает сострадательна, нежна, честна, справедлива только с тем, кого любит, и безжалостна ко всему прочему. У злодея под ножом скорее допросишься пощады, нежели у
женщины, когда ей нужно закрыть свою любовь и тайну.
— Это ты про Эмс. Слушай, Аркадий, ты внизу позволил себе эту же выходку, указывая на меня пальцем, при матери. Знай же, что именно тут ты наиболее промахнулся. Из истории с покойной Лидией Ахмаковой ты не знаешь ровно ничего. Не знаешь и того, насколько в этой истории сама твоя мать участвовала, да, несмотря на то что ее там со мною не было; и если я когда видел добрую
женщину, то тогда, смотря на мать твою. Но довольно; это все пока еще тайна, а ты — ты говоришь неизвестно что и с
чужого голоса.
— Да, сделайте милость, — продолжал переводчик, — насчет
женщин тоже… Один американец взял нашу
женщину за руку; у нас так строго на этот счет, что муж, пожалуй, и разведется с нею. От этого они и бегают от
чужих.
И в-пятых, наконец, всем людям, подвергнутым этим воздействиям, внушалось самым убедительным способом, а именно посредством всякого рода бесчеловечных поступков над ними самими, посредством истязания детей,
женщин, стариков, битья, сечения розгами, плетьми, выдавания премии тем, кто представит живым или мертвым убегавшего беглого, разлучения мужей с женами и соединения для сожительства
чужих жен с
чужими мужчинами, расстреляния, вешания, — внушалось самым убедительным способом то, что всякого рода насилия, жестокости, зверства не только не запрещаются, но разрешаются правительством, когда это для него выгодно, а потому тем более позволено тем, которые находятся в неволе, нужде и бедствиях.
Но она любила совсем не так, как любят другие
женщины: в ее чувстве не было и тени самопожертвования, желания отдать себя в
чужие руки, — нет, это была гордая любовь, одним взглядом покорявшая все кругом.
— В
чужой монастырь со своим уставом не ходят, — заметил он. — Всех здесь в скиту двадцать пять святых спасаются, друг на друга смотрят и капусту едят. И ни одной-то
женщины в эти врата не войдет, вот что особенно замечательно. И это ведь действительно так. Только как же я слышал, что старец дам принимает? — обратился он вдруг к монашку.
Удивительная
женщина Татьяна Борисовна, а никто ей не удивляется: ее здравый смысл, твердость и свобода, горячее участие в
чужих бедах и радостях, словом, все ее достоинства точно родились с ней, никаких трудов и хлопот ей не стоили…
С ужасом видел Огарев, что все дорогое ему рушится, что
женщине, которую он любил, не свята его святыня, что она
чужая, — но не мог ее разлюбить.
С своей стороны, и
женщина, встречающая, выходя из-под венца, готовую семью, детей, находится в неловком положении; ей нечего с ними делать, она должна натянуть чувства, которых не может иметь, она должна уверить себя и других, что
чужие дети ей так же милы, как свои.
По устройству нашего общества
женщина почти везде имеет совершенно то же значение, какое имели паразиты в древности: она вечно должна жить на
чужой счет.
Он был вдов, совершенно никого наследников, кроме тетки князя, родной племянницы Папушина, весьма бедной
женщины и приживавшей в
чужом доме.
В сущности он очень любил эту простую и добрую
женщину, но зачем она вмешивается в
чужие дела?
Впрочем, верила порче одна кухарка,
женщина, недавно пришедшая из села; горничная же, девушка, давно обжившаяся в городе и насмотревшаяся на разные супружеские трагикомедии, только не спорила об этом при Розанове, но в кухне говорила: «Точно ее, барыню-то нашу, надо отчитывать: разложить, хорошенько пороть, да и отчитывать ей: живи, мол, с мужем, не срамничай, не бегай по
чужим дворам.
И вся эта шумная
чужая шайка, одурманенная легкими деньгами, опьяненная чувственной красотой старинного, прелестного города, очарованная сладостной теплотой южных ночей, напоенных вкрадчивым ароматом белой акации, — эти сотни тысяч ненасытных, разгульных зверей во образе мужчин всей своей массовой волей кричали: «
Женщину!»
— Да, но должны же существовать какие-нибудь клапаны для общественных страстей? — важно заметил Борис Собашников, высокий, немного надменный и манерный молодой человек, которому короткий китель, едва прикрывавший толстый зад, модные, кавалерийского фасона брюки, пенсне на широкой черной ленте и фуражка прусского образца придавали фатоватый вид. — Неужели порядочнее пользоваться ласками своей горничной или вести за углом интригу с
чужой женой? Что я могу поделать, если мне необходима
женщина!
Нередко благодаря своему развязно привешенному языку и давно угасшему самолюбию втирался в
чужую компанию и увеличивал ее расходы, а деньги, взятые при этом взаймы, он не уносил на сторону, а тут же тратил на
женщин разве-разве оставлял себе мелочь на папиросы.
Мать подумала и отвечала: «Они вспомнили, что целый век были здесь полными хозяйками, что теперь настоящая хозяйка — я,
чужая им
женщина, что я только не хочу принять власти, а завтра могу захотеть, что нет на свете твоего дедушки — и оттого стало грустно им».
В
чужом краю, среди общих насмешек и презрения, эти
женщины являлись каким-то ужасным призраком крепостного насилия.
Эти мысли казались ей
чужими, точно их кто-то извне насильно втыкал в нее. Они ее жгли, ожоги их больно кололи мозг, хлестали по сердцу, как огненные нити. И, возбуждая боль, обижали
женщину, отгоняя ее прочь от самой себя, от Павла и всего, что уже срослось с ее сердцем. Она чувствовала, что ее настойчиво сжимает враждебная сила, давит ей на плечи и грудь, унижает ее, погружая в мертвый страх; на висках у нее сильно забились жилы, и корням волос стало тепло.
А между тем эта самая революционерка Катя Турчанинова была в душе очень добрая и самоотверженная
женщина, всегда непосредственно предпочитавшая
чужую выгоду, удовольствие, благосостояние своей выгоде, удовольствию, благосостоянию и всегда истинно радовавшаяся возможности сделать кому-нибудь — ребенку, старику, животному — приятное.
Аграфена Кондратьевна. Да на деле-то уж не спросим, — ты покедова-то вот. Человек приедет чужой-посторонний, все-таки, как хочешь примеривай, а мужчина — не
женщина, — в первый-то раз наедет, не видамши-то его.
Граф говорил обо всем одинаково хорошо, с тактом, и о музыке, и о людях, и о
чужих краях. Зашел разговор о мужчинах, о
женщинах: он побранил мужчин, в том числе и себя, ловко похвалил
женщин вообще и сделал несколько комплиментов хозяйкам в особенности.
Меня возмущала мысль, что посторонняя,
чужая и, главное, молодая
женщина, не имея на то никакого права, вдруг займет место во многих отношениях — кого же? — простая молодая барышня, и займет место покойницы матушки!
Я всегда говорил, что исключительное материнское чувство — почти преступно, что
женщина, которая, желая спасти своего ребенка от простой лихорадки, готова была бы с радостью на уничтожение сотни
чужих, незнакомых ей детей, — что такая
женщина ужасна, хотя она может быть прекрасной или, как говорят, «святой» матерью.
Уехать… туда… назад… где его родина, где теперь Нилов со своими вечными исканиями!.. Нет, этого не будет: все порвано, многое умерло и не оживет вновь, а в Лозищах, в его хате живут
чужие. А тут у него будут дети, а дети детей уже забудут даже родной язык, как та
женщина в Дэбльтоуне…
«Вступить в страну, зарезать человека, который защищает свой дом, потому что он одет в блузу и у него нет на голове военной фуражки; сжигать дома бедняков, которым есть нечего, разбивать, красть мебель, выпивать вино из
чужих погребов, насиловать
женщин на улицах, сжигать пороху на миллионы франков и оставить после себя разорение, болезни, — это называется не впадать в самый грубый материализм.
Но теперь он начинал чувствовать к ним жадное любопытство
чужого человека, ничем не похожего на них. Раньше он стыдился слушать рассказы о хитрости
женщин, о жадной их плоти, лживом уме, который всегда в плену тела их, а теперь он слушал всё это внимательно и молча; смотрел в землю, и пред ним из неё выступали очертания нагого тела.
Как только представятся мне вместо моей хаты, моего леса и моей любви эти гостиные, эти
женщины с припомаженными волосами над подсунутыми
чужими буклями, эти неестественно шевелящиеся губки, эти спрятанные и изуродованные слабые члены и этот лепет гостиных, обязанный быть разговором и не имеющий никаких прав на это, — мне становится невыносимо гадко.
Подняла тем, что он поцеловал одну
женщину вместо другой, отдал ей
чужую записку.
Басов (как бы говоря
чужими словами.) Конечно… да, друг ты мой.
Женщины ближе нас к зверю. Чтобы подчинить
женщину своей воле — нужно применять к ней мягкий, но сильный и красивый в своей силе, непременно красивый деспотизм.
Мы не любим, синьор, когда о наших делах пишут в газетах языком, в котором понятные слова торчат редко, как зубы во рту старика, или когда судьи, эти
чужие нам люди, очень плохо понимающие жизнь, толкуют про нас таким тоном, точно мы дикари, а они — божьи ангелы, которым незнаком вкус вина и рыбы и которые не прикасаются к
женщине!
Цирк, его «камрады», коверкавшие на иностранный лад русский язык, и иностранные
женщины, с которыми я за все время сказал каких-нибудь десять слов, уже с первых дней показался мне
чужим, а потом скучным.
Все стали говорить о неутомимости Кукушкина в любовных делах, как он неотразим для
женщин и опасен для мужей и как на том свете черти будут поджаривать его на угольях за беспутную жизнь. Он молчал и щурил глаза и, когда называли знакомых дам, грозил мизинцем — нельзя-де выдавать
чужих тайн. Орлов вдруг посмотрел на часы.