Неточные совпадения
И везде, среди этой горячей артистической жизни, он не изменял своей семье, своей группе, не врастал в
чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто, в часы досуга от
работ и отрезвления от новых и сильных впечатлений раздражительных красок юга — его тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку…
— Как не понять: вам с Агриппиной Филипьевной теперь
работа, в
чужом пиру похмелье…
Гимнастика,
работа для упражнения силы, чтения — были личными занятиями Рахметова; по его возвращении в Петербург, они брали у него только четвертую долю его времени, остальное время он занимался
чужими делами или ничьими в особенности делами, постоянно соблюдая то же правило, как в чтении: не тратить времени над второстепенными делами и с второстепенными людьми, заниматься только капитальными, от которых уже и без него изменяются второстепенные дела и руководимые люди.
Это не было ни отчуждение, ни холодность, а внутренняя
работа —
чужая другим, она еще себе была
чужою и больше предчувствовала, нежели знала, что в ней. В ее прекрасных чертах было что-то недоконченное, невысказавшееся, им недоставало одной искры, одного удара резцом, который должен был решить, назначено ли ей истомиться, завянуть на песчаной почве, не зная ни себя, ни жизни, или отразить зарево страсти, обняться ею и жить, — может, страдать, даже наверное страдать, но много жить.
Это возражение как будто свидетельствовало, что резонирующая способность не совсем еще в нем угасла. Но и она, пожалуй, не была результатом самодеятельной внутренней
работы, а слышал он, что другие так говорят, и машинально повторял с
чужих слов.
На Иртыше затонула баржа с незастрахованным
чужим товаром, пароход «Первинка» напоролся на подводный камень и целое лето простоял без
работы, было несколько запоздавших грузов, за которые пришлось платить неустойку, — одним словом, одна неудача за другой.
Лопахин. А мне в Харьков надо. Поеду с вами в одном поезде. В Харькове проживу всю зиму. Я все болтался с вами, замучился без дела. Не могу без
работы, не знаю, что вот делать с руками; болтаются как-то странно, точно
чужие.
Притом сильно развитое музыкальное воображение слепого вмешивалось в сложную
работу заучивания и налагало на
чужую пьесу заметный личный отпечаток.
Самая дьявольская выдумка отдавать крестьян своих
чужому в
работу.
И тихого ангела бог ниспослал
В подземные копи, — в мгновенье
И говор, и грохот
работ замолчал,
И замерло словно движенье,
Чужие, свои — со слезами в глазах,
Взволнованны, бледны, суровы,
Стояли кругом. На недвижных ногах
Не издали звука оковы,
И в воздухе поднятый молот застыл…
Всё тихо — ни песни, ни речи…
Казалось, что каждый здесь с нами делил
И горечь, и счастие встречи!
Святая, святая была тишина!
Какой-то высокой печали,
Какой-то торжественной думы полна.
Известие о бегстве Фени от баушки Лукерьи застало Родиона Потапыча в самый критический момент, именно когда Рублиха выходила на роковую двадцатую сажень, где должна была произойти «пересечка». Старик был так увлечен своей
работой, что почти не обратил внимания на это новое горшее несчастье или только сделал такой вид, что окончательно махнул рукой на когда-то самую любимую дочь. Укрепился старик и не выдал своего горя на посмеянье
чужим людям.
На Сиротке была выстроена новая изба на новом месте, где были поставлены новые
работы. Артель точно ожила. Это была своя настоящая
работа — сами большие, сами маленькие. Пока содержание золота было невелико, но все-таки лучше, чем по
чужим приискам шляться. Ганька вел приисковую книгу и сразу накинул на себя важность. Матюшка уже два раза уходил на Фотьянку для тайных переговоров с Петром Васильичем, который, по обыкновению, что-то «выкомуривал» и финтил.
— Ты, Домна, помогай Татьяне-то Ивановне, — наговаривал ей солдат тоже при Макаре. — Ты вот и в
чужих людях жила, а свой женский вид не потеряла. Ну, там по хозяйству подсобляй, за ребятишками пригляди и всякое прочее: рука руку моет… Тебе-то в охотку будет поработать, а Татьяна Ивановна, глядишь, и переведет дух. Ты уж старайся, потому как в нашем дому
работы Татьяны Ивановны и не усчитаешь… Так ведь я говорю, Макар?
— Ломаный я человек, родитель, — отвечал Артем без запинки. — Ты думаешь, мне это приятно без дела слоняться? Может, я в другой раз и жисти своей не рад… Поработаю — спина отымается, руки заболят, ноги точно
чужие сделаются. Завидно на других глядеть, как добрые люди над
работой убиваются.
Николай долго рассказывал ей о своих товарищах, живших в ссылке, о тех, которые уже бежали оттуда и продолжают свою
работу под
чужими именами.
— Ты, Капендюхин, называешься — живописец, это значит, ты должен живо писать, итальянской манерой. Живопись маслом требует единства красок теплых, а ты вот подвел избыточно белил, и вышли у богородицы глазки холодные, зимние. Щечки написаны румяно, яблоками, а глазки —
чужие к ним. Да и неверно поставлены — один заглянул в переносье, другой на висок отодвинут, и вышло личико не святочистое, а хитрое, земное. Не думаешь ты над
работой, Капендюхин.
— Вот, — говорил Ситанов, задумчиво хмурясь, — было большое дело, хорошая мастерская, трудился над этим делом умный человек, а теперь все хинью идет, все в Кузькины лапы направилось! Работали-работали, а всё на
чужого дядю! Подумаешь об этом, и вдруг в башке лопнет какая-то пружинка — ничего не хочется, наплевать бы на всю
работу да лечь на крышу и лежать целое лето, глядя в небо…
Живет такой человек нашего времени, работая свою
работу или веселясь своими весельями, потребляя плоды своих или
чужих трудов для себя и для близких, как и все люди, ненавидя всякого рода стеснения и лишения, вражду и страдания.
Рабочий нашего времени, если бы даже
работа его и была много легче
работы древнего раба, если бы он даже добился восьмичасового дня и платы трех долларов за день, не перестанет страдать, потому что, работая вещи, которыми он не будет пользоваться, работая не для себя по своей охоте, а по нужде, для прихоти вообще роскошествующих и праздных людей и, в частности, для наживы одного богача, владетеля фабрики или завода, он знает, что всё это происходит в мире, в котором признается не только научное положение о том, что только
работа есть богатство, что пользование
чужими трудами есть несправедливость, незаконность, казнимая законами, но в мире, в котором исповедуется учение Христа, по которому мы все братья и достоинство и заслуга человека только в служении ближнему, а не в пользовании им.
— Вот теперь и полюбуйся… — корила свою модницу Татьяна Власьевна, — на кого стала наша-то Нюша похожа? Бродит по дому, как омморошная… Отец-то шубку вон какую привез из Нижнего, а она и поглядеть-то на нее не хочет. Тоже вот Зотушка… Хорошо это нам глядеть на него, как он из милости по
чужим людям проживается? Стыдобушка нашей головушке, а чья это
работа? Все твоя, Аленушка…
— Здесь все друг другу
чужие, пока не помрут… А отсюда живы редко выходят.
Работа легкая, часа два-три утром, столько же вечером, кормят сытно, а тут тебе и конец… Ну эта легкая-то
работа и манит всякого… Мужик сюда мало идет, вреды боится, а уж если идет какой, так либо забулдыга, либо пропоец… Здесь больше отставной солдат работает али никчемушный служащий, что от дела отбился. Кому сунуться некуда… С голоду да с холоду… Да наш брат, гиляй бездомный, который, как медведь, любит летом волю, а зимой нору…
Перфишка редко бывал дома — он пропил всё, что можно было пропить, и теперь ходил работать подённо по
чужим мастерским, а если
работы не было — сидел в трактире.
Увлекала только
работа и появление перед публикой, а все остальное время пусто и нудно, все были друг другу
чужими.
Эта невольная ложь перед
чужим человеком выдавила из подслеповатых глаз Зайчихи две слезинки, и она еще ниже наклонилась над своей
работой, ковыряя иглой какое-то тряпье.
Он, этот трагикомический «натурализованный английский субъект», пришедший к нам с мыслию произвесть социально-демократический переворот в России, сделавшись антрепренером четырех типографских реалов из
чужой типографии, выказал такую неспособность организовать
работу, что это новое его серьезнейшее предприятие обратилось в самый смешной анекдот.
Но — наступила осень, жизнь без постоянной
работы стала невозможна для меня. Увлеченный всем, что творилось вокруг, я работал все меньше и питался
чужим хлебом, а он всегда очень туго идет в горло. Нужно было искать на зиму «место», и я нашел его в крендельной пекарне Василия Семенова.
— У нас, — говорит, — кто ест свой хлеб, тот и голоден. Вон мужики весь век хлеб сеют, а есть его — не смеют. А что я работать не люблю — верно! Но ведь я вижу: от
работы устанешь, а богат не станешь, но кто много спит, слава богу — сыт! Ты бы, Матвей, принимал вора за брата, ведь и тобой
чужое взято!
Часто при этой пытливой
работе ему казалось, что он утрачивает совершенно свое «я», до такой степени он начинал думать и чувствовать душою другого человека, даже говорить его языком и характерными словечками, наконец он даже ловил себя на том, что употребляет
чужие жесты и
чужие интонации.
Живет некто, пытается что-то создать, стягивает в русло своих намерений множество
чужих сил, умов и воль, пожирает массу человеческого труда и вдруг — капризно бросает все недоделанным, недостроенным, да часто и самого себя выбрасывает вон из жизни. И бесследно погибает тяжкий труд людей, ничем разрешается напряженная, порою мучительная
работа.
Он верил, например, в то, что человек здоровый и обеспеченный в необходимых потребностях жизни не станет лежать на боку, брезговать
работой и поедать плоды
чужих трудов; ему казалось, что всем людям очень легко внушить понятие о полной солидарности их прав и обязанностей и что легко провести эту солидарность во всей практической деятельности общины.
Не
чужая, а своя, только, говорю, барыня, хоть бы ты за нас заступилась, а то нам с хозяйкой от стариков в дому житья нет; теперь, говорю, у бабенки моей малый грудной ребенок, грудью покормить почесть что и некогда: все на
работе, а молока не дают; одна толоконная соска, и та еще коли не коли в рот попадет».
Он покорно принимал тяжелую
работу, покорно принимал грязь, тесноту и мучительность своей жизни и в черную хату свою с кривыми углами входил, как в
чужую, в которой недолго остается побыть ему.
Дело в том, что весь тамошний народ ходит на
чужую сторону, то есть в Москву или в Петербург; а есть и такие, которые забираются и в Гельсингфорс и даже в Одессу и промышляют там: по столярному, стекольному, слесарному мастерству. Очень трудной
работы — каменной, плотничной, кузнечной — чухломец не любит.
— Со своим уставом в
чужой монастырь, Василий Борисыч, не ходят, — отвечала Манефа. — Со вторника за
работу, девицы.
Паранька плакала, передавала писаревы слова матери и чуть не каждый Божий день приводила ее в слезы разговорами о тяжелой
работе в
чужих людях Алексея да Саввушки.
Меж тем заводской барин, убоясь русской стужи, убрался в
чужие края, на теплые воды, забыв про петровскую свою
работу и про маленького Колышкина. Забыл бы и Русь, да не мог: из недр ее зябкий барин получал свои доходы.
— Помаленьку справляюся, Бог милостив — к сроку поспеем, — отвечал Патап Максимыч. — Работников принанял; теперь сорок восемь человек, опричь того по деревням роздал
работу: по своим и по
чужим. Авось управимся.
Посетил Господь, обездолили нас люди недобрые — довелось в
чужих людях
работы искать, — продолжал Алексей.
Он ведет счет срубленным деревьям, натесанным брусьям, он же наблюдает, чтобы кто не отстал от других в
работе, не вздумал бы жить
чужим топором, тянуть даровщину…
Они пошли вместе. На третий день сошелся с ними еще товарищ. Они разговорились, и новый товарищ рассказал, что он мужик; были у него дом и земля, но что была война, поля его стоптали и двор его сожгли, — не при чем ему стало жить, — и что идет он теперь искать
работы на
чужую сторону.
Для истинного движения жизни не только не нужна, но вредна внешняя суетливая деятельность. Ничегонеделание без увеселений, доставляемых трудами других людей, есть самое тяжелое состояние, если оно не наполнено внутренней
работой, и потому, если человек живет вне условий роскоши, доставляемой
чужим трудом, то человек этот не будет празден. Вред человечеству главный не от праздности, а от делания того, что не нужно и вредно.
Вынудила ее на это самая простая и неизбежная необходимость, так как иначе что же оставалось ей, неопытной и молодой девушке, одинешенькой в громадном и совсем незнакомом, совсем
чужом городе, почти без средств, и притом в таком исключительном положении, которое поневоле устраняло всякую возможность
работы ради насущного куска хлеба.
А у них в доме
чужих почти никогда не бывает, особливо летом, во время полевых
работ.
Чуть не каждый год мир-община переделяет поля, оттого землю никто не удобряет, что-де за прибыль на
чужих работáть.
Гроссевич совсем сжился с удэхейцами, стал понимать
чужой язык, помогал им в
работах и не чувствовал себя тунеядцем.
— Намедни на
работе был, прихожу домой: дверь изнутри на засов заперта, окно высадили. Топор скрали, недоуздок, хомут… С кого спросишь? До
чужого никому дела нет. А сам нешто доглядишь? Все один. А двадцать-то рублей в год на подани отдай. На то не глядят, что борода чалая. Под окошко батожком: стук, стук! «Дедушка Афанасий, неси подань!..»
У нас нынче в упадке делишки: к нам стали заходить
чужие скоморохи из Сиракуз; так сладко поют и играют на арфах, что перебили у нас всю самую лучшую
работу.
Кучера толкали друг друга, второпях брались за
чужих лошадей; лошади были расседланы, подпруги и уздечки порваны у иных, у других постромки экипажей подрезаны, сбруя разбросана и перемешана. Госпожи ахали, метались в разные стороны, плакали, ломали себе руки (падать в обморок было некогда); господа сами бегали в конюшни и по задним дворам, чтобы помочь служителям оседлать лошадей, выгородить экипажи и сделать разные низкие
работы, за которые, в другое время, не взяли бы тысячей.
Он вспоминал милых, родных людей, с которыми он жил всю жизнь и работал в дивном единении радости и горя, — и они казались
чужими, и жизнь их непонятной, и
работа их бессмысленной.