Неточные совпадения
Но дверь уже отворялась более чем десять раз, и каждый раз это был или запоздавший
гость или гостья, присоединявшиеся к кружку званых, направо, или зрительница, обманувшая или умилостивившая полицейского офицера, присоединявшаяся к
чужой толпе налево.
Зачем, когда в душе у нее была буря, и она чувствовала, что стоит на повороте жизни, который может иметь ужасные последствия, зачем ей в эту минуту надо было притворяться пред
чужим человеком, который рано или поздно узнает же всё, — она не знала; но, тотчас же смирив в себе внутреннюю бурю, она села и стала говорить с
гостем.
Вместо
гостя веселого, здорового,
чужого, который, он надеялся, развлечет его в его душевной неясности, он должен был видеться с братом, который понимает его насквозь, который вызовет в нем все самые задушевные мысли, заставит его высказаться вполне.
Он был недоволен поведением Собакевича. Все-таки, как бы то ни было, человек знакомый, и у губернатора, и у полицеймейстера видались, а поступил как бы совершенно
чужой, за дрянь взял деньги! Когда бричка выехала со двора, он оглянулся назад и увидел, что Собакевич все еще стоял на крыльце и, как казалось, приглядывался, желая знать, куда
гость поедет.
Базаров держался в отдалении от этих «дрязгов», да ему, как
гостю, не приходилось и вмешиваться в
чужие дела.
Фразы представителя «аристократической расы» не интересовали его. Крэйтон —
чужой человек, случайный
гость, если он примкнет к числу хозяев России, тогда его речи получат вес и значение, а сейчас нужно пересмотреть отношение к Елене: быть может, не следует прерывать связь с нею? Эта связь имеет неоспоримые удобства, она все более расширяет круг людей, которые со временем могут оказаться полезными. Она, оказывается, способна нападать и защищать.
И везде, среди этой горячей артистической жизни, он не изменял своей семье, своей группе, не врастал в
чужую почву, все чувствовал себя
гостем и пришельцем там. Часто, в часы досуга от работ и отрезвления от новых и сильных впечатлений раздражительных красок юга — его тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку…
Так японцам не удалось и это крайнее средство, то есть объявление о смерти сиогуна, чтоб заставить адмирала изменить намерение: непременно дождаться ответа. Должно быть, в самом деле японскому глазу больно видеть
чужие суда у себя в
гостях! А они, без сомнения, надеялись, что лишь только они сделают такое важное возражение, адмирал уйдет, они ответ пришлют года через два, конечно отрицательный, и так дело затянется на неопределенный и продолжительный срок.
— А ты, поди, совсем обасурманился на чужой-то стороне? — спрашивала Марья Степановна
гостя. — И лба не умеешь перекрестить по-истовому-то?.. Щепотью молишься?..
— Ох, барин, слышали так и мы. На днях покровский пономарь сказал на крестинах у нашего старосты: полно вам гулять; вот ужо приберет вас к рукам Кирила Петрович. Микита кузнец и сказал ему: и полно, Савельич, не печаль кума, не мути
гостей. Кирила Петрович сам по себе, а Андрей Гаврилович сам по себе, а все мы божьи да государевы; да ведь на
чужой рот пуговицы не нашьешь.
Хлебосольный Шиловский на последние рубли в своей небольшой, прекрасно обставленной квартире угощал своих
гостей ужинами с винами — художники стали стесняться бывать и ужинать на
чужой счет, да еще в непривычной барской обстановке.
Доброхот Василий поместил
гостей в заднюю избу, чтобы никто не видел скитников. Неровен час, и
чужой человек навернется, да и бабешки тоже разнести могут.
Они оставались на «вы» и были более
чужими людьми, чем в то время, когда доктор являлся в этот дом
гостем.
С князем происходило то же, что часто бывает в подобных случаях с слишком застенчивыми людьми: он до того застыдился
чужого поступка, до того ему стало стыдно за своих
гостей, что в первое мгновение он и поглядеть на них боялся.
Эта смелость солдата забраться в
гости к самому Палачу изумила даже Самоварника: ловок солдат. Да еще как говорит-то: не
чужой мне, говорит, Никон Авдеич. Нечего сказать, нашел большую родню — свояка.
В настоящую же минуту я оставлял Багрово, которое уже успел страстно полюбить, оставлял все мои охоты — и ехал в неприятное мне Чурасово, где ожидали меня те же две комнаты в богатом, но
чужом доме, которые прежде мы занимали, и те же вечные
гости.
— Ах, ты всё про лакея моего! — засмеялась вдруг Марья Тимофеевна. — Боишься! Ну, прощайте, добрые
гости; а послушай одну минутку, что я скажу. Давеча пришел это сюда этот Нилыч с Филипповым, с хозяином, рыжая бородища, а мой-то на ту пору на меня налетел. Как хозяин-то схватит его, как дернет по комнате, а мой-то кричит: «Не виноват, за
чужую вину терплю!» Так, веришь ли, все мы как были, так и покатились со смеху…
Отец Бенни (известный гебраист) жил в земле
чужой, и родство у Бенни по мужской линии было еврейское; мать его была англичанка, не знавшая и даже, кажется, не изучавшая языка той страны, где ей довелось жить; он сам родился в Польше, стране, подвластной России и ненавидящей ее, — какое, в самом деле, могло быть отечество у такого, так сказать, беспочвенного
гостя земли?
Хотя г-жа Ежова коротко знала автора по петербургской сцене, привыкла к его безумным вспышкам и, будучи неуступчивого нрава, никогда ему не покорялась, а, напротив, заставляла его плясать по своей дудке, но в Петербурге она была дома, как будто в своей семье, — здесь же совсем другое дело; она сама приехала в
гости в Москву, и сцена Большого Петровского театра, полная разного народа, казалась ей
чужой гостиной.
Егорушка.
Гостей разгоняет-с. (Хохочет.) Вы, говорит, рады
чужой хлеб есть… Я, говорит, тоже хозяин… я, говорит… (Хохочет.)
Любим Карпыч. Послушайте, люди добрые! Обижают Любима Торцова, гонят вон. А чем я не
гость? За что меня гонят? Я не чисто одет, так у меня на совести чисто. Я не Коршунов: я бедных не грабил,
чужого веку не заедал, жены ревностию не замучил… Меня гонят, а он первый
гость, его в передний угол сажают. Что ж, ничего, ему другую жену дадут: брат за него дочь отдает! Ха, ха, ха! (Хохочет трагически.)
А при всем том каждый день, каждый час яснее и яснее показывает, что человечество не хочет больше ни классиков, ни романтиков — хочет людей, и людей современных, а на других смотрит, как на
гостей в маскараде, зная, что, когда пойдут ужинать, маски снимут и под уродливыми
чужими чертами откроются знакомые, родственные черты.
Гость и немного
гостит, да много видит; ишь, я было сдуру-то разговорился с нею, а кто ее знает, может, и взаправду зло какое замышляет… в
чужой разум не влезешь…
Мигачева. А вот я сейчас осажу их. (Подходит к столу). Уж вы очень проклажаетесь за чужим-то самоваром. Нам самим нужно, у нас тоже
гости; они хоть и не благородные, а пожалуй, что и почище будут. Бери, Елеся!
Часто слух ее как будто прояснялся, между тем как вся она оставалась в том расслабленном состоянии, похожем на летаргию, и внятно слышались ей тогда отрывистые речи
гостей скотницы, долго еще за полночь толковавших о деяниях одноглазого лешего,
чужого домового, моргуньи-русалки, ведьмы киевской и сестры ее муромской, бабы-яги костяной ноги и птицы-гаганы…
Стречай-ка ты, родимый батюшка, своих дорогих
гостей, моих разлучников; сажай-ка за стол под окошечко свата-сватьюшку, дружку-засыльничка ко светцу, ко присветничку; не сдавайся, родимый батюшка, на слова их на ласковые, на поклоны низкие, на стакан пива пьяного, на чару зелена вина; не отдавай меня, родимый батюшка, из теплых рук в холодные, ко
чужому к отцу, к матери» — да!
Горячо тебя полюблю, все, как теперь, любить буду, и за то полюблю, что душа твоя чистая, светлая, насквозь видна; за то, что как я взглянула впервой на тебя, так тотчас опознала, что ты моего дома
гость, желанный
гость и недаром к нам напросился; за то полюблю, что, когда глядишь, твои глаза любят и про сердце твое говорят, и когда скажут что, так я тотчас же обо всем, что ни есть в тебе, знаю, и за то тебе жизнь отдать хочется на твою любовь, добрую волюшку, затем, что сладко быть и рабыней тому, чье сердце нашла… да жизнь-то моя не моя, а
чужая, и волюшка связана!
И при помощи жены он так перетасовал
гостей, что парочки, склонные к флирту или соединенные давнишней, всему городу известной связью, очутились вместе. Эта милая предупредительность всегда принята на семейных вечерах, и потому нередко, нагнувшись за упавшей салфеткой, одинокий наблюдатель увидит под столом переплетенные ноги, а также руки, лежащие на
чужих коленях.
И каждый день идет в нем пир горой.
Смеются
гости, и бренчат стаканы.
В стекле граненом дар земли
чужойКлокочет и шипит аи румяный,
И от крыльца карет недвижный строй
Далеко тянется, и в зале длинной,
В толпе мужчин, услужливой и чинной,
Красавицы, столицы лучший цвет,
Мелькают… Вот учтивый менуэт
Рисуется вам; шопот удивленья,
Улыбки, взгляды, вздохи, изъясненья…
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный
гость и лишний, и
чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой…
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведёт,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.
Хозяева встали им навстречу, но долгое время могли приветствовать их только знаками и телодвижениями, на которые
гости, с своей стороны, отвечали одними улыбками и поклонами: такой ужасный лай подняли четыре белые шавки, соскочившие при появлении
чужих лиц с шитых подушек, на которых лежали.
— Фи, дядюшка, повара брать! Это, по-моему, все равно, что надеть
чужой фрак; это значит всенародно признаться, что, господа, я ем, как едят порядочные люди, только при
гостях; как же это возможно? Я не могу себе представить жизни без хорошего повара. Насчет этого есть очень умная фраза: «Скажи мне, как ты ешь; а я тебе скажу, кто ты».
Не дальше, как в этой комнате, было у меня эдакое дело, на никольщине: есть здесь мужичок, верстах в трех отсюда живет, старик простой, смирный, а денежный; на
чужую сторону он не ходит, а занимается около дома торговлей: салом, солью, мясом и прочим эдаким товаром перебивает; сидит он у меня в
гостях, и другие тоже кое-кто был, народ все хороший, — вдруг приходит нашей деревни мужичонка — Гришка, питерец коренной, но человек то есть никуда не годный.
— Кого Господь даровал? — спросил дядя Онуфрий. — Зиму зименскую от
чужих людей духу не было, на конец лесованья
гости пожаловали.
Сначала грех в твоей душе
чужой, потом
гость, а когда ты привык к этому греху, он уже в твоей душе, как хозяин в доме.
Князю Мышкину Достоевского мучительно чужд и недоступен «вечный праздник природы». Как незваный
гость, «всему
чужой и выкидыш», тоскливо стоит он в стороне и не в силах отозваться душою на ликование жизни. Для Толстого же этот праздник — свой, родной. Он рвется в самую его гущу, как ласточка в воздух.
— Ну, прочь мораль! Я не моральна! Скажите-ка нам что-нибудь о переходе душ. Мне очень нравится ваша теория внесения в жизнь готовых способностей, и я ее часто припоминаю: мне часто кажется, что во мне шевелится что-то
чужое, но только вовсе не лестное, — добавила она с улыбкой к
гостям. — Не была ли я, Светозар Владенович, Аспазией или Фриной, во мне прегадкие инстинкты.
В первой комнате, устланной коврами и увешанной по стенам оружием, стояли низенькие тахты и лежали на коврах подушки. Комната эта называлась «кунацкой». Здесь деда принимал
гостей, здесь пировали лезгины своего и
чужих аулов.
Вообразите себе маленькую сырую женщину, лет сорока, с ужасом и изумлением глядящую на вас в то время, когда вы входите из передней в залу. Вы «
чужой»,
гость, «молодой человек» — и этого уже достаточно, чтобы повергнуть в изумление и ужас. В руках у вас нет ни кистеня, ни топора, ни револьвера, вы дружелюбно улыбаетесь, но вас встречают тревогой.
— Дальше — больше… Поговорили, потолковали, то да се, и оказывается еще, что мой неверяка-сынок с какой-то мадамой живет, с
чужой женой. Она у него на квартире заместо жены и хозяйки, чай разливает,
гостей принимает и остальное прочее, как венчаная. Уже третий год, как с этой гадюкой хороводится. Комедия, да и только. Три года живут, а детей нету.
И ведется речь любезно, и ходим об руку попарно, и любуются не насмотрятся наши
гости, как красуется град наш, а в нем рдеют девицы красные, да разгуливают молодцы удалые, и бросаются им в глаза всякие диковинки редкие, и стали звать, прозывать его давно-предавно, чуть прадеды помнят, и
чужие, и свои, славным богатырем, Великим Новгородом.
Когда желанный
гость отдохнул, утолил свой голод и жажду в кругу близких его сердцу людей, при звуках чоканья заздравных чар и братин, все сдвинулись вокруг него, и он рассказал им, насколько мог, о житье-бытье своем в
чужой ливонской земле, упомянул об Эмме и умолял спасти ее от злых ухищрений Доннершварца и его сообщников.
— Домчу я тебя, моя краля ненаглядная, в Тамбов, к брату, там ты
погостишь, паспорт тебе оборудую… А сам вернусь да попрошусь у графа на службу в Питер, я хотя ему и слуга, но не хам, как ты меня вечер обозвала, потому я из духовенства, а брат у меня в Тамбове повытчиком в суде служит — чиновник заправский… Поселю я тебя в Питере в отдаленности, никто тебя под
чужим именем не разыщет…
Молодой богатый капитан гвардии, вращавшийся в петербургских придворных сферах, побывавший в
чужих краях и, следовательно, обладавший неподдельным европейским лоском, красавец собою, Виктор Павлович естественно был желанным
гостем гостеприимных московских гостиных и героем балов и вечеров, даваемых московскими магнатами.
И ведется речь любезно, и ходим об руку попарно, и любуются, не насмотрятся наши
гости, как красуется град наш, а в нем рдеют девицы красные, да разгуливают молодцы удалые, и бросаются им всякие диковинки редкие, и стали звать, прозывать его давно-предавно, чуть прадеды помнят, и
чужие и свои славным, богатырем, Великим Новгородом.