Неточные совпадения
Уже
потом, когда он наелся молока, ему стало совестно за то, что он высказал досаду
чужому человеку, и он стал смеяться над своим голодным озлоблением.
Селифан потянул поводья назад,
чужой кучер сделал то же, лошади несколько попятились назад и
потом опять сшиблись, переступивши постромки.
Еще не успеешь открыть рта, как они уже готовы спорить и, кажется, никогда не согласятся на то, что явно противуположно их образу мыслей, что никогда не назовут глупого умным и что в особенности не согласятся плясать по
чужой дудке; а кончится всегда тем, что в характере их окажется мягкость, что они согласятся именно на то, что отвергали, глупое назовут умным и пойдут
потом поплясывать как нельзя лучше под
чужую дудку, — словом, начнут гладью, а кончат гадью.
Чужие и свои победы,
Надежды, шалости, мечты.
Текут невинные беседы
С прикрасой легкой клеветы.
Потом, в отплату лепетанья,
Ее сердечного признанья
Умильно требуют оне.
Но Таня, точно как во сне,
Их речи слышит без участья,
Не понимает ничего,
И тайну сердца своего,
Заветный клад и слез и счастья,
Хранит безмолвно между тем
И им не делится ни с кем.
Не в полной памяти прошел он и в ворота своего дома; по крайней мере, он уже прошел на лестницу и тогда только вспомнил о топоре. А между тем предстояла очень важная задача: положить его обратно, и как можно незаметнее. Конечно, он уже не в силах был сообразить, что, может быть, гораздо лучше было бы ему совсем не класть топора на прежнее место, а подбросить его, хотя
потом, куда-нибудь на
чужой двор.
Посмотрев, как хлопотливо порхают в придорожном кустарнике овсянки, он в сотый раз подумал: с детства, дома и в школе,
потом — в университете его начиняли массой ненужных, обременительных знаний, идей,
потом он прочитал множество книг и вот не может найти себя в паутине насильно воспринятого
чужого…
Потом пили кофе. В голове Самгина еще гудел железный шум поезда, холодный треск пролеток извозчиков, многообразный шум огромного города, в глазах мелькали ртутные капли дождя. Он разглядывал желтоватое лицо
чужой женщины, мутно-зеленые глаза ее и думал...
Ко всей деятельности, ко всей жизни Штольца прирастала с каждым днем еще
чужая деятельность и жизнь: обстановив Ольгу цветами, обложив книгами, нотами и альбомами, Штольц успокоивался, полагая, что надолго наполнил досуги своей приятельницы, и шел работать или ехал осматривать какие-нибудь копи, какое-нибудь образцовое имение, шел в круг людей, знакомиться, сталкиваться с новыми или замечательными лицами;
потом возвращался к ней утомленный, сесть около ее рояля и отдохнуть под звуки ее голоса.
Началась исповедь Ольги, длинная, подробная. Она отчетливо, слово за словом, перекладывала из своего ума в
чужой все, что ее так долго грызло, чего она краснела, чем прежде умилялась, была счастлива, а
потом вдруг упала в омут горя и сомнений.
Робкий, апатический характер мешал ему обнаруживать вполне свою лень и капризы в
чужих людях, в школе, где не делали исключений в пользу балованных сынков. Он по необходимости сидел в классе прямо, слушал, что говорили учителя, потому что другого ничего делать было нельзя, и с трудом, с
потом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки.
Но краски были уже не те: тут же, в толпе, был грубый, неопрятный Захар и вся дворня Ильинских, ряд карет,
чужие, холодно-любопытные лица.
Потом,
потом мерещилось все такое скучное, страшное…
Сначала слышался только ее смущенный шепот, но по мере того, как она говорила, голос ее становился явственнее и свободнее; от шепота он перешел в полутон,
потом возвысился до полных грудных нот. Кончила она покойно, как будто пересказывала
чужую историю.
— Вы оттого и не знаете жизни, не ведаете
чужих скорбей: кому что нужно, зачем мужик обливается
потом, баба жнет в нестерпимый зной — все оттого, что вы не любили! А любить, не страдая — нельзя. Нет! — сказал он, — если б лгал ваш язык, не солгали бы глаза, изменились бы хоть на минуту эти краски. А глаза ваши говорят, что вы как будто вчера родились…
— Да, помните, в вашей программе было и это, — заметила она, — вы посылали меня в
чужие края, даже в чухонскую деревню, и там, «наедине с природой»… По вашим словам, я должна быть теперь счастлива? — дразнила она его. — Ах, cousin! — прибавила она и засмеялась,
потом вдруг сдержала смех.
— А вы хотели бы на минуту влететь в
чужое гнездо и
потом забыть его…
Надо, чтоб я не глазами, на
чужой коже, а чтоб собственными нервами, костями и мозгом костей вытерпел огонь страсти, и после — желчью, кровью и
потом написал картину ее, эту геенну людской жизни.
— Да, упасть в обморок не от того, от чего вы упали, а от того, что осмелились распоряжаться вашим сердцем,
потом уйти из дома и сделаться его женой. «Сочиняет, пишет письма, дает уроки, получает деньги, и этим живет!» В самом деле, какой позор! А они, — он опять указал на предков, — получали, ничего не сочиняя, и проедали весь свой век
чужое — какая слава!.. Что же сталось с Ельниным?
Меня, еще долго спустя, поражала
потом, при воспоминании, эта способность его (в такие для него часы!) с таким сердечным вниманием отнестись к
чужому делу, так спокойно и твердо рассказать его.
Барин помнит даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле
чужих мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так, видно, во сне приснится покупщик, и цена тоже. Недаром долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так что тоску наведут на жену и детей, а приказчик выйдет весь в
поту из кабинета, как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.
— О, это пустяки. Все мужчины обыкновенно так говорят, а
потом преспокойнейшим образом и женятся. Вы не думайте, что я хотела что-нибудь выпытать о вас, — нет, я от души радуюсь вашему счастью, и только. Обыкновенно завидуют тому, чего самим недостает, — так и я… Муж от меня бежит и развлекается на стороне, а мне остается только радоваться
чужому счастью.
Справедливо указывали на то, что русские должны сначала у себя освободить угнетенных славян, а
потом уже освобождать
чужих славян.
Уходит наконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается на одр свой и плачет; утирает
потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им: «Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовался старец Иаков, узнав, что жив еще его милый мальчик, и потянулся в Египет, бросив даже Отчизну, и умер в
чужой земле, изрекши на веки веков в завещании своем величайшее слово, вмещавшееся таинственно в кротком и боязливом сердце его во всю его жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет великое чаяние мира, примиритель и спаситель его!
Потом они занялись рассмотрением галерей картин, купленных князем в
чужих краях.
Они вместе кутили с ним при Екатерине, при Павле оба были под военным судом: Бахметев за то, что стрелялся с кем-то, а мой отец — за то, что был секундантом;
потом один уехал в
чужие края — туристом, а другой в Уфу — губернатором.
Практически он был выражением того инстинкта силы, который чувствуют все могучие народы, когда
чужие их задевают;
потом это было торжественное чувство победы, гордое сознание данного отпора.
Колокол льют! Шушукаются по Сухаревке — и тотчас же по всему рынку, а
потом и по городу разнесутся нелепые россказни и вранье. И мало того, что
чужие повторяют, а каждый сам старается похлеще соврать, и обязательно действующее лицо, время и место действия точно обозначит.
Я просыпался весь в
поту, с бьющимся сердцем. В комнате слышалось дыхание, но привычные звуки как будто заслонялись чем-то вдвинувшимся с того света,
чужим и странным. В соседней спальне стучит маятник, потрескивает нагоревшая свеча. Старая нянька вскрикивает и бормочет во сне. Она тоже
чужая и страшная… Ветер шевелит ставню, точно кто-то живой дергает ее снаружи. Позвякивает стекло… Кто-то дышит и невидимо ходит и глядит невидящими глазами… Кто-то, слепо страдающий и грозящий жутким слепым страданием.
Было жутко, холодно. Я залез под стол и спрятался там.
Потом в кухню тяжко ввалился дед в енотовой шубе, бабушка в салопе с хвостами на воротнике, дядя Михаил, дети и много
чужих людей. Сбросив шубу на пол, дед закричал...
— Вот что, — обернулась вдруг Лизавета Прокофьевна, — мы теперь мимо него проходим. Как бы там ни думала Аглая и что бы там ни случилось
потом, а он нам не
чужой, а теперь еще вдобавок и в несчастии и болен; я по крайней мере зайду навестить. Кто хочет со мной, тот иди, кто не хочет — проходи мимо; путь не загорожен.
— Да уж, речистая баба: точно стреляет словами-то. Только и ты, Матюшка, дурак, ежели разобрать: Марья свое толмит, а ты ей свое. Этакому мужику да не обломать бабенки?.. Семеныч-то у машины ходит, а ты ходил бы около Марьи… Поломается для порядку, а
потом вся
чужая и сделается: известная бабья вера.
— Слава богу, не
чужие, — повторял он и в порыве нежности по-отечески поцеловал Нюрочку в голову. — Умница вы моя, все мы так-то… живем-живем, а
потом господь и пошлет испытание… Не нужно падать духом.
Татьяна каждое лето работала за двоих, а
потом всю зиму слушала попреки свекрови, что вот Макар травит
чужое сено.
— Ты сам купи да подари, а
потом и кори, — ругались бабы. — Чего на чужое-то добро зариться? Жене бы вот на сарафан купил.
Он полечился в Москве с год и
потом переехал с своей женой и дочкой Настенькой в Багрово; но и слепой, он постоянно занимался разными
чужими тяжебными делами, с которыми приезжали к нему поверенные, которые ему читались вслух и по которым он диктовал просьбы в сенат, за что получал по-тогдашнему немалую плату.
— Счастливо оставаться! — проговорила та и
потом так будто бы, без всякого умысла, прибавила: — Вы изволили прислать за мной, а я, согрешила грешная, сама еще ранее того хотела идти, задний двор у нас пообвалился: пойду, мо, у Михайла Поликарпыча лесу попросить, не у
чужих же господ брать!
Поначалу, воровать действительно страшно: все кажется, что
чужой рубль жжется; а
потом, как увидит человек, что
чужой рубль имеет лишь то свойство, что легче всего другого обращается в свой собственный рубль, станет и походя поворовывать.
В эту минуту дети гурьбой вбежали в гостиную. И все, точно не видали сегодня матери, устремились к ней здороваться. Первая, вприпрыжку, подбежала Нонночка и долго целовала Машу и в губки, и в глазки, и в подбородочек, и в обе ручки.
Потом, тоже стремительно, упали в объятия мамаши Феогностушка и Смарагдушка. Коронат, действительно, шел как-то мешкотно и разинул рот, по-видимому, заглядевшись на
чужого человека.
Точно так же и насчет чистоты нравов; только сначала есть опасение, как бы бока не намяли, а
потом, как убедится человек, что и против этого есть меры и что за сим, кроме сладости, ничего тут нет, — станет и почаще в
чужое гнездо заглядывать.
Изредка в слободку приходили откуда-то посторонние люди. Сначала они обращали на себя внимание просто тем, что были
чужие, затем возбуждали к себе легкий, внешний интерес рассказами о местах, где они работали,
потом новизна стиралась с них, к ним привыкали, и они становились незаметными. Из их рассказов было ясно: жизнь рабочего везде одинакова. А если это так — о чем же разговаривать?
Потом он посылал стихи под
чужим именем в журнал. Их печатали, потому что они были недурны, местами не без энергии и все проникнуты пылким чувством; написаны гладко.
— Да для чего в уездном городе знать адрес? Здесь все знают аптеку, — произнесла насмешливо Миропа Дмитриевна, видимо, начавшая что-то такое тут подозревать, и
потом прибавила: — Как же ты можешь распечатывать
чужие письма?
Потом считай
чужие деньги, а я и своих никогда не умел хорошенько считать, и в утешение кури себе под нос сургучом!..
Сперва явились общие жалобы, вроде «
чужой век заел»;
потом наступила очередь для сравнений.
Говеть — значит войти в церковь и сказать священнику свои грехи, предполагая, что это сообщение своих грехов
чужому человеку совершенно очищает от грехов, и
потом съесть с ложечки кусочек хлеба с вином, что еще более очищает.
Бедный ребенок-сиротка, выросший в
чужом, негостеприимном доме,
потом бедная девушка,
потом бедная дева и, наконец, бедная перезрелая дева, Татьяна Ивановна, во всю свою бедную жизнь испила полную до краев чашу горя, сиротства, унижений, попреков и вполне изведала всю горечь
чужого хлеба.
Нужда, бедность, жизнь из милости в
чужих людях, полная зависимость от
чужих людей — тяжелы всякому; но для девушки, стоявшей в обществе так высоко, жившей в таком довольстве, гордой по природе, избалованной общим искательством и ласкательством, для девушки, которая испытала всю страшную тяжесть зависимости и
потом всю прелесть власти, — такой переход должен был казаться невыносимым.
Иногда он забывал этот вновь открытый им рецепт счастия и считал себя способным слиться с жизнью дяди Ерошки; но
потом вдруг опоминался и тотчас же хватался за мысль сознательного самоотвержения и на основании ее спокойно и гордо смотрел на всех людей и на
чужое счастие.
Года через три его опять перевели в гвардию, но он возвратился из Орской крепости, по замечанию знакомых, несколько поврежденным; вышел в отставку,
потом уехал в имение, доставшееся ему после разоренного отца, который, кряхтя и ходя в нагольном тулупе, — для одного, впрочем, скругления, — прикупил две тысячи пятьсот душ окольных крестьян; там новый помещик поссорился со всеми родными и уехал в
чужие края.
Не поверите: ведь она с ним четырех слов не молвила, а я только посоветовала, а она, моя голубушка, хоть бы слово против: если вам, maman, угодно, говорит, так я, говорит, охотно пойду, говорит…» — «Это истинно редкая девица в наш развращенный век!» — отвечали на разные манеры знакомые и друзья Мавры Ильинишны, и
потом начинались сплетни и бессовестное черненье
чужих репутаций.
Он боялся, что его как-нибудь подведут, положат ему незаметно в карман взятку и
потом уличат, или он сам нечаянно сделает в казенных бумагах ошибку, равносильную подлогу, или потеряет
чужие деньги.