Неточные совпадения
Вывозимые произведения: зерновой хлеб и мука, говядина и свинина, рыба, масло, свечи, кожи (конские и бычачьи),
шкуры (козьи, овечьи, морских животных), водка, вина, шерсть, воск, сухие плоды,
лошади, мулы, рога, слоновая кость, китовый ус, страусовые перья, алоэ, винный камень и другие.
— Нельзя нашему брату, Василий Карлыч, — заговорил остроносый худой старик. — Ты говоришь, зачем
лошадь пустил в хлеб, а кто ее пускал: я день-деньской, а день — что год, намахался косой, либо что заснул в ночном, а она у тебя в овсах, а ты с меня
шкуру дерешь.
А
лошади, тройка саврасых, были уже на местах. Одну, Машку, продали цыганам за 18 рублей, другого, Пестрого, променяли мужику за 40 верст, Красавчика загнали и зарезали. Продали
шкуру за 3 рубля. Всему делу этому был руководчиком Иван Миронов. Он служил у Петра Николаича и знал порядки Петра Николаича и решил вернуть свои денежки. И устроил дело.
Петр же Николаич узнал об
лошадях только то, что была найдена
шкура с саврасого мерина, которую Петр Николаич признал зa
шкуру Красавчика. И эта безнаказанность воров еще больше раздражила Петра Николаича. Он не мог теперь без злобы видеть мужиков и говорить про них и где мог старался прижать их.
Каратаев вел жизнь самобытную: большую часть лета проводил он, разъезжая в гости по башкирским кочевьям и каждый день напиваясь допьяна кумысом; по-башкирски говорил, как башкирец; сидел верхом на
лошади и не слезал с нее по целым дням, как башкирец, даже ноги у него были колесом, как у башкирца; стрелял из лука, разбивая стрелой яйцо на дальнем расстоянии, как истинный башкирец; остальное время года жил он в каком-то чулане с печью, прямо из сеней, целый день глядел, высунувшись, в поднятое окошко, даже зимой в жестокие морозы, прикрытый ергаком, [Ергак (обл.) — тулуп из короткошерстных
шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.] насвистывая башкирские песни и попивая, от времени до времени целительный травник или ставленый башкирский мед.
—
Лошади жалеют только самих себя и изредка только тех, в
шкуре кого они себя легко могут представить.
Так как по полям и Краям болот неудобно ездить четверкою в коляске, то на охоту мы выезжали в боковой долгуше, запряженной парою прекрасных
лошадей в краковских хомутах, у которых клещи подымаются кверху и загибаются в виде лиры, и на которой на одном ее рожке висит лоскут красного сукна, а на другом
шкура барсука.
— Вижу! — И снова рыть да рубить, а
лошадь смотрит, встряхивая
шкурой и качая головой.
Лошади — умные; я полагаю, что бессмыслие деяний человеческих им видимо.
А зима все лежала и лежала на полях мертвым снегом, выла в трубах, носилась по улицам, гудела в лесу. Куршинские мужики кормили скот соломой с крыш и продавали
лошадей на
шкуры заезжим кошатникам.
Кроме этих внешних достоинств, он любил меня украшать и внутренними, нравственными качествами; так, например, припишет мне храбрость неимоверную в рассказе такого рода, что раз будто бы мы ехали с ним ночью и встретили медведя, и он, испугавшись, сказал: «Барин, я пущу
лошадей», а я ему на это сказал: «Подержи немного, жалко медвежьей
шкуры», и убил медведя из пистолета, тогда как я в жизнь свою воробья не застреливал.
У одного человека были осел и
лошадь. Шли они по дороге; осел сказал
лошади: «Мне тяжело, не дотащу я всего, возьми с меня хоть немного».
Лошадь не послушалась. Осел упал от натуги и умер. Хозяин как наложил все с осла на
лошадь, да еще и
шкуру ослиную,
лошадь и взвыла: «Ох, горе мне, бедной, горюшко мне, несчастной! Не хотела я немножко ему подсобить, теперь вот все тащу да еще и
шкуру».
Вот как увидала
лошадь на кожевенном дворе кониные
шкуры, она и завыла: «Ох, горе мне, бедной!
«Что мне двух
лошадей кормить, а на одной возить, лучше одной дам вволю корму, а ту зарежу: хоть
шкуру возьму».
Лошади жалеют только самих себя и изредка только тех, в
шкуре кого они себя могут легко представить.
Мои молодцы, знаете ли, сыночки мои милые, ночью вырыли
лошадь, содрали с нее
шкуру и продали за три рубля.
Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своею жизнью и своею
шкурой, и на их работе переморил больше
лошадей, чем они ему переплатили денег.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с
лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не оштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, — не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности. В сенях пахло свежими яблоками и висели волчьи и лисьи
шкуры.