Неточные совпадения
Ночь была теплая, но в садах тихо
шумел свежий ветер, гоня
по улице волны сложных запахов.
Ночами перед Самгиным развертывалась картина зимней, пуховой земли, сплошь раскрашенной
по белому огромными кострами пожаров; огненные вихри вырывались точно из глубины земной, и всюду,
по ослепительно белым полям, от вулкана к вулкану двигались, яростно
шумя, потоки черной лавы — толпы восставших крестьян.
В сумерки мы возвратились назад. В фанзе уже горел огонь. Я лег на кан, но долго не мог уснуть. Дождь хлестал
по окнам; вверху, должно быть на крыше, хлопало корье; где-то завывал ветер, и не разберешь,
шумел ли то дождь, или стонали озябшие кусты и деревья. Буря бушевала всю
ночь.
Мы тихонько двинулись вперед, стараясь не
шуметь. Гольд повел нас осыпями
по сухому ложу речки и избегая тропинок. Часов в 9 вечера мы достигли реки Иодзыхе, но не пошли в фанзы, а остались ночевать под открытым небом.
Ночью я сильно зяб, кутался в палатку, но сырость проникала всюду. Никто не смыкал глаз. С нетерпением мы ждали рассвета, но время, как назло, тянулось бесконечно долго.
Обшитая своими чиновными плерезами, Марья Степановна каталась, как шар,
по дому с утра до
ночи, кричала,
шумела, не давала покоя людям, жаловалась на них, делала следствия над горничными, давала тузы и драла за уши мальчишек, сводила счеты, бегала на кухню, бегала на конюшню, обмахивала мух, терла ноги, заставляла принимать лекарство.
А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое
шумит вершиною в самом небе, и Бог сходит
по нем на землю
ночью перед светлым праздником.
Уже глубокой
ночью гроза как будто начала смиряться, раскаты уносились вдаль, и только ровный ливень один
шумел по крышам…
Летом 1890 г. в Рыковской тюрьме содержалась женщина свободного состояния, обвиняемая в поджоге; сосед ее
по карцеру, арестант Андреев, жаловался, что
по ночам ему мешают спать конвойные, которые то и дело ходят к этой женщине и
шумят.
Он обрадовался мне, как какому-нибудь спасителю рода человеческого: целовал у меня руки, плакал и сейчас же стал жаловаться мне на своих горничных девиц, которые днем и
ночью оставляют его, больного, одного; в то время, как он мучится в предсмертной агонии, они
по кухням
шумят, пляшут, песни поют.
— Не может она ко всякому ходить.
По ночам особая практика… Убирайтесь к Макшеевой и не смейте
шуметь! — трещал обозленный женский голос. Слышно было, как Виргинский останавливал; но старая дева его отталкивала и не уступала.
Октябрьская
ночь была холодна и сумрачна;
по небу быстро неслись облака, и ветер
шумел голыми ветвями придорожных ракит. Ахилла все не останавливаясь шел, и когда засерел осенний рассвет, он был уже на половине дороги и смело мог дать себе роздых.
Пьянствовали ребята всю
ночь. Откровенные разговоры разговаривали. Козлик что-то начинал петь, но никто не подтягивал, и он смолкал.
Шумели… дрались… А я спал мертвым сном. Проснулся чуть свет — все спят вповалку. В углу храпел связанный
по рукам и ногам Ноздря. У Орлова все лицо в крови. Я встал, тихо оделся и пошел на пристань.
— Вот уж это и трудно: пора не ранняя, до болота далеко, а еще вдобавок и ветер
по лесу
шумит, к
ночи будет буря. Как же теперь такую сторожкую птицу убить?
И опять
шумел в овраге ручей, и лесная глушь звенела тихими голосами: чудесный месяц май! — в нем и
ночью не засыпает земля, гонит траву, толкает прошлогодний лист и живыми соками бродит
по деревам, шуршит, пришептывается, гукает
по далям.
Ночь на 12 августа была особенно неприветлива: дождь лил как из ведра, ветер со стоном и воем метался
по улице, завывал в трубе и рвал с петель ставни у окон; где-то скрипели доски, выла мокрая собака, и глухо
шумела вода в пруде, разбивая о каменистый берег ряды мутных пенившихся волн.
Уже с Рождества не было своего хлеба, и муку покупали. Кирьяк, живший теперь дома,
шумел по вечерам, наводя ужас на всех, а
по утрам мучился от головной боли и стыда, и на него было жалко смотреть. В хлеву день и
ночь раздавалось мычанье голодной коровы, надрывавшее душу у бабки и Марьи. И, как нарочно, морозы все время стояли трескучие, навалило высокие сугробы; и зима затянулась: на Благовещение задувала настоящая зимняя вьюга, а на Святой шел снег.
Усадьба наша находится на высоком берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где вода
шумит день и
ночь; представьте же себе большой старый сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу река с кудрявым ивняком, который в большую росу кажется немножко матовым, точно седеет, а
по ту сторону луг, за лугом на холме страшный, темный бор.
Дали ему весь нужный припас: флаг зеленый, флаг красный, фонари, рожок, молот, ключ — гайки подвинчивать, лом, лопату, метел, болтов, костылей; дали две книжечки с правилами и расписание поездов. Первое время Семен
ночи не спал, все расписание твердил; поезд еще через два часа пойдет, а он обойдет свой участок, сядет на лавочку у будки и все смотрит и слушает, не дрожат ли рельсы, не
шумит ли поезд. Вытвердил он наизусть и правила; хоть и плохо читал,
по складам, а все-таки вытвердил.
Короткая летняя
ночь быстро таяла, чёрный сумрак лесной редел, становясь сизоватым. Впереди что-то звучно щёлкнуло, точно надломилась упругая ветвь,
по лапам сосны, чуть покачнув их, переметнулась через дорогу белка, взмахнув пушистым хвостом, и тотчас же над вершинами деревьев, тяжело
шумя крыльями, пролетела большая птица — должно быть, пугач или сова.
Похоже было на то, как будто у него опять начинались мечтания. А как нарочно, каждый день, несмотря на то, что уже был конец марта, шел снег и лес
шумел по-зимнему, и не верилось, что весна настанет когда-нибудь. Погода располагала и к скуке, и к ссорам, и к ненависти, а
ночью, когда ветер гудел над потолком, казалось, что кто-то жил там наверху, в пустом этаже, мечтания мало-помалу наваливали на ум, голова горела и не хотелось спать.
Половина нижнего этажа была занята под трактир, в другой помещалась семья Терехова, так что когда в трактире
шумели пьяные проезжие, то было слышно в комнатах всё до одного слова. Матвей жил рядом с кухней, в комнате с большою печью, где прежде, когда тут был постоялый двор, каждый день пекли хлеб. В этой же комнате, за печкой помещалась и Дашутка, у которой не было своей комнаты. Всегда тут
по ночам кричал сверчок и суетились мыши.
Бывало, только восемь бьет часов,
По мостовой валит народ ученый.
Кто
ночь провел с лампадой средь трудов,
Кто в грязной луже, Вакхом упоенный;
Но все равно задумчивы, без слов
Текут… Пришли,
шумят… Профессор длинный
Напрасно входит, кланяется чинно, —
Он книгу взял, раскрыл, прочел…
шумят;
Уходит, — втрое хуже. Сущий ад!..
По сердцу Сашке жизнь была такая,
И этот ад считал он лучше рая.
Токарев вышел на террасу. Было тепло и тихо, легкие облака закрывали месяц. Из темного сада тянуло запахом настурций, левкоев. В голове Токарева слегка
шумело, перед ним стояла Марья Михайловна — красивая, оживленная, с нежной белой шеей над кружевом изящной кофточки. И ему представилось, как в этой теплой
ночи катится
по дороге коляска Будиновских. Будиновский сидит, обняв жену за талию. Сквозь шелк и корсет ощущается теплота молодого, красивого женского тела…
Терек
шумит, время бежит, никакого княжне облегчения нету. Подруги ее уговаривают: «Пойдем, Тамара, хочь к речке, смуглые ножки помыть». Она упирается: «Нет мне спокоя, — днем об женихе тоскую,
по ночам тайный голос меня душит. Никуда не пойду».
У меня и голос изменился, стал тихим и заискивающим, у меня и походка другая, точно я
ночью хожу один
по спящему дому и стараюсь не
шуметь; и только то обстоятельство, что сейчас и все по-разному не похожи на самих себя, не позволяет заметить той же Инне Ивановне, что каждое утро уходит из дому и возвращается домой не живой человек, а призрак.