Неточные совпадения
Место Анфимьевны
на кухне занял красноносый, сухонький старичок повар, странно легкий, точно пустой внутри. Он говорил неестественно гулким голосом, лицо его, украшенное редкими усиками, напоминало мордочку кота. Он
явился пред Варварой и Климом пьяный и сказал...
А теперь, когда Илья Ильич сделался членом ее семейства, она и толчет и сеет иначе. Свои кружева почти забыла. Начнет шить, усядется покойно, вдруг Обломов кричит Захару, чтоб кофе подавал, — она, в три прыжка,
является в
кухню и смотрит во все глаза так, как будто прицеливается во что-нибудь, схватит ложечку, перельет
на свету ложечки три, чтоб узнать, уварился ли, отстоялся ли кофе, не подали бы с гущей, посмотрит, есть ли пенки в сливках.
Башкир несколько дней поили и кормили в господской
кухне. Привалов и Бахарев надрывались над работой, разыскивая в заводском архиве материалы по этому делу. Несколько отрывочных бумаг
явилось плодом этих благородных усилий — и только. Впрочем,
на одной из этих бумаг можно было прочитать фамилию межевого чиновника, который производил последнее размежевание. Оказалось, что этот межевой чиновник был Виктор Николаич Заплатин.
Когда Шелехов прокучивал все и даже спускал с себя шелковый бешмет, ему стоило только пробраться
на кухню к Досифее, и все утраченное платье
являлось как по мановению волшебного жезла, а самого Данилу Семеныча для видимости слегка журили, чтобы потом опохмелить и обогреть по всем правилам раскольничьего гостеприимства.
По субботам к вотчиму десятками
являлись рабочие продавать записки
на провизию, которую они должны были брать в заводской лавке, этими записками им платили вместо денег, а вотчим скупал их за полцены. Он принимал рабочих в
кухне, сидя за столом, важный, хмурый, брал записку и говорил...
Но особенно он памятен мне в праздничные вечера; когда дед и дядя Михаил уходили в гости, в
кухне являлся кудрявый, встрепанный дядя Яков с гитарой, бабушка устраивала чай с обильной закуской и водкой в зеленом штофе с красными цветами, искусно вылитыми из стекла
на дне его; волчком вертелся празднично одетый Цыганок; тихо, боком приходил мастер, сверкая темными стеклами очков; нянька Евгенья, рябая, краснорожая и толстая, точно кубышка, с хитрыми глазами и трубным голосом; иногда присутствовали волосатый успенский дьячок и еще какие-то темные, скользкие люди, похожие
на щук и налимов.
Затем стремглав побежала
на кухню; там она готовила закуску; но и до прихода князя, — только что
на минуту могла оторваться от дела, —
являлась на террасу и изо всех сил слушала горячие споры о самых отвлеченных и странных для нее вещах, не умолкавших между подпившими гостями.
Разбитная была бабенка, увертливая, как говорил Антип, и успевала управляться одна со всем хозяйством. Горничная Катря спала в комнате барышни и благодаря этому
являлась в
кухню часам к семи, когда и самовар готов, и печка дотапливается, и скатанные хлебы «доходят» в деревянных чашках
на полках. Теперь Домнушка ругнула сонулю-хохлушку и принялась за работу одна.
В восемь часов утра начинался день в этом доме; летом он начинался часом ранее. В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила
на кухню и через полчаса
являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших
на берег речки, стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком проходили почти целые дни Женни.
Когда мы пришли домой, я предложил ему стакан чаю. От чаю он не отказался, выпил и поблагодарил. Мне пришло в голову раскошелиться и попотчевать его косушкой. Косушка нашлась и в нашей казарме. Петров был отменно доволен, выпил, крякнул и, заметив мне, что я совершенно оживил его, поспешно отправился в
кухню, как будто там без него чего-то никак не могли решить. Вместо него ко мне
явился другой собеседник, Баклушин (пионер), которого я еще в бане тоже позвал к себе
на чай.
Плохо мне жилось, но еще хуже чувствовал я себя, когда приходила в гости ко мне бабушка. Она
являлась с черного крыльца, входя в
кухню, крестилась
на образа, потом в пояс кланялась младшей сестре, и этот поклон, точно многопудовая тяжесть, сгибал меня, душил.
Кожемякин видел всё это из амбара, сначала ему не хотелось вмешиваться, но когда Боря крикнул, он испугался и отвёл его в
кухню.
Явилась мать,
на этот раз взволнованная, и, промывая руку, стала журить сына, а он сконфуженно оправдывался...
«Вот и покров прошёл. Осень стоит суха и холодна. По саду летит мёртвый лист, а земля отзывается
на шаги по ней звонко, как чугун.
Явился в город проповедник-старичок, собирает людей и о душе говорит им. Наталья сегодня ходила слушать его, теперь сидит в
кухне, плачет, а сказать ничего не может, одно говорит — страшно! Растолстела она безобразно, задыхается даже от жиру и неестественно много ест. А от Евгеньи ни словечка. Забыла».
На корабле меня, по-видимому, ждали. Из дверей
кухни выглянула голова в колпаке, скрылась, и немедленно
явился расторопный мулат, который взял мои вещи, поместив их в приготовленную каюту.
Они устроили бы еще лучше и удобнее, но им помешала в этом супруга хозяина брюк:
явилась в
кухню и начала говорить самые грубые слова
на всех языках одинаково плохо, как это принято американцами.
Кум, плотный старик с рыжей бородой,
являлся к нам в контору периодически через каждые два дня; он обыкновенно усаживался
на пороге
кухни и терпеливо дожидался, пока щеголиха-кума освободится от своей суеты.
Опять задача для Гриши: жила Пелагея
на воле, как хотела, не отдавая никому отчета, и вдруг, ни с того ни с сего,
явился какой-то чужой, который откуда-то получил право
на ее поведение и собственность! Грише стало горько. Ему страстно, до слез захотелось приласкать эту, как он думал, жертву человеческого насилия. Выбрав в кладовой самое большое яблоко, он прокрался
на кухню, сунул его в руку Пелагее и опрометью бросился назад.
Л. П. Лазаревич, несмотря
на юные годы, несёт службу человеколюбия наравне со штатными сёстрами милосердия, а г-жа Мезенцева обрекла себя
на заведование
кухней для офицерских бараков, что
является более чем мучительным при невыносимо жаркой погоде.
Однажды днем Васюк играл больше обыкновенного, а вечером, когда Владимир Михайлович пришел домой, не
явился встречать его, и тетка сказала, что собака больна. Владимир Михайлович встревожился и пошел в
кухню, где
на тоненькой подстилке лежала собака. Нос ее был сухой и горячий, и глаза помутнели. Она пошевелила хвостом и печально посмотрела
на друга.