Неточные совпадения
У Вусуна обыкновенно останавливаются суда с опиумом и отсюда отправляют свой товар на лодках в Шанхай, Нанкин и другие города. Становилось все темнее; мы шли осторожно. Погода была пасмурная. «Зарево!» — сказал кто-то. В самом деле налево, над горизонтом, рдело багровое пятно и делалось все больше и
ярче. Вскоре можно было различить
пламя и вспышки — от выстрелов. В Шанхае — сражение и пожар, нет сомнения! Это помогло нам определить свое место.
Не забуду также картины пылающего в газовом
пламени необъятного города, представляющейся путешественнику, когда он подъезжает к нему вечером. Паровоз вторгается в этот океан блеска и мчит по крышам домов, над изящными пропастями, где, как в калейдоскопе, между расписанных, облитых
ярким блеском огня и красок улиц движется муравейник.
Дерсу еще раз подбросил дров в огонь.
Яркое, трепещущее
пламя взвилось кверху и красноватым заревом осветило кусты и прибрежные утесы — эти безмолвные свидетели нашего договора и обязательств по отношению друг к другу.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели
яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал
пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
С тех пор как пала Иудея, Римская империя разделилась и потонула в бесчисленных ордах варваров, основались новые царства, водворилась готическая тьма средневековья с гимнами небу и стонами еретиков; опять засверкала из-под развалин античная жизнь, прошумела реформация; целые поколения косила Тридцатилетняя война,
ярким костром вспыхнула Великая революция и разлилась по Европе
пламенем наполеоновских войн…
Огонь, бежавший широкой рекою, разливая кругом
яркий свет и заревом отражаясь на темном небе, вдруг начинает разбегаться маленькими ручейками; это значит, что он встретил поверхность земли, местами сырую, и перебирается по сухим верхушкам травы; огонь слабеет ежеминутно, почти потухает, кое-где перепрыгивая звездочками, мрак одевает окрестность… но одна звездочка перескочила на сухую залежь, и мгновенно расстилается широкое
пламя, опять озарены окрестные места, и снова багряное зарево отражается на темном небе.
После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало
пламя костра. Вокруг него бесшумно прыгали, стараясь осилить друг друга, то
яркие блики, то черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и углублялись в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть в самый огонь. Кверху от костра клубами вздымался дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них пропадали в воздухе, другие падали и тотчас же гасли на мокрой земле.
Снова вспыхнул огонь, но уже сильнее,
ярче, вновь метнулись тени к лесу, снова отхлынули к огню и задрожали вокруг костра, в безмолвной, враждебной пляске. В огне трещали и ныли сырые сучья. Шепталась, шелестела листва деревьев, встревоженная волной нагретого воздуха. Веселые, живые языки
пламени играли, обнимаясь, желтые и красные, вздымались кверху, сея искры, летел горящий лист, а звезды в небе улыбались искрам, маня к себе.
Возле кровати больной горел ночник, сделанный в блюдечке, который бросал довольно
яркий круг света на потолок, беспрестанно изменявший величину, колебавшийся и вторивший всем движениям маленького
пламени, сожигавшего маленькую светильню.
Тихими ночами лета море спокойно, как душа ребенка, утомленного играми дня, дремлет оно, чуть вздыхая, и, должно быть, видит какие-то
яркие сны, — если плыть ночью по его густой и теплой воде, синие искры горят под руками, синее
пламя разливается вокруг, и душа человека тихо тает в этом огне, ласковом, точно сказка матери.
С каждым шагом вниз
пламя свечи становилось все
ярче и
ярче и вырисовывало на бревенчатой стене силуэты.
Несколько доменных печей, которые стояли у самой плотины, время от времени выбрасывали длинные языки красного
пламени и целые снопы
ярких искр, рассыпавшихся кругом золотым дождем; несколько черных высоких труб выпускали густые клубы черного дыма, тихо подымавшегося кверху, точно это курились какие-то гигантские сигары.
Видят они, что правда всё
ярче горит — потому всё больше людей зажигают
пламя её в сердце своём, — видят они это и пугаются!
К счастью, лесу в окрестностях было довольно, не принадлежащего никому, кроме бога, поэтому скоро в камельке запылал
яркий огонь, и мы, разостлав на полу одеяло и шкуры, легли прямо против
пламени, проглотив наскоро по стакану чаю.
Действительно, из-под густой сосновой ветки он вытащил охапку лучины, загодя наколотой им из старого смоляного пня. Я дал ему спичку, и сухое сосновое дерево тотчас же вспыхнуло
ярким, беспокойным
пламенем, распространяя сильный запах смолы. Затем он навалил сверх лучины сухой прошлогодней желтой хвои, которая сразу задымилась и затрещала. Сотский не утерпел, чтобы не вмешаться.
Потом все притихли и молча глядели на
пламя, охваченные тем непонятным, тихим очарованием, которое ночью так властно и так приятно притягивает глаза к
яркому огню.
По небу, описывая медленную дугу, скатывается
яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз. Все становится сказочным — темный мост и дремлющие голубые корабли. Незнакомка застывает у перил моста, еще храня свой бледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет. Такой же Голубой, как она, восходит на мост из темной аллеи. Также в снегу. Также прекрасен. Он колеблется, как тихое, синее
пламя.
Солнце садилось в пожаре пурпурного
пламени и растопленного золота; когда же
яркие краски зари потухли, то весь горизонт осветился ровным пыльно-розовым сиянием.
Яркие точки костров, их огневое
пламя сквозило между стволами деревьев, освещая лес. Но там, в глубине его, царит темнота. И туда хорошенькая Любочка направила свои шаги, замирая от охватившего ее чувства ужаса.
Он указал мне на плывущую в эфире
яркую, светлым теплым
пламенем горящую звезду, в сфере которой мы неслись неведомо куда, и вокруг нас не было ничего ни над нами, ни под нами — только тихая лазурь и тихое чувство в сердцах, стремящихся за нашею звездою.
Нежный, молодой контральто Милицы звучит горячо, искренно, с захватывающим волнением. Синие глаза мечут
пламя. Обычно смугло-бледные щеки пылают сейчас
ярким румянцем. Резко сдвигаются в одну линию черные брови и упрямая вертикальная черточка прорезывает лоб, упрямая маленькая черточка, появляющаяся y неё всегда в минуты исключительного волнения.
Сумерки уже совершенно заменились темнотою ночи, над черным профилем гор зажглась
яркая вечерняя зарница, над головами на светло-синем морозном небе мерцали мелкие звезды, со всех сторон краснело во мраке
пламя дымящихся костров, вблизи серели палатки и мрачно чернела насыпь нашей батареи. От ближайшего костра, около которого, греясь, тихо разговаривали наши денщики, изредка блестела на батарее медь наших тяжелых орудий, и показывалась фигура часового в шинели внакидку, мерно двигавшегося вдоль насыпи.
Дома Катя ушла одна в сад. Верхушки кипарисов и пирамидальных акаций острыми языками черного
пламени тянулись к
ярким звездам, дрожавшим мелкою дрожью.
И теперь молитвы мешались с воспоминаниями, которые разгорались всё
ярче, как
пламя, и молитвы не мешали думать о матери.
Вот они и у костра. Его
пламя вблизи лизало
яркими языками рогожные стенки шалаша. Около костра, спинами, сидело двое.
Окошки крайних изб, скворечня на кабаке, верхушки тополей и церковный крест горят
ярким золотым
пламенем. Видна уже только половина солнца, которое, уходя на ночлег, мигает, переливает багрянцем и, кажется, радостно смеется. Слюнке и Рябову видно, как направо от солнца, в двух верстах от села темнеет лес, как по ясному небу бегут куда-то мелкие облачки, и они чувствуют, что вечер будет ясным, тихим.
И пусть еще явятся люди, и пусть все спорят, — Розанов, Катра, Окорокова. Мне представлялось: Розанов убедил Машу, — и ее глаза засветились хищным
пламенем, она познала смысл жизни в борьбе, она радуется, нанося и получая удары. И мне представлялось: Маша убедила Розанова, он в молитвенном экстазе упал на колени, простер руки к небу и своим свободным духом узрел невидимый, таинственно-яркий свет сверхчувственного…
Много шелухи поднялось в воздух с ураганом, грозно загудело в нем — и бессильно упало наземь, когда ураган стих. Я думал, Катра не из этих. Но и она как большинство. Ее радостно и жутко ослепил
яркий огонь, на минуту вырвавшийся из-под земли, и она поклонилась ему. Теперь огонь опять пошел темным подземным
пламенем, — и она брезгливо смотрит, зевает и с вызовом рвет то, чем связала себя с жизнью.
Не успел Федор поздороваться, как содержимое ступки вдруг вспыхнуло и загорелось
ярким, красным
пламенем, завоняло серой и жжеными перьями, и комната наполнилась густым розовым дымом, так что Федор раз пять чихнул; и возвращаясь после этого домой, он думал: «Кто бога боится, тот не станет заниматься такими делами».