Неточные совпадения
— Простите, — сказал он тихо, поспешно, с хрипотцой. — Меня зовут — Марк Изаксон, да! Лицо весьма известное в этом городе. Имею предупредить вас: с вами
говорил мошенник, да. Местный парикмахер,
Яшка Пальцев, да. Шулер, игрок. Спекулянт. Вообще — мерзавец, да! Вы здесь новый человек… Счел долгом… Вот моя карточка. Извините…
— Ну, брат, потешил! — кричал Обалдуй, не выпуская изнеможенного рядчика из своих объятий, — потешил, нечего сказать! Выиграл, брат, выиграл! Поздравляю — осьмуха твоя!
Яшке до тебя далеко… Уж я тебе
говорю: далеко… А ты мне верь! (И он снова прижал рядчика к своей груди.)
Конечно, он стар и некрасив, но все-таки во сто раз лучше тех молодых и красивых, которых встречала Луша до настоящего времени, не
говоря уже об
Яшке Кормилицыне.
У нас,
говорит, солдат
Яшка затем и женился: с женой не спал, а три года пьян был».
Басов. А этот
Яшка — шельмец! Вы заметили, как он ловко выскальзывал, когда она припирала его в угол? (Смеется.) Красиво
говорит он, когда в ударе! А хоть и красиво, однако после своей первой жены, с которой, кстати сказать, он и жил всего полгода… а потом бросил ее…
— Яшка-то напился вдрызг, да отцу и бухнул прямо в глаза — вор! И всякие другие колючие слова: бесстыжий развратник, безжалостный… без ума орал!.. А Петруха-то его ка-ак тяпнет по зубам! Да за волосья, да ногами топтать и всяко, — избил в кровь! Теперь Яшка-то лежит, стонет… Потом Петруха на меня, — как зыкнет! «Ты,
говорит… Гони,
говорит, вон Ильку…» Это-де ты Яшку-то настроил супротив его… И орал он — до ужасти!.. Так ты гляди…
— Я в кровь верю! —
говорил Яков Тарасович. — В ней вся сила! Отец мой
говорил мне: «
Яшка! Ты подлинная моя кровь!» У Маякиных кровь густая, никакая баба никогда не разбавит ее… А мы выпьем шампанского! Выпьем?
Говори мне…
говори про себя… как там, в Сибири?
— Это —
Яшка, дьяволенок. Слышал он, как мы с тобой болтали, а вчера и
говорит: «Я, дядя Павел, изделаю это, насыплю соли!» — «Не моги», —
говорю…
— Опять
Яшка верно
говорит, младенец! Зря пугаете человека. Он — добро сказывает, а вы ему — уходи…
Все — от шестидесятилетнего Кузина до
Яшки, который нанизывает крендели на мочало за два рубля от покрова до пасхи, [с 1 (14) октября до апреля — мая.] — все
говорят о хозяине с чувством, почти близким к хвастовству: вот-де какой человек Василий Семенов, найди-ка другого такого же!
Помню, что, когда я вбежал в мастерскую, Шатунов и Артюшка схватили меня, вывели в сени и там отпаивали водой.
Яшка Бубенчик убедительно
говорил...
— Видел я, —
говорил он, обращаясь к маляру
Яшке Тюрину, — видел я, как ты бил свою жену…
— Ну, это, чай, тово, — не случится! —
говорит Яшка, несколько робея перед перспективой, нарисованной учителем. — Она здоровая… сквозь ее до ребенка не дойдешь, поди-ка? Ведь она, дьявол, больно уж ведьма! — восклицает он с огорчением. — Чуть я что, — и пойдет меня есть, как ржа железо!
— То-то, и теперь идет, — отвечал
Яшка невозмутимо. — А там и еще хуже будет. У кого двенадцати тыщей будет, тот и землей владеть станет. А и кто тыщу-другую имеет, и те без земли погибнете. Верно я тебе
говорю. Молод ты еще, поживешь — вспомнишь.
Удары эти доставались
Яшке не дешево. «Ноги вовсе у него попухли, —
говорил мне Михеич, — а все ведь неймется».
— И всегда так-то: стучит без толку… Уж именно что без пользы, один вред себе получает… —
говорил Михеич, запирая ход на лестницу. — Что толку в стуке? Ну, вот, заперли его, в карцере сколь перебывал, нарукавники надевали, — все неймется. Погоди, — обратился Михеич к
Яшке, — в сумасшедший дом свезут, там недолго настучишь! Там тебя устукают получше Тимошки.
— Слыхал? —
говорил мне после этого
Яшка с глубоким презрением.
«Нет моего преступления ни в чем, —
говорит Яшка, — а и было преступление, так не вам судить — богу!» «Судите, за что знаете», —
говорит камышинский мещанин, не желая даже косвенно принять участие в процессе этого суждения.
«Я вам не подвержен», —
говорит Яшка.
— Будем
говорить прямо,
Яшка!.. — сурово сказал Сергей, поднимаясь на ноги. — Ежели ты к ней приставать будешь — изобью вдрызг! А пальцем тронешь — убью, как муху! Хлопну по башке — и нет тебя на свете! У меня — просто!
— Видно,
говорит, последние мои дни настают, что нет у меня молодца, чтоб резака сумел справить!.. Все равно бабы!.. А где,
говорит,
Яшка Безухой?.. Вот удалец-от: по три резака, бывало, сряду делывал.
— Здравствуй,
говорит,
Яшка Безухой!
— Так ты
говоришь, что
Яшка повесился, сам себя предал казни? Как будто на его шею не достало бы у нас другой петли, не нашлось бы и на его долю палача! Али затруднять не пожелал? Чуял, собака, что не стоит новой веревки. Исполать ему, добру молодцу!
— Раскинул, брат, по-молодецки раскинул, дьявольски умно придумал — трех зайцев, вопреки пословице, мы с тобой одним ударом ухлопали: любимца князя Василия — треклятого
Яшку извели, самого князя подвели под государеву немилость, и даже дочка его, княжна Евпраксия, теперь в нашей власти. Так-ли
говорю, Тишка?