Цитаты со словом «прояснять»
Похожие цитаты:
Правду дополняет ясность.
Смысл философии в том, чтобы начать с самого очевидного, а закончить самым парадоксальным.
Ложные знания хуже откровенного незнания, ибо в последнем случае хоть понимаешь свое положение. Не потому ли нас так раздражают наводящие вопросы детей?
Выдержки, изречения и прочее подобны зажигательным стеклам: они собирают лучи ума и знания, рассеянные в произведениях писателей, и силой и живостью сосредоточивают эти лучи в сознании читателей.
Истинное знание состоит не в знакомстве с фактами, которое делает человека лишь педантом, а в использовании фактов, которое делает его философом.
К сожалению, существующие «объяснения» несколько, на мой взгляд, надуманны и ещё менее понятны, чем само объясняемое явление.
Теология — попытка объяснить предмет, который сами объясняющие не понимают. Её цель — не раскрывать истину, а удовлетворить вопрошающего.
Истинная вера и истинная надежда не состоят в пустых словах и даже мыслях, а в практическом мышлении (practisch denken), то есть надо поступать так, как будто бы это было на самом деле.
У него была латинская ясность и четкость мысли, не было никакой расплывчатости и безгранности. В мышлении своем он был физиолог и патолог. И это — черта, чуждая русским и не любимая ими.
Роман — это движение, потому что в нём есть изложение идей и ситуаций, которые следуют друг за другом, сталкиваются, теснятся.
Духовный свет в человеке есть свет его разума, предметы которого суть истины, располагаемые им в аналитическом порядке, на основании которых он рассуждает и выводит последовательные заключения. (HH 130)
То, о чем я вам сейчас буду говорить - даже и не пытайтесь представить себе образно. Пожалуйста, развивайте в себе абстрактное логическое мышление. Иначе - попадете в "желтый дом".
Нет более приятного ощущения, когда ты сочиняешь что-то, что является частью тебя, и ты, в некотором смысле, собираешься сообщить это кому-нибудь ещё.
Слово — одежда всех фактов, всех мыслей.
...читая книгу, я сплю. Очень немногие книги обладали способностью повергать меня в транс абсолютной ясности, где, сам того не ведая, человек принимает самые важные решения.
В фундаментальном настроении ужаса мы достигли того события в нашем бытии, благодаря которому открывается ничто и исходя из которого должен ставиться вопрос о нём.
Вначале любая оригинальная теория признается абсурдной, потом — верной, потом — самоочевидной и незначительной, и, наконец, столь важной и самобытной, что бывшие критики присваивают ее себе.
Часто бывает, что, только подавив в себе вопрос «почему», мы обнаруживаем важные
факты; которые затем, в ходе нашего исследования, ведут к ответу. (471)
В виду общей рабьей складки умов, аллегория всё ещё имеет шансы быть более понятной и убедительной и, главное, привлекательной, нежели самая понятная и убедительная речь.
Сначала всегда обнаруживают факты, а не теории. Теория складывается среди прочего в ходе дискуссии.
Должно скорее следовать мудрости природы, которая как бы больше всего боится произвести что-нибудь излишнее или бесполезное, но зато часто одну вещь обогащает многими действиями.
В связи с непониманием славянского текста не только Писаний, но и многих молитв в церкви можно наблюдать одно утешительное явление: непонятный текст часто как бы делается понятным через его церковный напев.
Некогда редкость книг вредила успехам знания; ныне обилие их сбивает с толку, тормозит собственное мышление.
Слова для людей — только заменители, человек мыслит и знает по большей части лучше, чем высказывает мысли и знания.
Противоречие должно пробуждать внимание, а не чувства.
Афоризмы возвращают глубокое семантической значение из базы данных, которая представляет собой процедуру.
Немногословность, вероятно, слишком давно известный принцип, чтобы о нем распространяться, однако с художественной точки зрения, я уверен, он работает. Недоговоренность способствует драматическому эффекту, а прямота его разрушает.
Маркс не был хорошим математиком. Он все время путался в цифрах и формулах, его трудовая теория стоимости не слишком содержательна, но, в сущности, я интерпретирую Маркса, и Маркс интересен мне как классический экономист.
Не доказано, что явления и факты, которые наука объясняет, более важны для людей, чем те, которые она объяснять не умеет.
Но я ничего больше не вижу: сколько я ни роюсь в прошлом, я извлекаю из него только обрывочные картинки, и я не знаю толком, что они означают, воспоминания это или вымыслы.
История должна относиться к событиям непредвзято и спокойно. В противном случае она ужаснется и не поймет истинной природы того, за изучение чего взялась.
Нас делает счастливым и несчастным не то, каковы предметы в действительности, а то, во что мы их путем восприятия превращаем.
Фраза рождается на свет хорошей и дурной в одно и то же время. Тайна заключается в повороте, едва ощутимом.
Средневековые образы и символы - отличная пища для воображения. Они пытаются описать мироздание так, как будто в нём больше логики и порядка, чем на самом деле. И эта идея западает в голову куда лучше, чем реальный мир.
Природа — это книга, которую надо прочитать и правильно понять, ошибочное понимание приносит большой вред.
Мысли о будущем, постоянные размышления о том, как сделать больше, порождают такое состояние ума, при котором ничто не кажется невозможным.
Реальность бесконечно сложна для нашего познания. Мы должны упрощать.
Ответ на вопросы, которые оставляет без ответа философия, заключается в том, что они должны быть иначе поставлены.
Поэзия заключается не в ритмическом сочетании слов-погремушек, но в духе, который охватывает широкие горизонты и видит дальше и глубже, чем глаза человека.
Неправильное употребление слов ведет за собою ошибки в области мысли и потом в практической жизни.
В математике нет символов для неясных мыслей.
Только слова придают реальность явлениям.
Мне всегда был интересен экзистенциальный аспект власти, ведь тот, кто теряет власть, вместе с ней теряет и смысл жизни.
Мало ли какие кому приходят в голову мысли — весь вопрос в том, позволяют ли им там укорениться...
Чтобы понять процесс, нужно иметь теорию. …если вы действительно хотите разбираться в эмпирической науке, то у вас должны быть факты. И проблема в том, как организовать эти факты. Теория, в сущности, и «организует» факты.
Я с первого взгляда схватываю суть позиции и знаю, что в ней следует делать. Другие оценивают, а я просто знаю.
К историческому повествованию должно присовокупить лишь такие рассуждения, до которых здравомыслящий читатель не может дойти своим умом.
Перестав быть спорной, мысль перестаёт быть интересной.