Сокровища ханской ставки

АНОНИМУС, 2023

Исполняется сорок дней с того момента, как бандиты в квартире генерала Воронцова застрелили его старинного друга, полковника КГБ Александра Лукова. Воронцов приглашает на поминки старшего следователя Волина и дает ему прочитать очередную тетрадь воспоминаний Загорского.

© текст АНОНИМYС

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

* * *

Командир Отдельного корпуса жандармов, генерал-лейтенант Толмачев на правах старого знакомства просит Загорского помочь расследовать одно странное дело, связанное с археологическими раскопками.

Остзейский немец барон Роман фон Шторн отправился с экспедицией в Царицынский уезд, в деревню Розумихино. Во время раскопок пропадает работавший на него эстонец Магнус Саар. Позже на берегу местного лесного озера Листвянка находят обрывки его окровавленной одежды. Прибывший расследовать дело жандармский следователь Персефонов спустя некоторое время тоже пропадает бесследно. Загорский с Ганцзалином отправляются в Розумихино.

Пролог. Старший следователь Волин

Франко-итальянский вояж Ореста Витальевича Волина, когда пришлось ему гоняться за убийцей, неуловимым в первую очередь потому, что он и сам про себя не знал, что он убийца, при всей своей бодрящей экзотичности вышел старшему следователю боком.

Нет, сам-то по себе вояж был неплох… Постойте, скажет тут вдумчивый читатель, как же неплох, если нашего дорогого старшего следователя едва не убили? Да, если бы убили, это было бы неприятно, согласился бы сам Волин, — однако все-таки не убили, только руку сломали, а при нынешнем развитии мировой и российской медицины рука — дело наживное. Это, конечно, не в том смысле говорится, что рукой больше, рукой меньше — никто и не заметит. Возможно, есть такие специальности, в которых руки не нужны и даже мешают, особенно, если растут они не из того места, однако в работе старшего следователя руки почти так же важны, как и ноги, не говоря уже о голове. У старших следователей, скажу я вам, все руки наперечет, особенно, если речь идет о столь солидном учреждении, как Следственный комитет. Так что да, руку сломали, но все же не отломали напрочь, и кость уже срослась, даже гипс сняли. Оставались еще некоторые болезненные ощущения, но физиотерапевт обещал, что они пройдут месяца через полтора-два.

Однако, пока рука заживала, делами волинскими никто не занимался. Точнее сказать, пару его дел передали другим следователям, но у тех и своих забот хватало. Так что работа неуклонно копилась и росла, как снежный ком, из-за чего теперь приходилось трудиться в два раза интенсивнее. К счастью, полковник Щербаков входил в положение Волина и без крайней необходимости его не поторапливал. Однако сегодня, часов в одиннадцать, все же позвонил по служебному телефону и велел зайти к нему в кабинет.

Недоумевая, чего вдруг понадобилось начальству и не собирается ли все-таки Щербаков навесить на него новое дело — так сказать, приятным бонусом к остальным — старший следователь толкнул дверь полковничьего кабинета.

— Приветствую, Геннадий Романович!

— А, здорово, здорово, — настроение у Щербакова, похоже, было неплохим — и на том спасибо: видеть сейчас мечущего молнии громовержца Орест Витальевич, положительно, был не готов. — Присаживайся, в ногах правды нет.

О том, что правды нет не только в ногах, но и выше, Волин знал хорошо, но лишний раз решил об этом не упоминать, просто сел на стул рядом с начальственным столом и состроил почтительную физиономию.

— Ты майор, человек еще молодой, — начал шеф покровительственно, — и многого в жизни не знаешь.

Не очень понимая, как отвечать на столь загадочный зачин, старший следователь только руками слегка развел: дескать, ваша правда, товарищ полковник, грешен, но с течением лет непременно исправлюсь.

— При советской власти ты, думаю, и не пожил толком, поди, и пионером не был, — продолжал полковник, всем видом своим обнаруживая необыкновенную проницательность.

Орест Витальевич сокрушенно вздохнул: действительно, не успел, но виноват в этом отнюдь не Волин, а Горбачев с Ельциным, на пару прихлопнувшие не только пионеров с октябрятами, но и всю славную советскую действительность.

— А между тем при СССР много чего было хорошего, а не только глазированные сырки по пятнадцать копеек, — вел свою линию Щербаков. — Например, была там песня, в которой пелось: молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет.

Волин отвечал, что фразу эту из песни не очень помнит, но целиком и полностью с ней согласен — как с первой ее частью, так и со второй.

— Ну, а если согласен, так чего ж ты деда своего в черном теле держишь? — напрямик спросил полковник. — Почему он мне звонит и на тебя жалуется?

Старший следователь похолодел. Вид восставшего из гроба деда Аркадия, который, добредя до ближайшего телефона-автомата, набирает номер следственного комитета и усердно ябедничает полковнику на внука, недовольный тем, что тот уже год не посещает могилку — так вот, вид этот на миг затмил ему не только лицо полковника, но и весь имеющийся в наличии горизонт. В следующую секунду, однако, морок рассеялся, и вместо деда явилась ему ехидная физиономия генерала Воронцова, который ухмылялся и хитро подмигивал: «Знай наших! Все равно по-моему будет!»

— Что бы там ни было, какая бы работа ни навалилась, а динамить старика нехорошо, неправильно, — укоризненно говорил между тем полковник. — В его возрасте, видишь ли, любой день может последним оказаться. Многие до таких лет и вовсе не доживают, понимаешь ты это?

Раздосадованный Волин хотел было ответить, что генерал Воронцов еще их с полковником переживет, но поглядел на благодушную физиономию начальства и решил промолчать. Вместо этого он сказал вот что.

— Я, — сказал, — товарищ полковник, ему уже объяснил, что приеду вечером, как только служебные дела худо-бедно раскидаю.

Полковник на это только головой покачал: а вот тут майор неправ. Дела не раскидывать надо, а работать над ними — это во-первых. Во-вторых, не худо-бедно, а тщательнейшим образом. И в-третьих, он его сегодня от работы освобождает и отправляет к деду — пусть старик порадуется.

— Даю тебе на сегодняшний день отгул, — проявил Щербаков душевную щедрость.

— Спасибо, товарищ полковник, — улыбнулся Волин.

— Меня можешь не благодарить, возместишь из отпуска, — широко улыбнулся полковник. — А теперь: одна нога здесь, а другая — у деда!

* * *

В квартире у Воронцова Волин оказался двумя ногами и уже спустя каких-то сорок минут.

— Ну, Сергей Сергеевич, исполáть^[1] вам! — сказал он саркастически, когда генерал сам открыл ему дверь: после того, как у него в доме убили сослуживца, Воронцов, наконец, стал все-таки запираться изнутри. — Как говорится, спасибо от всего сердца!

— Что — обиделся? — спросил тот, поглядывая на Волина снизу вверх из-под кустистых бровей.

— Во всяком случае, не сильно обрадовался, — отвечал тот, проходя в квартиру. — Я же обещал вам прийти вечером, а вы зачем-то полковнику звоните, кляузничаете на меня…

— Вечером — поздно, — заметил генерал, закрывая за ним дверь, которая обросла теперь замками, как морской камень — ракушками. — Во-первых, сегодня сорок дней Сашкиной смерти, во-вторых, придется тебе кое-что почитать.

Сашка, или, точнее, Александр Анатольевич — это был полковник Луков, тот самый, которого расстреляли бандиты в генеральской квартире, перепутав с самим генералом. Воронцов хотел помянуть старинного друга — и об этом Волин знал. Но что генерал приготовил ему еще и какое-то чтение, об этом разговора не было.

— Не какое-то, — пробурчал генерал. — Чтение я тебе приготовил отменное, от нашего так называемого надворного советника, он же — его превосходительство Нестор Васильевич Загорский. Так уж вышло, что чтение это напрямую связано с судьбой полковника Лукова.

— Каким же образом? — спросил старший следователь, удобно усаживаясь в кресло: он знал, что чай генерал готовит сам, и сам же приносит его гостю, следовательно, ему оставалось только расслабиться и слушать Воронцова. — Как покойный полковник оказался связан с Загорским?

Генерал ответил не сразу. Он медленно опустился в кресло напротив Волина, с минуту разглядывал его внимательно, как будто в первый раз видел. Потом нахмурился, пожевал губами, перевел глаза на потолок.

— Скажи, друг ситный, что ты знаешь о золотых конях монгольского хана Батыя? — спросил Воронцов, по-прежнему глядя в зенит, словно пытался вспомнить что-то давным-давно забытое, но очень теперь нужное.

— Ничего не знаю, — чистосердечно отвечал старший следователь. — Если хотите, могу погуглить.

— Не надо, — поморщился генерал. — Забудь про свой гугл, посмотри-ка лучше вот это…

И он положил перед Волиным пачку свежераспечатанных листов.

— Вы, Сергей Сергеевич, зря все время их распечатываете, — заметил Волин, — только бумагу тратите. Проще было бы пересылать их мне по почте.

— Надо не как проще, а как надежнее, — весомо отвечал Воронцов. — Читай.

Старший следователь пожал плечами: как скажете, хозяин — барин, взвесил пачку в руке, заметил мимоходом, что она, кажется, легче и тоньше предыдущих, и немедленно принялся за чтение.

Примечания

1

Исполать (искаж. греч.) — хвала, слава, благодарность.