Просветлённая обезьяна

Айд Мус, 2023

Многие легенды и сказания о путешествиях наполнены смыслом. В них либо кто-то кого-то спасает, либо кто-то кого-то едет побеждать, либо кто-то от кого-то убегает. Моë путешествие не имело глубокого смысла. Наверное, я просто хотел уехать от той жизни, где чувствовал себя запертым в бетонной коробке, и где по улицам слонялись такие же «заключённые».

Пустые тропы

На следующий день я собирался двинуть дальше, но Агами настояла, чтобы я остался. Она была красивой, а я падким и наивным, поэтому долго меня упрашивать не пришлось. Ещё и палатку было лень собирать. Решил остаться.

До полудня люди занимались разными делами: кто-то играл в бадминтон, кто-то на музыкальных инструментах, кто-то просто читал. Я обратил внимание, что в лагере совершенно нет людей, балующихся алкоголем.

Оказалось, что в лагере категорически не приветствовалось распитие спиртных напитков и употребление прочих дурманящих средств. Людей, которые их с собой приносили, настоятельно просили уйти. Узнав об этом, я обрадовался, что нахожусь среди людей, которые живут и наслаждаются жизнью, не прибегая к деструктивным (но иногда авантюрным) методам досуга.

После полудня в одном из просторных шатров начали собираться люди. Они расположились на подушках и ковриках, образовав круг. Кто-то лежал, кто-то сидел с блокнотом и ручкой, приготовившись записывать. Среди них я увидел Розу и Боно, который махнул нам с Агами рукой. Мы подошли и сели рядом с ними.

— Это группа анонимных алкоголиков? — спросил я.

Роза посмотрела на меня так, будто я тупой.

— Наверное, — усмехнувшись, ответил Боно.

Роза отвернулась, закатив глаза.

— Они хотят послушать его, — сказала Агами, показав на мужика, сидевшего в центре и общавшегося с людьми.

Мужик был вполне обычным, лет пятидесяти, с подкачанными плечами, чёрными волосами и густыми бровями.

— А кто это? — спросил я.

— Его называют Маэстро, — ответила Агами. — Очень умный дядька.

Прозвучал громкий удар гонга. В шатре стало тихо. Люди просто сидели и ничего не делали. Кто-то закрыл глаза. Я крутил головой и осматривался. Агами сидела молча, как и все остальные. Переглянувшись с Боно, мы пожали плечами. Тишина продлилась несколько минут, пока одна женщина не начала громко смеяться. Следом за ней рассмеялись ещё несколько человек, спустя мгновение смеялись все. Я тоже смеялся, правда, не понимая над чем.

Когда смех стих, Маэстро спросил:

— У кого-нибудь есть вопросы? Или пожелания?

Одна девушка встала и начала говорить:

— Я ещё вчера хотела спросить, но как-то не решалась.

— Молодец, что решилась, — подбодрил Маэстро. — Не бойся спрашивать.

— Раньше я часто ходила в гости к дедушке и бабушке. Когда умерла бабушка, он остался один. Мы очень сдружились с ним за пару лет. А когда дедушки не стало, я пошла в сторону его дома обычным путём и поняла, что эта дорога теперь не имеет смысла. Раньше я сознательно шла к дедушке, а теперь понимаю, что его там нет…

— Тропа опустела, — сказал Маэстро. — Тропа всегда была пустой, пустой для смысла. Представь, сколько существует троп, о которых ты даже не знаешь. Тропа всегда была бессмысленной. Твой дедушка был наделён смыслом для тебя. Но это смысл, которого нет и никогда не было.

— Теперь какая-то пустота, — тоскливо сказала девушка.

— Пустота всегда будет возвращать тебя. Пустота была в тебе всегда. С самого твоего детства. Когда ты родилась, ты не знала своего дедушку, ты познакомилась с ним потом. И на какое-то время он заполнил эту пустоту. А теперь его нет, а пустота вернулась. Пустота — это всего лишь слово, которое означает отсутствие чего-либо. Отсутствие привязанности, отсутствие зависимости, отсутствие реакции.

— Я думала об этом. Мне хотелось заполнить эту пустоту. Но что значит «заполнить пустоту»?

— Ничего. Мы всё равно в неё вернёмся, когда умрём. Можно перестать обращать внимание на эту пустоту. Можно употреблять вещества, которые вызовут у вас различные ощущения. Но заполнить её…

Маэстро задумался, глядя на собравшихся, затем продолжил:

— Представьте банку, которая летает в невесомости, в вакууме, в пустоте. Наполнить такую банку водой будет очень тяжело. Вам придётся хватать летающие пузырьки и засовывать их в банку. Вам придётся приложить усилия, чтобы заполнить пустоту в банке. Попытки заполнить пустоту — это попытки поймать пузырьки в невесомости.

Собравшиеся усмехнулись.

— Но когда вы спуститесь на Землю, вы поймёте, что здесь банка не может быть пустой. Сначала её наполнит воздух. Если вы этого не заметите и попробуете налить в неё воды, вы увидите, что вода не разлетается пузырьками, а находится в банке. Но банка заполнена благодаря силам, которые действуют на нашей планете.

Маэстро молча посмотрел на всех. Боно слушал его с искренним интересом.

— Всё относительно, — сказал Маэстро. — Для тебя тропинка к твоему дедушке имела смысл. Но ты не оплакиваешь каждого дедушку, который умирает. Ты не ходишь ко всем бабушкам и дедушкам, это пустые тропы. Просто у тебя есть сила привязанности к твоему дедушке. Но она относительна и есть только у тебя. Поверь, никто из нас не скучает по твоему дедушке, как ты.

Девушка улыбнулась.

— Отпустить — значит прекратить прикладывать усилие, — продолжил Маэстро.

— Это всё звучит как-то… научно, что ли, — в изумлении прошептал Боно.

— А должно звучать так, будто я шарлатан? — спросил Маэстро, а остальные засмеялись. — Вы сами сюда пришли. Мы просто собрались, чтобы говорить, чтобы жить. Это место, откуда каждый может уйти и куда каждый может прийти. Наши родственники нам не принадлежат, мы не можем решать, когда им умирать. Мы переживаем не потому, что их нет, мы переживаем потому, что у нас нет возможности с ними увидеться.

— Иногда мне его не хватает, — продолжала девушка.

— Тебе не хватает. А ты представь, что твой дедушка там, где ему хорошо. А ты ходишь и думаешь: «Дедушка должен быть со мной, а не там, где он сейчас».

— Но он мёртв, как ему может быть хорошо?

— Но ему и не плохо. Ты пытаешься объяснить это определённым образом. В университете я дружил с одним учёным, однажды он сказал мне: «Просто представь, что я — это ты, воплотившееся в другой человеческой форме. Тогда все люди — просто один человек, имеющий множество воплощений». Правда, при этом он добавил: «Возможно, человечество — это огромный мозг, страдающий психозом, шизофренией. Наша планета должна сидеть в смирительной рубашке и ощущать безумие, которое мы порой творим».

Кто-то усмехнулся, кто-то понимающе кивал, а кто-то пристально смотрел на Маэстро, пытаясь его понять.

— Со мной примерно такой же парень учился, — сказал Боно.

— Что он говорил? — спросил Маэстро.

Остальные посмотрели на Боно, ожидая ответа.

— Всё началось с так называемой квантовой теории мужских сосков, — начал Боно. — Тогда слово «квантовый» было довольно популярным, а сама теория родилась в споре с профессором. Наш профессор называл мужские соски абсолютно бесполезными. Но этот парень утверждал, что мужские соски служат доказательством того, что мы являемся частью эволюционного процесса, представляющего собой биологическую кашу, в которой мы пытаемся отыскать смысл. Твердил, что мы все крохотные частицы огромной биологической машины, которую пытаемся постичь. А мужские соски тому доказательство.

Люди внимательно слушали Боно, кто-то даже записывал. Роза прикрыла лицо руками, похоже, она слышала это тысячу раз, и ей было немного неловко оттого, что теперь Боно выступает публично с «квантовой теорией мужских сосков».

— А я ему всегда отвечал, что мы просветлённые обезьяны, — продолжил Боно. — Мы обезьяны, которые отложили в сторонку бананы, надели брюки и отправились на поиски смысла.

Маэстро рассмеялся.

— Приветствую вас, просветлённые обезьяны, — обратился он к остальным.

В ответ шатёр наполнился смехом. Кто-то начал изображать обезьяний вопль. Роза тоже смеялась, похоже, что ей больше не было стыдно. Боно улыбался.

Когда люди успокоились, он сказал:

— По поводу мужских сосков хотелось добавить. Современные исследования показывают, что при употреблении женских гормонов мужские молочные железы тоже могут выделять молоко.

— Вот это уже полезно, — сказал Маэстро. — Сможем сами себя кормить. Молоко покупать не придётся. Если и есть в этой вселенной что-то абсолютное, то это пример про соски.

Беседа оказалась довольно забавной. Теперь я знал не только о теории просветлённых обезьян, придуманной человеком, назвавшимся Бонобо, но ещё и о квантовой теории мужских сосков. Правда, я не был готов поделиться этими знаниями с первым встречным, а вот шатёр, в котором мы тогда собрались, был местом, где можно было обсудить что угодно.

— Почему мы не называем своих имён? — спросил кто-то, когда возникла небольшая пауза в разговоре.

— Назови, если хочешь, — ответил Маэстро. — Здесь собрались люди, выбравшие себе прозвища. Это такая игра. Она нужна, чтобы понять, что вы пришли в этот мир без имени. Всё, что вас окружает, не имеет имени. У камня нет имени, у дерева нет имени, у птиц нет имени, это мы их так называем. Ваше имя вы получили от родителей. Когда мы умрём, наше имя останется лишь на надгробье. Но здесь мы свободны от имён. Мы здесь, чтобы жить, просто находиться. Как дерево, камень или птица.

Маэстро пристально посмотрел на окружающих и, улыбнувшись, добавил:

— Не думайте об имени. Подумайте о красоте. О том, что сегодня великий день.

На этом Маэстро закончил. Он встал, поклонился и ушёл. Некоторые остались отдыхать в шатре. Мы тоже лежали на подушках и разговаривали.

Вечером мы собрались у костра. Я жарил сосиски, нанизанные на ветки. Четыре штуки. Две себе и две Агами. Она достала бутылку безалкогольного вина и предложила нам выпить. Я понюхал его, и мне показалось, что оно пахнет какими-то таблетками. Я отказался.

— Безалкогольное вино? — удивился Боно. — Какой в этом смысл? Вино — это прокисший виноградный сок. А это, получается, прокисший виноградный сок, из которого убрали алкоголь.

— Ты просто не понимаешь, — возразила Роза и протянула пустую кружку Агами.

У костра с нами сидел худощавый мужик по прозвищу Хмурый. Он тоже потянулся за безалкогольным вином. Понюхав налитую жидкость, он смущённо сказал:

— Вино без алкоголя — это как женщина, которую невозможно полюбить.

— Потому что она тоже пахнет таблетками? — спросил я.

— Нет. Потому что влюбиться в женщину — значить быть опьянённым ею.

— За это стоит выпить, — сказала Агами и подняла свою кружку.