Долина скорби

Алан Банкер, 2020

Падение надгробий, восхождение западной звезды, восстание мертвых и смерть королевы от руки собственного сына – что объединяет все эти как будто не связанные между собой события? Ответ один – древнее, как срединное королевство, пророчество, которое вот-вот должно сбыться: мертвые восстанут, и не останется ни одного уголка в мире живых, где бы мог спрятаться человек. Пороки, безверие и междоусобицы, в которых погрязли обитатели королевства, подтачивают основы некогда великой державы, и как будто нет силы, способной предотвратить надвигающуюся катастрофу. Однако не все так безнадежно, как кажется на первый взгляд, ибо среди людей есть те, что еще не позабыли о таких достоинствах, как честь, мужество, справедливость и чувство долга. Столкнувшись с доселе невиданным врагом, уничтожающим на своем пути все живое, они встают грудью на защиту всего того, ради чего живут и умирают. Содержит нецензурную брань.

ТАРМИСА

— Похоже, ночь будет холодной, — устало произнесла Тармиса, поеживаясь от холода.

Не услышав ответа, она бросила взгляд через плечо и узрела

спящую попутчицу. Сидя позади, тетушка Мэй держалась за ее талию, покачиваясь при каждом шаге кобылы. Покинув на рассвете пределы Миддланда, обе женщины пробыли в пути весь день. Перекусив перед заходом солнца в «Двух пескарях», они опрометчиво пустились в путь, невзирая на опасности, которые таила в себе ночная пустынная дорога.

— Тетушка, тебе не холодно? — спросила Тармиса, не желая слушать пение цикад и собственное сердцебиение.

Не услышав ответа и на этот раз, она вздохнула и посмотрела на ночное небо: полная луна, стоящая высоко в небе, мерцала бледным ликом, находясь в окружении россыпи звезд. Еле различимые, они были далекими и чужими, не такими, как звезды в ночном небе Гланвилла. Погрустнев от мысли о родном крае, Тармиса издала глубокий вздох, как ее внимание привлекла кровавая звезда, объявившаяся в западной части небосклона. Быстро поднимаясь над линией горизонта, звезда походила на уголек: то исчезая, то появляясь, она мерцала и увеличивалась в размерах, несясь навстречу луне.

— О, Боги, какая же красота.

Улыбнувшись, Тармиса обернулась к старухе, дабы поделиться с ней впечатлением, как по ее лицу пробежала тень тревоги: цикады, до сих пор оглушавшие округу звонким пением, вдруг замолкли, а ее сердце, напротив, забилось сильнее, уподобляясь свободолюбивой птице, заключенной в клетку. Темный горизонт исчез в густой пелене, сквозь которую не мог проникнуть ни взгляд, ни острие клинка. Холод уже не знал пощады, ибо пронизывал до костей, словно это был вовсе и не Королевский тракт, а морской берег Нортланда, обуреваемый ледяными ветрами. Проникая сквозь плотные шерстяные одежды, он ложился на кожу толстой коркой, обжигая, точно пламя в очаге. Кровавая звезда, так внезапно взошедшая в небе, встала над луной и засияла пуще прежнего, отбрасывая пульсирующие лучи. Но, это было только началом. Раздались отдаленные, еле уловимые голоса, будто их произносили на последнем издыхании. Так взывают истекающие кровью воины, прося о смерти на поле брани, дабы не оказаться добычей падальщиков.

— Тетушка, ты это слышишь?

— Я тебя-то с трудом слышу, а что вокруг, и подавно, — проворчала тетушка Мэй, издав громкий зевок. — Ох, и зачем я тебя послушалась, сидела бы себе в борделе, чем не жизнь!

Узнав о кончине госпожи Делиз, они, как и прочие обитатели борделя, встали перед выбором — остаться и продолжать жить во грехе, или избрать иной путь жизни, свободный от греха. Обронив пару слов о своем благородном происхождении, Тармиса уговорила старуху покинуть родной город и составить ей компанию, дескать, благонравной даме не место в доме грехов, и что она сумеет ей обеспечить достойную старость. Падкая на лесть, старуха перед такими словами не устояла, хотя и пребывала в больших сомнениях.

— Не ворчи, тетушка, ты лучше послушай.

Голоса, до того еле уловимые, стали ближе, а вместе с ними ближе стала и пелена, походившая на клубящийся туман.

— О, Боги! — воскликнула тетушка Мэй.

Узрев звезду в небе, она содрогнулась, словно перед ее очами предстало привидение: суровое морщинистое лицо старухи стало бледным, мало чем отличаясь от ее белого чепца.

— Слышишь? — спросила Тармиса, ощущая, как холод сводит ее скулы.

— Дыхание мертвецов, — прошептала тетушка Мэй, прижавшись к Тармисе плотнее.

Ухмыльнувшись, Тармиса остановила лошадь и посмотрела на старуху с укоризной во взгляде: она знала о пророчестве, но, как и многие прочие, в него не верила, полагая, что обступивший их холод не что иное, как предтеча близкой осени. На ее удивление туман, находившийся в сотне шагов от них, то же остановился, будто кто-то незримый управлял им. Голоса замолкли, но через мгновение другое снова наполнили округу, но это уже были не голоса воинов, молящих о смерти, а голоса воинов, рвущихся в бой. Помимо голосов и криков слышались стон и плач, выворачивающие душу наизнанку: точно острыми коготками они рвали ее на части, бросая клочки на грязную дорогу.

— Надо уходить с дороги, — сказала Тармиса.

Не дожидаясь ответа старухи, она взяла вправо и погнала лошадь к дубу, одиноко стоящему посреди поля. Туман же, подобно гончей, последовал за ними.

— Только бы не подвела, только бы не подвела, — пробурчала Тармиса, ощущая за спиной жестокий холод.

— А я говорила, что двум дамам не место на дороге, — проворчала старуха, не находя в себе мужества, чтобы обернуться.

— Двум дамам не место в доме греха!

— Оно может и так, но там тебе и кусок хлеба, и тарелка супа!

— Ну-ну, и шлюхи задницами виляют!

— Такова жизнь, Тармиса.

— Жизнь не жизнь, не тебе мне о том говорить!

— От чего же?

— От того, что ты не видела себя…

Не успев договорить, Тармиса охнула и вместе со старухой перелетела через голову лошади. Остановившись, как вкопанная, лошадь взбрыкнула, огласила округу ржанием и умчалась прочь. Последнее, что Тармиса услышала перед тем, как лишиться чувств, так это прерывистое дыхание тетушки Мэй и шелест в высокой траве.