Слеза Будды

Александрина

Героиня, получив семейную реликвию с чёрным бриллиантом, случайно узнаёт, что камень поддельный. Антиквара, оценивающего её, находят мёртвым. Героиню подозревают в его убийстве, а реликвия исчезает. Продолжается серия загадочных убийств. Через подпольные выставки картин советских художников следствию удаётся напасть на след преступной группировки и магистра оккультной организации, который любой ценой пытается завладеть чёрным бриллиантом, называющимся согласно древней легенде «Слезой Будды».

Глава 5. Операция «Ы»

Придя домой, первым делом я позвонила Виктору.

— Витюш, большое спасибо тебе за помощь! — произнесла я, как только услышала его голос в телефонной трубке. — Мне даже страшно представить, что было бы со мной, если бы не ты.

— Не преувеличивай, Танюша. Этот Никишкин не такой уж дурак. Он просто на понт тебя брал, прекрасно понимая, что его версия не выдерживает никакой критики.

— И кто теперь подозреваемый номер один?

— Должен признаться, ты была права.

— Неужели Зиночка? — воскликнула я, не веря своим ушам.

— Она самая. Только что звонил Никишкин поделиться новой версией на правах новоиспечённого друга, рассказал, что один из оперов обратил внимание на чёткие следы от женской обуви в вестибюле магазина. Они оказались отпечатками рифлёной подошвы Зининых сапожек с частичками земли, которые могли остаться только в том случае, если человек ходил в них по влажной почве. А поскольку дождь начался после твоего ухода от антиквара, он сделал вывод, что Зина возвращалась в магазин после тебя, тем более из показаний уборщицы стало известно, что после его закрытия она, как обычно, помыла полы. Кроме того, у Зины есть ключи от магазина. Так что тебе скорее Никишкина нужно благодарить, а не меня. Теперь он вцепится в твою Зиночку мёртвой хваткой. Можешь не сомневаться.

— Витя, Зина здесь ни при чём.

— Танюш, ты меня удивляешь. Тогда кто же при чём? Ты ведь сама настаивала на этой версии.

— Я ошибалась. Мы встретились сегодня с ней на кладбище. Открылись новые обстоятельства.

— Какие ещё обстоятельства?

— Зина рассказала мне, что действительно заходила в магазин, чтобы взять свой зонтик. И в тот момент слышала, что Борис Львович разговаривал с каким-то мужчиной. А когда наутро нашла его мёртвым, лежащим в неестественной позе недалеко от письменного стола, утаила этот факт от Никишкина, побоявшись, что её могут заподозрить в убийстве.

— Тем хуже для неё.

— Витенька, милый, а не мог бы ты пробить, не звонил ли кто Борису Львовичу в тот злосчастный день после девяти вечера? Дело в том, что на следующий день он собирался встретиться со своим знакомым ювелиром. Возможно, они перенесли встречу на вечер предыдущего дня и мужской голос, который слышала Зина, принадлежал этому самому ювелиру. Его зовут Евгением Борисовичем. Ты ведь знаешь, что Никишкин палец о палец не ударит, чтобы найти настоящего убийцу. У него теперь новая, вполне обоснованная версия. Да и мотив у Зины вполне себе убедительный. Я понимаю, что напрягаю тебя. Но может пострадать невиновный человек.

— Ну что ты, Танюша? Ради тебя я готов на всё, — ответил Виктор, как всегда внимательно выслушав меня. — Мне и самому интересно, что же произошло на самом деле.

— Спасибо тебе, Витенька! Ты — настоящий друг! Спокойной ночи!

На следующий день Зину задержали по подозрению в убийстве. Я была уверена в её невиновности, но, как это доказать, не знала. Вечером того же дня позвонил Виктор:

— Танюша, мне кое-что удалось для тебя узнать. В тот вечер действительно был телефонный звонок. Только не из квартиры ювелира, а от Бориса Львовича в его мастерскую. Но как ты понимаешь, это не является доказательством вины Евгения Борисовича. А за 20 минут до этого звонка кто-то звонил антиквару из телефона-автомата. Я как бы невзначай рассказал об этом Никишкину, но тот даже ухом не повёл.

— Я понимаю, что сам по себе звонок не является уликой. Но ведь какой-то мужчина был в кабинете Бориса Львовича после ухода Зины. Вполне возможно, что это он и был, тем более, как мне известно, его мастерская находится неподалёку от магазина.

— Это Зина тебе сказала, что слышала разговор двух мужчин?

— Да.

— Ну и наивный же ты человек, Танюша. А может быть, она всё это придумала, чтобы пустить следствие по ложному пути, когда узнала, что с тебя сняты все подозрения.

— Зачем тогда ей нужно было рассказывать мне о том, что она была в магазине после меня? Вчера Зина ещё не знала, что Никишкину стало известно о том, что она заходила в магазин после моего ухода, — возразила я.

— Хотела подстраховаться.

— Ничего себе страховка — дать лишний повод для подозрений против себя.

— Танюша, ты ничего не понимаешь в изощрённой психологии преступников.

— Поясни.

— Каким образом она ещё могла дать тебе понять о том, что будто бы слышала разговор двух мужчин, если не заходила в магазин? Зина ведь должна прекрасно понимать, если, конечно, она не полная дура, что теперь реальным подозреваемым может быть только она сама как единственный человек в окружении антиквара, у которого был свободный доступ в магазин, тем более что ты сама дала ей карты в руки, рассказав, почему с тебя было снято обвинение. К тому же её алиби оказалось не столь безупречным. Все факты говорят против неё.

Я призадумалась: «А ведь действительно, всё, о чём говорит Виктор, звучит более чем убедительно. Неужели она? — пронеслось в голове. — В таком случае в этой женщине умерла великая актриса. Нет. Всё-таки я не верю в её виновность», — подумала я, вспомнив глаза Зины, наполненные слезами, и искажённое гневом лицо при моём появлении на кладбище.

— Вить, я уверена, Зина не убивала Бориса Львовича. Там был посторонний человек. А раз так, должны остаться хоть какие-то следы.

— И что ты предлагаешь? Проникнуть в опечатанный магазин и самим попасть в разряд преступников? Ты ведь прекрасно понимаешь, что Никишкин этого делать не будет.

— Витенька, у меня есть одна мысль — окна кабинета Бориса Львовича выходят в глухой дворик с палисадником. Фрамугу одного из них, затянутую изнутри противомоскитной сеткой, он обычно оставлял на несколько часов открытой, чтобы проветрить помещение перед сном. А в этот день было очень душно, парило, как это обычно бывает перед дождём. Не думаю, что Никишкин мог обратить на это внимание, поскольку окна кабинета всегда были зашторены.

— Ты хоть понимаешь, если даже всё, о чём ты говоришь, окажется так на самом деле, через эту фрамугу не влезет не только моя, но и твоя голова?

— Конечно. Зато влезет моя рука, если ты меня подсадишь, я попытаюсь открыть окно изнутри. Мы проникнем в кабинет Бориса Львовича через окно и сможем спокойно поискать улики.

— Танечка, тебе не кажется это нелепой авантюрой?

— Нет, Витюша. Мне кажется, что другого шанса узнать правду у нас просто не будет.

— Танюша, ты знаешь, что ради тебя я готов на многое, даже пойти на смерть, но ты вынуждаешь меня к совершению противоправных действий.

— Витенька, я всё возьму на себя.

— И ты думаешь, я позволю тебе это сделать?

После коротких препирательств мы всё же договорились встретиться в час ночи у антикварного магазина, предварительно замаскировавшись, чтобы случайно не быть узнанными. Я нацепила на себя рыжий парик, забытый как-то сестрой у меня дома, на веки наложила синие тени, а губы накрасила вульгарной красной помадой. Пришлось даже пожертвовать одной из юбок, превратив её из миди в мини. На голову надела шляпку с вуалью, когда-то позаимствованную у мамы. Труднее всего пришлось с верхней одеждой. Порывшись в старых бабушкиных вещах, хранившихся на антресолях с незапамятных времён, нашла старый плюшевый полушубок, бывший в моде лет 20-ть тому назад, и изрядно поеденную молью муфту, из которой соорудила что-то типа боа, предварительно распоров её и разрезав вдоль на три части. В общем, образ женщины лёгкого поведения, на мой взгляд, мне вполне удался. Во всяком случае, Виктор не сразу узнал меня.

— Ну что, парниша, не желаете ли познакомиться с прекрасной незнакомкой и угостить её бокальчиком вина? — обратилась я к нему, подходя ближе.

— Танюшка, ты, что ли? — узнав меня, видимо, только по голосу, изумлённо произнёс он. — Недаром у тебя сестра — актриса!

— Я! Собственной персоной! А ты, Витенька, как-то слабо замаскировался. Неужели в ваших академиях не обучают искусству перевоплощения?

В своём маскировочном прикиде Виктор походил на простого работягу или таксиста. На нём были тёмные брюки, потёртая кожаная куртка и клетчатая кепка.

— Я-то надеялась, что пройдусь с респектабельным господином под ручку. Проститутка и работяга неубедительно смотрятся вместе.

— Ну, извини, если не угодил. В наших милицейских академиях обучают искусству ловить преступников, а не перевоплощаться в них, — парировал он, как мне показалось, с некоторой обидой в голосе.

— А как же внедрение в банду, блатная феня?

— Для этого необходима спецподготовка.

— Да ладно, Витюша, шучу. И так сойдёт, — сказала я, переворачивая его кепку козырьком назад. — Так ты больше на блатного похож. И подними воротник куртки, чтобы хоть как-то лицо прикрыть, а то в таком виде тебя любая собака узнает. Хорошо, хоть шарфик повязал, — обрадовалась я, увидев торчавший из-под воротника куртки шерстяной аксессуар. Вытащив его наружу, обмотала им шею Виктора таким образом, чтобы закрыть часть лица. — Совсем другое дело! Теперь тебя родная мать не узнает.

— Ты — опасная женщина, действуешь, как настоящий преступник. Детективов, что ли, начиталась? — сказал Виктор, смеясь.

— Не без этого. Так, Витюша, шутки в сторону. Сыщикам надо иметь… как там Дзержинский говорил?

— Холодную голову, горячее сердце и чистые руки. Правда, он имел в виду чекистов.

— Не важно. Иди за мной. — В этот момент я чувствовала себя хозяйкой положения. — Видишь вон тот скверик за магазином? Туда выходят окна кабинета Бориса Львовича. Обходим его слева. Когда подойдём поближе, подсадишь меня и я попробую через фрамугу открыть окно изнутри.

Каково же было моё разочарование, когда обнаружилось, что фрамуга была закрыта. Весь наш маскарад оказался ни к чему. Думаю, в этот момент Виктор испытал чувство облегчения. Но тогда я об этом не думала. Мы присели на скамейку в сквере.

— Вить, а где сейчас может находиться Зина?

— В КПЗ — камере предварительного заключения.

— А что с ней будет потом?

— Если предъявят обвинение в течение 72-х часов, переведут в СИЗО — следственный изолятор.

— Кошмар! Бедная Зина!

— Танюш, уже поздно. Попробую поймать такси. Ты пока здесь меня подожди. Я быстро.

Пока Виктор ловил такси, ко мне подсел какой-то пьяный в хлам мужик.

— За сколько продаёшься, красавица? — спросил он заплетающимся голосом.

— Я не продаюсь. Оставьте меня в покое.

— Оно и видно, шалава. Идём. Здесь недалеко. Хорошо заплачу.

— Что вы себе позволяете? Вы меня не за ту принимаете, — возмущённо ответила я, совершенно забыв, что мой вид красноречиво свидетельствовал об обратном.

Мужик схватил меня за руку и потащил в кусты. Уцепившись одной рукой за сиденье скамейки, я стала громко звать на помощь. Буквально через минуту, которая показалась мне вечностью, появился Виктор. Ударив со всего маха мужика в челюсть, он в одно мгновение вырубил его. Послышался вой сирены милицейской машины.

— Витя, бежим! — крикнула я на ходу, и мы побежали через сквер в направлении набережной.

Забежав в какую-то подворотню, я сорвала с себя парик, стёрла ярко-красную помаду и тени, а боа затолкала в сумку, превратившись из проститутки в старомодную провинциалку. Виктор вернул кепку и шарф в исходное положение, превратившись в среднестатистического советского человека, и мы, взявшись за руки, изображая влюблённую парочку, направились к московскому мосту. О такси можно было забыть.

Мимо проехала милицейская машина, притормозившая метров за сто перед нами. Высунувшийся из неё милиционер, дождавшись, когда мы сравняемся с машиной, спросил, не видели ли мы случайно рыжеволосую проститутку или высокого мужчину плотного телосложения. Мы лишь пожали плечами и отрицательно покачали головами.

Светила полная луна. Дул лёгкий ветерок, гоняя пожухлую листву. Мы продолжали идти по направлению к моему дому, держась за руки.

— Вот так и в ту трагическую ночь я шла по этому мосту, и встречные машины обливали меня грязью, — сказала я, высвобождая свою руку. — А Борис Львович в это время, по всей вероятности, был уже мёртв.

Виктор притянул меня к себе, пытаясь поцеловать, но я поджала губы, не позволив ему это сделать.

— Витенька, прости! Но я люблю другого человека. Наверное, выгляжу в твоих глазах просто свиньёй. Ты столько для меня сделал!

— Ну что ты, Танюша! Я и впредь буду делать для тебя всё, что только будет в моих силах, — с грустью в голосе ответил он.

Встав на цыпочки, я поцеловала его в щеку.

— Ты — настоящий друг! Спасибо тебе за всё!

Почти до самого моего дома мы шли молча. Увидев припаркованные недалеко от моего подъезда знакомые жигули, я схватила своего спутника за рукав, чтобы остановить.

— Витя, я пропала! Это машина моего шефа.

— Понятно. Опять тебя надо спасать. Попробую его отвлечь. А ты за это время быстро шмыгнёшь в дверь. Только свет в квартире не вздумай включать, пока он не уедет. Утром скажешь, что крепко спала, не слышала звонка в дверь. Не будет же он торчать здесь до утра.

— А что, если будет?

— Тогда передвигайся на ощупь до утра.

— Витенька, что бы я без тебя делала? Прости меня!

— Сам виноват, что поддался на твою авантюру, — ответил он, опуская козырёк кепки как можно ниже.

Уткнувшись лицом в обмотанный вокруг шеи шарф, Виктор пьяной походкой направился к машине.

— Мужик, огоньку не найдётся? — спросил он заплетающимся языком, постучав в боковое стекло машины, закрыв водителю на время обозрение наружной двери моего подъезда.

Мне удалось незаметно прошмыгнуть в подъезд. Сердце колотилось от волнения, а руки не слушались меня, не позволяя вставить ключ в замочную скважину. Справившись, наконец, с этой внезапно ставшей трудновыполнимой задачей, вошла в квартиру и, подбежав к окну, начала всматриваться в темноту. Шеф курил, сидя в машине, опустив стекло боковой дверцы, а Виктор удалялся пьяной походкой по направлению к шоссе.

«Какая же я всё-таки дура, — думала я. — Подбила Виктора на эту авантюру, не удосужившись даже узнать заблаговременно, открыта ли фрамуга в кабинете Бориса Львовича. А этот дурацкий маскарад! Просто детский сад какой-то. А если бы нас задержала милиция? Представляю, какие неприятности могли быть на работе у Вити, тем более он только недавно перевёлся в Ригу. Да и мне мало бы не показалось. В больнице, наверное, до сих пор судачат о том, что меня подозревали в убийстве, а у дверей моей палаты больше недели торчал милиционер. Не хватало только письма из милиции на имя главврача с просьбой осудить товарищеским судом сотрудницу Илюшину Татьяну Павловну за занятие проституцией в свободное от работы время. Ужас! — От одной этой мысли меня прошиб холодный пот. — Недаром в народе говорят: „Когда Бог хочет наказать, он отнимает ум“».

Я ещё раз прильнула к оконному стеклу. Белые жигули в темноте, да ещё в полнолуние, были видны как на ладони. Кажется, шеф не собирался уезжать. «Представляю, что он сейчас обо мне думает. Наверное, благодарит Бога за то, что не позволил ему связать свою судьбу с такой лживой тварью, как я. Просто хочет убедиться в этом. И каким всё-таки благородным человеком оказался Виктор. Может, и правда не судьба мне выйти замуж за Рихтера», — продолжала я анализировать, застилая в потёмках диван.

Ранним утром я проснулась от шума заведённого мотора. Подбежав к окну и увидев, что шеф собирается уезжать, я начала бешено стучать по оконному стеклу, чтобы обратить на себя его внимание. «Если он сейчас уедет, это — конец. Я никогда не смогу убедить его, что ночью была дома», — пронеслось в голове. К счастью, он услышал звон дребезжащего стекла. Посмотрев на меня несколько секунд недоумевающим взглядом, Рихтер заглушил мотор и направился в мой подъезд.

— Вот приехал вас навестить с утра, Татьяна Павловна. Кое-что из продуктов привёз, — сказал он, ставя на стол пакет. — Я сегодня дежурю. Так что вечером заехать не смогу. Как ваше здоровье?

— Уже хорошо. Вчера нездоровилось. Наверное, от переживаний. Рано спать легла. Первую ночь спала как убитая, — соврала я. — Думаю через пару дней выйти на работу.

— Бедная моя девочка! — произнёс Рихтер, прижимая мою голову к своей груди. — Пока окончательно не выздоровеете, я запрещаю вам даже думать о работе. Ну, мне пора! Вечером позвоню. — И, одарив меня целомудренным поцелуем, он удалился.

Вздохнув с облегчением, как только за шефом закрылась дверь, я позвонила Виктору.

— Витенька, прости меня! Больше этого не повторится. Как ты вчера добрался домой?

— Без проблем. На попутке.

— Вить, у меня последняя просьба. Не мог бы ты прощупать этого Евгения Борисовича? Обещаю, я больше тебя не побеспокою.

— Танюша, я уже говорил тебе и ещё раз повторяю, ты можешь во всём положиться на меня. Только прошу тебя не делать ни одного шагу без моего ведома. Кстати, как там твой Ромео?

— Всю ночь проспал в машине, а утром соврал, что только что подъехал.

— Ладно, Тань, сегодня же постараюсь пробить информацию о твоём ювелире, а если удастся, то и пообщаться с ним.

Поблагодарив Виктора за помощь, я стала думать, что ещё могу сделать, чтобы вызволить Зину из западни и найти настоящего преступника. Подставлять Виктора больше не хотела, да и не имела морального права. Он и так столько сделал и делает для меня, а я ничего не могу дать ему взамен. Я чувствовала, что убийца должен был оставить хоть какие-то улики на месте преступления, и чем больше проходило времени с момента преступления, тем меньше становилась шансов их обнаружить, тем более после открытия магазина.

«Бедная Зина! Сидит сейчас за решёткой с настоящими преступницами, убитая горем. Может быть, даже думает, что это я её подставила, рассказав Никишкину о том, что она заходила в магазин. Точно. Скорее всего, так и есть. Какой кошмар! — думала я. — До предъявления обвинения осталось чуть более суток. Уже завтра, как сказал Виктор, её могут перевести в СИЗО». Мне стало совсем не по себе при этой мысли. Я представляла Зину в наручниках, сопровождаемую 2-мя охранниками в камеру, и лязг закрывающегося за ней затвора дверей.

Внезапно возникший перед глазами образ Пал Палыча вернул меня к действительности. «Может быть, он сможет помочь мне дельным советом, — подумала я, бросившись к записной книжке, где был записан его номер телефона. — Хорошо, что сегодня суббота. Он должен быть дома».

Трубку подняла его жена.

— Доброе утро, Катя! Извините, что звоню так рано в выходной день. Но мне срочно нужно поговорить с вашим супругом. Он дома?

— Павел! — крикнула она. — Это тебя. Татьяна. — И через минуту продолжила: — Сейчас подойдёт. А что случилось?

— Это не телефонный разговор. Катя, можно я к вам приеду?

— Конечно.

Через несколько минут к телефону подошёл сам Пал Палыч.

— Слушаю, Танюша.

— Мне срочно нужно поговорить с вами тет-а-тет.

— Нет проблем. Приезжай. Записывай адрес. Мы с Катюшей собрались на центральный рынок. Будем дома через пару часов.

— Через два часа буду у вас. Ещё раз извините за беспокойство.

— Ну, какое же это беспокойство? Мы всегда рады тебя видеть.

Пал Палыч с Катей проживали в элитном районе Риги — Межапарке, что в переводе означает «лесной парк», застроенном коттеджами и виллами ещё с дореволюционных времён. Когда-то его семье принадлежал двухэтажный коттедж с большим садом, но после его национализации советской властью, в собственности осталась только двухкомнатная квартира, правда, с большими комнатами, кухней и террасой, с двумя выходами, высокими потолками с лепниной и роскошной печкой, покрытой изразцами. Окна в гостиной полукружиями выдавались наружу. Дом находился на маленькой тупиковой улочке, так что я с трудом его нашла. В саду было много плодовых деревьев. Кое-где на оголившихся ветках висели ещё не собранные яблоки. Земля была устлана разноцветным ковром из опавших листьев. Недалеко от дома находилось то самое озеро, на которое в детстве мы всей большой и дружной роднёй ездили отдыхать.

Как только я подошла к калитке, изнутри дома раздался лай собак. Почти в это же время к воротам подъехал «Фольксваген гольф», на котором и приехали хозяева. Поздоровавшись, я помогла выгрузить им покупки из машины и донести до дома. В прихожей нас встретили две таксы. Одна была чёрного цвета, другая рыжая. Один из псов оказался отцом, а другой его сыном. Они были очень дружелюбными, но избалованными донельзя. Им разрешалось спать где вздумается, лежать на новом диване и даже есть сырое мясо, которое покупалось для них на центральном рынке, не сходя со своего места.

На звук открывающейся двери из кухни с мяуканьем выбежало несколько кошек разного окраса. Оказывается, Пал Палыч с Катей были большими любителями животных. У них в сарае каждый год появлялся новый приплод от приблудивших кошек, из которого некоторых они забирали домой, других подкармливали на месте, соорудив для них тёплое местечко для зимовки.

Катя направилась на кухню кормить кошек, а Том и Джером (так звали собак), получив чуть не по половине сырой курицы, нагло уселись на диване, уплетая лакомство.

Я обратила внимание на то, что в гостиной было много охотничьих трофеев, а на одной стене висела большая коллекция ружей.

— Вторая в Латвии по величине после Пуго, — сказал Пал Палыч, перехватив мой взгляд.

— Первого секретаря ЦК КП Латвии? — задала я уточняющий вопрос, ставя на стол бутылку водки.

— Его самого. Вон за то чешское ружьё, — он с гордостью показал на одно из ружей, — мне предлагали новые жигули, но я отказался. Присаживайся, Танюша, на кресло и выкладывай, что у тебя стряслось. Катюш! — крикнул он жене, усаживаясь во второе кресло. — Принеси нам что-нибудь закусить и две рюмки.

— Вы, наверное, знаете, в какую неприятную историю я вляпалась.

— Слышал от Сани. Как я понимаю, всё хорошо закончилось.

— Для меня — да. Но милиция задержала невиновного человека. Теперь ей грозит тюрьма. — И я начала рассказывать всё с самого начала.

Вошла Катя, неся поднос с закусками и две рюмки. Пал Палыч, деловито открыв бутылку, начал разливать водку.

— Спасибо, я не буду.

— Может, ты, Катюша, приголубишь рюмочку? — обратился он к жене. Так Пал Палыч любил называть этот процесс, обращаясь к женщинам.

— Пожалуй, — ответила та, пригубив рюмку и закусив кружочком докторской колбасы. — Ну, не буду вам мешать. Пойду обед готовить.

— Да, история скверная, — после некоторых раздумий произнёс собеседник. — В ментовке не будут до истины докапываться. Им главное стройную версию состряпать и преступника назначить. А здесь все улики против твоей Зины. Боюсь, ей не отвертеться.

— Может, адвокат сможет ей помочь?

— Адвокаты в нашей стране не имеют особого веса. Скорее их роль заключается в придании судебному процессу вида законности. Мол, защитник был? Был, но не доказал невиновность своего подзащитного. Значит — виновен. У нас главная роль прокурорам и судьям отводится. Да ещё и недобросовестный следователь может улики подтасовать, чтобы показатели по раскрываемости преступности улучшить и лишнюю звёздочку на погоны нацепить. А твой Никишкин, насколько я понял, как раз из таких будет.

— К сожалению, да, — подтвердила я с тяжёлым вздохом. — И что же теперь делать? Нельзя же допустить, чтобы посадили невиновного человека.

— Ты даже представить себе не можешь, Танюша, сколько невиновных людей по тюрягам сидит. У твоей Зины только один шанс — если удастся ювелира раскрутить. Сдаётся мне, это его рук дело, — заключил Пал Палыч, наливая себе очередную рюмку.

— Павел, не больше 3-х. Скоро обед, — предупредила Катя, выглядывая из кухни.

Конец ознакомительного фрагмента.