Черника

Александр Алейников, 2019

Василиса Черникова – студентка из Москвы, которая вынуждена вернуться на малую Родину в Забайкальский край. Посёлок, в котором выросла девушка, теперь окружён кольцом лесного пожара, конца и края которому нет. По трагическому стечению обстоятельств, эвакуироваться Василисе не удалось, и теперь ей приходится спасаться от стихии, дышащей в затылок. Укрываясь от огненной ловушки, она уходит всё дальше в дремучий лес без карты, компаса и связи. Всё, что теперь остаётся – выжить.Содержит нецензурную брань.

«Нужно иметь что-то общее, чтобы понимать друг друга, и чем-то отличаться, чтобы друг друга любить»

Поль Жеральди

«Футбол как атомная война. Здесь нет победителей, есть только выжившие»

Жозе Моуринью

«Раньше я боялся, что меня могут забыть. Теперь я боюсь, что меня могут запомнить».

Михаил Жванецкий

Здесь фигурируют реальные имена, названия и события. Однако все нижеизложенное — художественный вымысел, ничего не пропагандирующий, ни к чему не призывающий и не преследующий цели оскорбить или унизить чьё-либо достоинство по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе.

Любые попытки обвинения в дискриминации — заведомая ложь, вырванная из контекста. Автор одинаково уважительно относится ко всем и к каждому, вне зависимости от мировоззрения кого-либо.

Любые совпадения случайны. Все мысли, взгляды и идеи, изложенные ниже, стоит воспринимать исключительно как субъективные позиции персонажей художественного произведения, на которых они не настаивают.

Присутствует нецензурная лексика. Запрещено для детей.

Август 2018 — Апрель 2019

«Ничего бы не получилось, если бы мне не помогала Алина Сергеевна Хаванова. Спасибо, что не отказалась от этой авантюры, и выдержала все, пройдя непростой путь от холодного августовского вечера до сегодняшней весны.

Низкий тебе поклон и бесконечная благодарность».

01.04.2019.

«Гоморра»

«Российский Дальний Восток и Сибирь полыхают. За считанные дни площадь пожаров достигла девяноста тысяч гектаров земли. Самая сложная ситуация в Амурской области и в Забайкальском крае. В этих регионах завтра, 8-го августа, будет введен режим чрезвычайной ситуации. Горят леса. Огонь вплотную подбирается к населенным пунктам. Пока большинство из них удалось отстоять» — складный текст прохладным тоном озвучил закадровый женский голос.

Единственным живым свидетелем новостного эфира в доме была Василиса Черникова. Длинноволосая стройная брюнетка, с глазами цвета морской волны, сидела подле телевизора, жадно потирая потные ладони и периодически поправляя правой рукой сползающие на нос очки.

Девушка испуганно переводила взгляд с экрана на руки и иронично улыбалась. Василиса, ещё будучи на первом курсе, набила на указательном пальце правой руки одно единственное слово — «БЕГИ».

Теперь эта татуировка в девичьих глазах излучала символизм планетарного масштаба. Потому что одно дело — смотреть новости про лесные пожары в Южной Сибири, сидя где-нибудь в уютном кресле на даче под Москвой, и совсем другое — находиться в эпицентре показанных событий и ещё, к тому же, успевать смотреть телевизор.

Зазвенел мобильный. Василиса, не глядя на экран, знала, что звонит отец. Больше некому. Она всегда отвечала нехотя. Ввиду семейных перипетий, у них были натянутые отношения. Да и звонил он, как была уверена Черникова, для того, чтобы узнать отнюдь не про состояние дочери, а про дом. Не сгорел ли тот, выстоял ли? Возможно, какая-то доля истины в этом утверждении присутствовала.

Василиса выключила телевизор и встала у окна.

— Алло. — равнодушно процедила та в трубку.

— Слава Богу! А то я думал, что связь окончательно накрылась. Вась, ну как там?

— Дело — дрянь, пап. — ответила девушка, глядя на покрытое родинками и веснушками лицо в отражении. — Лес на окраине уже горит. Людей вывозят, пригнали пару автобусов для тех, кто без машин. Сижу на чемоданах. Ближе к ночи будем в Чите.

В ответ раздались томные вздохи. — Ладно, пап. — не желая попусту тратить время на телефонные переговоры, продолжила Василиса.

— Связь прерывается. Не волнуйтесь за меня, скоро буду. — не дождавшись ответа, она бросила трубку и ринулась к столу, на котором одиноко лежала толстая тетрадь формата А4. На её обложке была приклеена аккуратно вырезанная бумажка с надписью «Черника».

Это был, своего рода, личный дневник, однако Василиса его таковым не считала. Она просто иногда записывала туда женские мысли различного толка, что-то рисовала, вклеивала стихотворения или фотографии. И так — вот уже много лет. И почему-то именно сейчас ей вздумалось занести в тетрадь последнюю, как ей казалось, домашнюю запись, прежде чем навсегда покинуть отчий дом, обреченный на гибель.

«07.08.2018. 12.00

Мир вокруг нас напоминает кадры из триллера о конце света. Только это было не широкоформатное кино с многомиллионным бюджетом и жуткими декорациями. Это было то, чего мы с таким нетерпением и благоговением ждали всю холодную зиму и промозглую весну — жаркое лето 2018-го. На редкость жестокие морозы потихоньку приучили народ, что лето никогда не наступит. Однако опасения были развеяны, когда в июне ртутные столбики термометров упрямо поползли вверх за тридцатиградусную отметку. Поразительно, как изменчив человеческий разум. Теперь все с таким же нетерпением и надеждой ждут обратного –дождей. Вот так и живем, не имея ни малейшего представления о том, чего же хотим на самом деле».

Василиса давно привыкла к постоянному запаху гари вокруг, даже перестала носить марлевую повязку. Она научилась ориентироваться при нулевой видимости, вызванной нависшим смогом, застилающим глаза, от которого день окрасился в оранжевые оттенки. Конечно, ей было страшно, но она старалась не выпячивать страх ни перед кем, даже перед собой. Наверное, поэтому, бегающие сейчас в панике мамаши с детишками за окном, считали ее дурочкой, которая всегда ходит в черном, несмотря на невыносимую жару.

Девушка действительно любила облачаться в черный. Ей идет этот цвет, но носила и цветные вещи, когда это позволяло настроение.

В здешних краях лесные пожары — довольно частое явление. Тайга горит каждый год. Василиса привыкла слышать об этом из новостей, от родителей. Всегда говорили: «Хрен с ним, далеко, нас не накроет». Только этим летом, когда стихия вышла из-под контроля, когда Черникова очутилась одна в родительском доме, практически отрезанная от большой земли огненной полосой, она пожалела о том, что не зазывала семью переехать в Москву, где та училась уже третий год. Она, как и все жители этого небольшого поселка, круглосуточно наблюдала за багровым заревом вдали, которое неумолимо приближалось. Теперь — страшно, теперь — накроет.

Жара перестала восприниматься как нечто аномальное, а превратилась в настоящее народное бедствие. Задача укротить огненную бурю встала перед простыми работягами, обросшими женами с детьми, немногочисленными пожарными расчетами и сотрудниками полиции, которые в данную секунду кричат: «Все назад от леса! Бегом, бегом!».

Оранжевая полоса вплотную подошла к поселку с трех сторон. Пламя — метров двадцать пять в высоту. Народ в панике, воя, кто в респираторах, кто — без, мечется по улицам, домашняя скотина ходит без присмотра, отчетливо слышен треск горящей древесины. Вот, едва не задев кроны деревьев, спикировал Бе-200, сбросив на полыхающий лес тридцать тонн воды, словно огромный синий кит всплыл на поверхность и дал залп. Затем самолет развернулся и ушел в сторону ближайшего водохранилища. Все без толку — капля в море.

Ведь пытались остановить. Ходили тушить. Беда, страх потери — сближают, как никогда. Вокруг поселка вырубали все, что успевали. Кто спиливал, кто оттаскивал тракторами, кто-то рыл траншеи и распахивал заградительные полосы. Люди уже неделю не спали. Ничего не уносили, ибо были уверены, что смогут остановить огонь. Затем, откуда не возьмись, появлялся порывистый ветер и сводил на нет многодневный человеческий труд, разнося на многие сотни метров горящую листву с травой.

Днем накануне стоял привычный зной, ближе к вечеру поднялся сильный ветер, но, как всегда, дворы допоздна были заполнены играющими детьми. Уставшие после очередного трудового дня противостояния с природой бренно шагали домой. Старики вели свои бесконечные неторопливые беседы о том, что дьявол сошел на грешную землю. В целом, все было более или менее спокойно.

Когда ночь перевалила за экватор, неспавшие вдруг ощутили, что надвигается что-то ужасное. От земли потянуло жаром, повисла звенящая неестественная тишина, словно остановилось время, затем обрушился очередной шквал ветра с потусторонним гулом — и началось.

Страшное, неотвратимое, но, по крайней мере, понятное и ожидаемое.

Почему возникают ошибки? Почему прогнозы не точны? Одни вопросы без ответов. Если на заре перед жителями стоял вопрос: «Как сдержать наступающего противника?», то теперь, спустя пару часов, исчерпав все возможности, вопрос зазвучал по-новому: «Как не попасть в огненный капкан и унести ноги?».

Что будет потом? Дома начнут вспыхивать в шахматном порядке, а через двадцать пять минут огненный смерч сотрет поселок с лица земли. Пройдет еще немного времени, и начнутся долгожданные дожди, наконец-то похолодает, люди смогут вдохнуть полной грудью, и жизнь войдет в прежнее русло, в той мере, насколько это возможно.

Почему сейчас девушка в последний раз окидывает взглядом пустые стены родного дома в одиночестве? События предшествующих недель спутали все карты в ее семье. Как выяснилось теперь — неизгладимым образом. И дело здесь не только в пожаре. Как кость в горле — беда приходила за бедой. Сначала мать Василисы серьезно заболела, старые болячки не давали покоя. Надеялись, что пронесет, но ее состояние лишь ухудшалось, от чего потребовалась госпитализация в область. Отец не бросил ее, что оказалось сюрпризом для Василисы, и поехал с ней в Читу.

Следить за домом в срочном порядке сперва отправился старший сын Кирилл. Он был довольно не плохим парнем, с мозгами, но весь свой потенциал пустил псу под хвост. Разумеется, все мы — неплохие парни до поры до времени, пока в нашу жизнь не врываются женщины, особенно, женщины при деньгах.

Так и случилось с Кириллом. И начал он со своей возлюбленной жить долгую счастливую жизнь где-то на югах. Вскоре Кирилл пустился во все орудия. Подсел на запрещенные вещества, начал пропускать крупные суммы через тотализатор и залез в долги.

Две недели назад, едва брат Василисы вошел в родные стены, прилетела весточка с южных берегов о том, что дама его сердца отчаливает в свободное плавание. И остался Кирилл у разбитого корыта, иронически сравнивая свое финансовое положение с внешним долгом Соединенных Штатов.

Василиса приехала следом, перечеркнув планы на оставшиеся каникулы, дабы помочь брату по хозяйству. Несмотря на сложные характеры, оба очень любили друг друга. Кирилл только в расположении сестры мог не бояться быть чересчур откровенным, мягкотелым и уязвимым, а девушка всегда была готова его выслушать.

Отец с матерью, напротив, давно друг друга разлюбили, но за долгие годы брака настолько стали взаимозависимыми, что уже не могли разойтись — просто привыкли. Так бывает. Оставалось только терпеть. Отец в принципе охладел к жизни, растерял всякую инициативу и просто плыл, куда прикажут. Нет, он не проклинал окружающих, сидя на лавочке с очередной бутылкой светлого нефильтрованного. Он просто и безапелляционно забил на происходящее вокруг, изредка включаясь в процесс, как в случае с супругой.

В отличии от многих жителей поселка, которые до последнего уповали на чудо, надеясь, что огонь их не тронет, Кирилл сразу почуял неладное и убедил в этом сестру. Он смог через свои многочисленные знакомства за несколько дней вывести большую часть мало-мальски ценных вещей из дома в Читу, с условием того, что крайне оптимистично настроенный отец узнает об этом как можно позже.

Так и случилось этим августовским утром, когда Кирилл загрузил последнюю партию вещей и уехал. Василиса наотрез отказалась его сопровождать, несмотря на все уговоры. Она желала до последнего оставаться здесь, в поселке, попав под власть то ли чувства долга, то ли чувства вины. Сама она объяснить была не в состоянии.

Теперь девушка набивала последний оставшийся в доме рюкзак вещами первой необходимости. Немного еды и воды в дорогу, электронику, банные принадлежности, документы, косметику, даже легкую куртку со спортивными штанами положила, хотя, это было весьма странно, судя по погоде. Только свою любимую тетрадь она оставила в руках. Что-то подсказывало ей, что так будет легче пережить этот день, согреться в аду.

Василиса в последний раз окинула дом взглядом и вышла на улицу, символично оставив дверь незапертой. Снаружи творился сущий ночной кошмар. Стоял невероятный гул, человеческие крики и огненный ветер смешались воедино. Кто-то пытался усмирить разбушевавшихся коз с собаками, кто-то в панике заводил машину, кто-то бежал с ведром воды в сторону улицы, где уже вспыхнули пара домов, кто-то просто, еле различимый, стоял и смотрел на бушующее пламя, прикрыв лицо влажной футболкой. Она видела, как напротив дома ходила пожилая соседка, высоко подняв икону. Старушка громко читала «Отче», а затем и вовсе кинулась в слезы.

Переполненная ностальгией, она вспоминала, как щеголяла по двору совсем еще милюзгой, как ускользала от пристальных взглядов взрослых, сама не понимая как — ведь она просто вышла в полуоткрытую дверь. После чего Васе было невдомек, что дома уже поднялся визг и топот, и что на поиски ребенка отправлена целая флотилия юбок.

На этих улицах ее задирали соседские мальчишки, дразнили «Черникой». Василису это всегда приводило в ярость. Единственные, кому было позволено ее так называть — это старшему брату и ей самой.

Несмотря на все это, в глубине души она понимала, что отпускает дом, будто сбрасывает тяжелый груз, что ей становится легче, что близок час, когда ужасный день останется лишь воспоминанием.

— К автобусам! Бегом! Два уже отъехали! — раздался чей-то истошный крик. Василиса понимала, что мест хватит на всех, что без нее не уедут, но все же поспешила, дабы по единственной узкой грунтовой артерии добраться до большой земли, где нет ни запаха гари, ни дыма, ни огня, ни страха.

Огонь пожирал поселок со скоростью ветра. Сначала сигналила маленькая вспышка на одной из крыш, а через полминуты уже полыхали стены. Буквально на глазах пространство затянула черная дымка, от чего невозможно было определить время суток, не имея часов. Теперь Черникова уже не скрывала страх, едва не подхватив всеобщие крики. Она уже не думала о доме, не оборачивалась. Просто пустилась в бегство. Настоящее безумие, отчаяние и беспомощность.

В этой дымке она чуть не пропустила нужный поворот, ведущий улицу со спасительными «ковчегами». Выездная дорога и впрямь напоминала мост на светлую сторону. По обе её стороны открывалась единственная лесополоса, доселе не охваченная огненным варевом. Утекают последние минуты существования этого зеленого гуманитарного коридора.

Василиса втянулась в плотный людской поток, заполонивших площадь перед автобусами. Здесь теперь для многих не было ни соседей, ни местных, ни пришлых. Только охваченные животным страхом пленники стихии.

Девушка замедлилась, чтобы перевести дыхание, но толпа подхватила ее и через секунду она как будто плыла сквозь народ. Пытаясь нащупать под ногами клочок земли, Василиса оступилась. Но, вопреки человеческой панике, парочка крепких мужчин мгновенно подхватили Черникову. Однако та даже не думала о том, что пару секунд назад могла неловко свалиться, рискуя быть затоптанной. Ей куда важнее сейчас было сохранить в руках тетрадь, прижатую к груди.

Вот — народ разбредается в разные стороны, освобождая пространство. Подойдя к нужному автобусу, Василиса вздохнула с облегчением. Градус нетерпения внутри начал потихоньку снижаться.

Нависший гул из человеческих всхлипов, стонов и криков перекрывали один за одним просыпающиеся моторы, запевая свою грустную песню. Увы, здесь много дней никто не пел веселых. Против природы воевать бессмысленно. Дай волю человеку, заставь его бояться — он будет впиваться зубами в глотки собратьям, лишь бы подольше подышать воздухом.

Вопреки шуму, все отчетливее стал слышен собачий лай. Странно, но Василиса отвлеклась на него именно сейчас. Собаки, воющие сейчас не меньше людского, рыскали по всему поселку, но именно этот приближающийся одинокий собачий голос заставил девушку потерять концентрацию.

Наконец, перед ней пронеслось что-то такое же черное, как дым на окраинах. Дворняга с послушно летящим за ней поводком безжалостно рассекала людей. Бешено нарезая круги, она будто что-то бестолково искала, наводя ужас на и без того перепуганных бедняг. Василисе удалось разглядеть только еле видимый собачий силуэт. Её местоположение определялось только по очередному возгласу или, когда группа людей начинала шарахаться, желая скорее избавиться от четвероного раздражителя.

— Ева! Ева! Ко мне! Какого черта ты творишь?! — вот и хозяин объявился. И хоть в дыму этого человека не было видно, голос у него отлично поставлен. Как громко ни старался невидимка приманить питомца, та по-прежнему продолжила наводить шорох на площади.

«Ева» — нелепица какая-то, если речь действительно идет о собаке. Как-то несерьезно, либо же, наоборот — перебор. Также показалось и Василисе, когда она все-таки смогла распознать овчарку со взъерошенной шевелюрой и испуганными глазами. Собака на мгновение застыла, навострив уши. Василиса тотчас убедила себя, что овчарка пристально смотрит именно на нее и ни на кого более. К счастью или к сожалению, девичьи мысли оказались не надуманными.

Ева действительно смогла разглядеть в девушке непомерный интерес. Казалось, что сейчас, вот именно сейчас, у ее хозяина есть шанс броситься на поводок и локализовать это маленькое безумие. Но собака, как гоночный болид, сорвалась с места и, извиваясь на скорости, помчалась к Черниковой.

Василиса видела это, прекрасно понимая, что необходимо предпринять хоть что-то, забежать в автобус или укрыться за чьей-нибудь широкой спиной. Однако, вопреки здравому смыслу, она продолжила стоять, как яблоня в саду, без сил пошевелиться.

Однажды, будучи еще в школе, она каталась на велосипеде по здешним лесным тропам, когда наткнулась на стаю таких же взъерошенных дворняг. Девушка хорошо помнит, как быстро крутились педали, ударяя ту по ногам, помнит взгляд, с которым одна из собак дольше остальных преследовала перепуганного ребенка. Она это помнит. Помнила и сейчас, но все равно продолжила стоять.

Собака в три счета настигает девушку и начинает истошно лаять, скалить зубы, то вплотную приближаясь, то отпрыгивая назад. Открытая агрессия по мановению волшебной палочки выбрасывает Черникову из состояния паралича.

До чего же силен и безжалостен страх. Она начинает истошно кричать. Девушке плевать, стоит кто-то рядом или нет, появится ли сейчас коренастый смельчак, преградит ли он путь озверевшему созданию — все это было не важно. Василиса словно провалилась в очень страшный сон, в котором её окружал высокий железный октаган, эта собака и больше никого вокруг.

Черникова ожидала самого худшего исхода, но то, что случилось потом, она и не могла представить. Наверняка это оно и есть — оправдавшее само себя ожидание, навязчивое «худшее». Ева ловко вцепилась зубами в тетрадь, так небрежно выставленную напоказ.

У Василисы в глазах буквально сработал код «Красный». Дабы не позволить собаке разорвать дело всей ее жизни на части, она, не подумав о дальнейшем, выпустила тетрадь из рук.

Похоже, собака этого и добивалась. Как только тетрадь оказалась в ее власти, животное без раздумий бросилось наутёк.

Обезумевшая от потенциальной потери девушка не думала сейчас о своем оставленном доме, о больной матери, о пожаре. Она просто бежала за собакой, оставив мысли в угоду действиям. Разыгралась, без малого, нешуточная драма.

— Стой! — кричала она, не собираясь останавливаться. Ева также настроилась на длительный марафон неведома куда. Бежавшая по её пятам,девушка позабыла о площади с автобусами, оставленную уже далеко позади.

Василиса бежала по той самой дороге, которая была, своего рода, бутылочным горлышком — единственным выходом из огненного кольца. Пот щипал глаза, прокуренные легкие, казалось, вот-вот свернуться от нагрузок, но для Черниковой сейчас существовала только собака. Её кожаный поводок так и мозолил глаза. «Прибавь немного, ухватись, и будь, что будет» — простенькая, на первый взгляд, задача оказалась невыполнимой.

Ева, будто заговоренная, не давала шансов. Настроившись побить скоростной рекорд собаки Усейна Болта, она на одних инстинктах неслась сквозь дымку, словно насмехаясь над преследователем.

Пара заветных рывков до цели. Эта самая цель стоила того, чтобы вот так бездарно пустить псу под хвост все надежды на бегство. Зачем? Зачем Василиса все еще бежит? Ну не дурочка ли? Черт с ней, с тетрадкой. Села бы в автобус — и все. Пара шагов отделяла девушку от избавления. Избавление от страха, висевшим тяжкой гирей на шее, избавление от многодневных мучений, запахов, человеческих слез, смертной тоски и болезненного ощущения несправедливости — дивный мираж лихорадил женское воображение уже несколько суток к ряду.

Для Черники перспектива броситься наутек от невзгод меркла перед весомым аргументом. Сама мысль о гибели ее тетради внушала ей непомерный ужас. Она никогда не пыталась объяснить окружающим значение этой вещи. Действительно, в какой-то степени, Василису сейчас могла понять только Василиса. Кто-то скажет: «Ну и дура», кто-то спишет это на женскую сентиментальность, омирщение и фетишизм. Девушке всегда было на это плевать. Для нее никогда не существовало ни мужского, ни женского. Тогда в чем же дело?

В силу психологии и миросозерцания, все когда-нибудь любили сжигать часы в своих фантазиях, особенно в детстве. Все мечтали. Любили спасать планету от монстров, представлять себя всесильным и властным. Черникова не была исключением. Как и все дети, она рисовала в голове вымышленные эпизоды, центральным героем которых была маленькая девочка с веснушками на лице. Одиноко усевшись в кинозале, она смотрела фильмы про саму себя.

И в детском саду, и в школе она не прекращала просто мечтать. Ей не казалось это странным, несмотря на то, что погружения в сознание становились все более продолжительными. Василиса росла, мысли становились тяжелее. Её мирок рос вместе с ней в геометрической прогрессии. Кино в голове усложнялось: локации прорабатывались, повествование теряло линейность, обрастая все новыми и новыми персонажами со своими характерами, хронометраж ленты растягивался.

Со временем это вошло в привычку, стало рутинным делом, голова превратилась в подпольную лабораторию.

Маленький сгусток идеи, как цветок, раскрывался, выбрасывал семена и на глазах выжженная земля превращалась в огромную цветущую живую поляну.

Василиса отлично запомнила, как однажды для нее остановилась Земля, и все из-за таких родных и неотъемлемых замыслов. Очередной эпизод её многосерийного фильма принялся буквально терроризировать девичью голову, не давать покоя, навязчиво напоминать о себе, затягивать, банально мешать жить.

Дабы окончательно не потерять связь с реальностью, Василиса завела тетрадь, чтобы облегчить голову, выплеснуть все на бумагу. В тот день русалка наконец нашла свой берег, а тетрадка в будущем приросла к девушке монолитом.

С тех самых пор Черникова старается почаще погружаться в выдуманные миры, в которых ей было комфортно, где действуют ее законы, где жизнь персонажей зависит от черноволосой девушки с бледной кожей, где она могла быть Богом. Поэтому на вопрос: «Трудно ли им быть?», девушка с присущей ей легкостью отвечала: «Нет».

Сейчас Черникова бежала за Евой, забыв про тяжесть бесцельного блуждания по свету. Она переживет потерю дома, пожар, необдуманные поступки, но не переживет, если потеряет себя, заключенную на тетрадных листах в клеточку.

Как это часто бывает в пределах Российской Федерации — трагическое сплетается со смешным в единое целое. Василиса преодолевала этот изнуряющий забег отнюдь не в одиночестве. За ней по пятам неслось какое-то зеленоватое пятно, издали напоминающее бездомного, который пытался успеть под стать к открытию пивной ранним воскресным утром, только чтобы утолить похмелье.

Этот невесть откуда взявшийся мужчина и был тем самым нерадивым хозяином собаки, чей питомец бесцеремонно и нагло обвалил спокойствие Василисы, вернее, его осколки, учитывая обстановку.

Незнакомец пуще девушки желал остановить обезумевшую собаку — свою собаку — оно и понятно. Еще на площади, в гуще переполоха, ему не хватило каких-то сантиметров, чтобы поставить точку в этой истории, но судьба распорядилась иначе.

Будучи с ног до головы обвешенным погремушками — походный рюкзак, пояс с патронами, карабин Симонова с довольно дерьмовой оптикой — несчастный прикладывал в разы больше усилий нежели Черника, но все, чем ему оставалось довольствоваться — это плестись в хвосте, неловко перебирать ногами, гремя амуницией, и пытаться безответно докричаться до Евы.

Мужчина, хотя, скорее парень, величался Денисом Архиповым. Олицетворял собой классического героя литературных подворотен. Этакий «лишний человек», не герой своего времени, конечно, но все же. Человек, не нашедший себе применения в жизни, несмотря на, как считал последний, великий талант и просветительские способности.

Одно дело — на безрыбье одиозным волшебником колотить мотивирующую околесицу, и совсем другое — столкнуться с проблемой точечно.

Если отстраниться от дурных мыслей, происходящее в Сибирской глуши напоминало детскую сказку. Только эта сказка блещет не моралью, а чередой смелых и отчаянных решений.

Где-то сверху ненавидимое солнце не оставляет попыток пробить дымовую завесу и ясное небо, в котором купаются птичьи стаи. Тонкой невидимой нитью, но они связаны с жителями поселка, бьющегося в агонии — такие же обездоленные, напуганные, опустошенные и настоящие.

Ева, ведомая неограниченным сумасшествием, сворачивает с дороги в зеленое море таежного покрова. Тот маленький островок, не оккупированный оранжевыми языками, танцующими в разнобой, показался ей притягательным.

Василиса, а следом за ней и молодой незнакомый парень ныряют за животным. Спустя десятки, а, может, и сотни часов, припоминая этот мимолетный скачок, их окончательно изведет всего один вопрос: «Что это было — глупость или сознательность?».

В любом случае, это всё — дела будущие, неясные.