Расскажи мне, батя, про Афган!

Александр Архипов, 2019

Отгремели разноцветные салюты и фейерверки Московской Олимпиады. Улетел, обливаясь слезами, непонятного пола медведь. Отрыдал с прощальной песней товарищ Лещенко. Села подсчитывать дивиденды московская фарца. В столицу нашей Родины начали потихоньку возвращаться проститутки и уголовные элементы. Страна расслабилась. Напряглись только те, кому приказали. Есть такие граждане. С погонами на плечах. У них другие салюты, другие медали. Другие победы и поражения. Другие песни Саши Розенбаума. АФГАН!

Платон мне друг!

«Троечка» неумолимо падала. Левый двигатель заглох и чадил, оставляя чёрно-серый шлейф, который размалывали сумашедше вибрирующие лопасти рулевого винта. А правый тужился, то набирая обороты, а то делал провальные паузы, плевался чёрным маслом, захлёбываясь от непомерной нагрузки. Пилот тянул машину до последней возможности. Падали скорость, высота, но когда стрелка давления масла в гидравлике упала за «0», а в кабине появился едкий сизый дым горящей электропроводки, штурман рванул ручку двери кабины и бешено заорал в грузовой отсек:

— Падаем! Держитесь, пацаны!

Удар о землю был очень сильный и неожиданный. Никто из сидящих в отсеке разведчиков и не ожидал, что земля так близко. Поэтому «раскорячиться» как следует успели немногие. Все дружно подпрыгнули к потолку, разбивая головы, ломая руки, шеи и рёбра об обшивку вертолёта, автоматы, железо АТС (автоматический гранатомёт со станиной), а потом также тяжело грохнулись вниз, доламывая не сломанное. Грохот, скрежет рвущегося металла обшивки, крики, стоны изуродованных парней. Направляющие и амортизаторы шасси подломились, как пересушенные спагетти. А передние спаренные колёса от удара о землю оторвались и улетели со звоном, подпрыгнув от земли, аж за сто метров от места падения вертушки. Где-то наверху что-то громко хрустнуло и протяжно заскрипело. Лопасти продолжали вращаться и делить воздух ровно на пять частей. Деформированный корпус мелко вибрировал от последней агонии правого двигателя.

Первым очнулся Сандро. Он медленно поднял к голове руки, ощупал лицо, липкую шею. Что-то тяжёлое навалилось ему на ноги, он попробовал согнуть колени. Не получилось. И он протянул вниз руки, силясь понять, что с ногами. Неожиданно нащупал чьё-то лицо и инстинктивно зажал ему нос.

— Отпусти, Сань, это я, — прогундосил наводчик гранатомёта Виталик.

— А ты откуда узнал, что это я? — с трудом шевеля сухим языком, спросил Сандро.

— А когда штурман заорал, я, со страху, за тебя схватился, а тут хе… рак! — ответил Виталик, с трудом перекатываясь с ног Дягилева.

— Мужики, есть кто живой? — чуть слышно спросил Сандро.

Громыхнула дверь в кабину, показалось окровавленное лицо командира экипажа. В серой дымке не было видно его левого глаза, который закрывала свисающая кожа со лба вместе с бровью. А правый глаз, залитый кровью, он усердно протирал рукавом лётной куртки, чтоб хоть что-то видеть. Из-под лётного шлема на его лицо несколькими струйками стегала кровь.

— Давайте все наружу. Проводка горит. У нас горючки пол бака, не дай Боже. Если рванёт, хоронить будет нечего, — как-то спокойно сказал пилот, пятясь из кабины назад, волоча под руки безжизненное тело штурмана.

Тёмная живая масса внутри грузового отсека зашевелилась, зашарила перебитыми пальцами по обшивке вертолёта в поисках двери наружу. Свет через замасленные и бликующие иллюминаторы в отсек практически не пробивался. Кто-то нашёл и включил фонарик. Что-то щёлкнуло, громыхнуло. Кто-то с криком долбанул по обшивке пару раз ногой, и дверь вывалилась, повиснув на одной петле. В отсек ворвался свежий воздух, тут же смешавшись с запахом вертолётного топлива, гидравлики и горящей проводки. Сразу стало светлее. Первым в дверь вывалился Виталик. Руки и ноги его ходили ходуном, голова дёргалась. Парня периодически потряхивало, видно контузило здорово. Оказалось, что из лежащего на брюхе вертолёта можно даже выползать.

— Сань, я на земле. Ты как, брат? Подавай мне ребят, а я их оттаскивать буду, потом оружие, — предложил Дягилеву Виталик.

Так и попытались сделать. Первых вытащили пилота с мёртвым штурманом. Пилот был небольшого роста, щупловатый такой, но от помощи отказывался, прижимая к себе всё перебитое, мёртвое тело штурмана.

— Я сам! Серёга — мой штурман, мы с ним два года вместе, — срывающимся голосом говорил он, шумно шмыгая носом и всхлипывая. Оттащив штурмана метров на пятьдесят от машины, сел, достал две сигареты и прикурил обе. Потом положил Серёгину голову себе на колени, снял с неё шлем, пригладил вьющиеся волосы и, вставив в его мёртвые губы сигарету «ТУ-154», тихо сказал:

— Покури, братан, напоследок…

— Сами выползли ещё двое, остальных выносили. Мёртвых было трое. Штурман, второй номер АГС, ему станиной гранатомета череп раскроило и снайпер Лёха, этому позвоночник раскрошило. Спал, так ничего и не понял. Из тяжёлых был Аркадий — классный парень, которому до дембеля всего-то ничего оставалось. Его шевелить вообще нельзя было. Перелом позвоночника. Но шевелили. Вкололи промедол и шевелили. Перевязывали себя сами, как могли. Ходячих было четверо. Относительно ходячих. Можно считать техника вертолёта с переломом ключицы, с дыркой в башке — ходячим? Или Виталика, который сигаретой так и не попал себе в рот? Приходилось ловить его голову, чтобы дать затянуться. Пока действовал укол промедола, жить можно было. Поэтому решили действовать, а уколы экономить. Девять человек «сползлись» на совет. Первым взял слово командир экипажа вертолёта:

— Мнение такое. Помощь к нам уже идёт. И на броне и по воздуху, я полагаю. Координаты передать Серёга мой успел, да и маяк работает. Михалыч этот район хорошо знает и выйдет на нас быстро. Предлагаю оставаться здесь. Займём круговую оборону и продержимся, пока наши не подойдут.

— Парни, если будете уходить, гранату оставьте, — неожиданно попросил обездвиженный здоровяк Аркаша.

— Аркан, не борзей! — нахмурился Дягилев, — итак, что имеем в сухом остатке? Станину АГС (гранатомёт) погнуло к хренам. Без инструментов не восстановить. Патронов к калашам — три полных магазина и пять по половине. У меня в пулемёте где-то патронов сорок в ленте. Гранат — одна. Это, Аркаша, по поводу лишних гранат. Зато РПГ (ручной противотанковый гранатомёт) есть и три выстрела к нему с пороховыми зарядами. Это всё, что я вытащил из вертушки.

Неожиданно со стороны вертолёта послышался сначала какой-то скрежет, потом громкий хруст и все увидели, как вибрируя, как живая, от редуктора вертолёта отламывается и падает лопасть. Вся! Целиком! Все невольно повернули головы в сторону лётчика.

— Чего так смотрите-то? Так и так не долетели бы. Это судьба, парни. Я тоже, между прочим, это в первый раз в жизни вижу, — хмуро произнёс вертолётчик, осторожно промывая глаз из фляги.

— Сань, посмотри! Или я один это вижу? — крикнул техник, показывая в сторону дороги. — Это наши?

Километрах в пяти, между гор, было видно низко стелющееся облако пыли. Оно заметно приближалось, хотя звука слышно не было.

— Нет, Петруха, даже я вижу! Наши должны объявиться с другой стороны, — подтягивая поближе автомат, отозвался лётчик.

О том, что духи где-то рядом, никто не говорил. Это и так было понятно. В какую сторону летит подбитая «корова», душманам отследить труда не составляло. Это они были дома. Это им каждый камень, каждая травинка шептала — где враг. А расплющенные падением с высоты пятиэтажного дома русские мальчишки в душе верили, что наши придут, прилетят, прибегут первыми. Конечно, первыми! Так должно быть! А как иначе? Русские своих не бросают!

Перевалили на спальный мешок Аркашу и волоком, рывками перетащили его за вертолёт. Всё-таки, какое-никакое укрытие. Потом с Виталиком вдвоем, корчась от боли и злости, перетащили раненых на фланги, дали им автоматы и показали сектора обстрелов. Как-то маскироваться, выкопать себе хоть какие-то ямки для укрытия не было ни сил, ни времени, ни возможностей. Раненые стонали, харкали кровью и на ощупь считали патроны. Больше всех мороки было с техником. У него была перебита правая ключица, правая рука висела и пальцы даже пистолет не держали. А левой рукой ничего делать не получалось. Привязали правую руку к туловищу, дали ему ТТ штурмана, две запасных обоймы и показали, как одной рукой поменять обойму в пистолете. Потренировались. Вроде понял. Пилот, в звании капитана, во всём подчинялся рядовым разведчикам. Попросил их разрешить ему остаться недалеко от сбитой машины.

— Я ж материально ответственное лицо, сами понимаете, — неожиданно улыбнулся пилот, — меня Мыколой зовут. Если, что… машину им оставлять никак нельзя, ребята.

Виталик забрал гранатомёт со всеми выстрелами и остался в центре, а Сандро занял позицию на левом фланге, ближе к дороге. Уже через пять минут в серой дымке рассвета и пыли, можно было различить три пикапа, мчащихся по грунтовке в их сторону. А ещё через три минуты Вадик посчитал по головам басмачей и крикнул в сторону Дягилева:

— Саня, в каждой машине в кузове по четыре человека и по два в кабине. У первого пикапа пулемёт на крыше, я его накрою! Фигня, справимся!

— Понял! Ты не спеши, Виталя, пусть на выстрел подъедут, — крикнул в ответ Дягилев и, наблюдая, как у того трясутся руки, добавил, — и лучше по стоячему бей!

Но то ли постоянный тремор в руках, то ли истощённая ожиданием неотвратимого нервная система дала сбой. Виталика в очередной раз тряхнуло, палец судорожно стиснул спусковой механизм, и реактивная граната пошла к цели… Цель она так и не нашла, столкнувшись с небольшим скальным выступом у дороги. Подрыв произошёл метров за двести до первой машины. Пикапы остановились, из кузовов в поднятую пыль повыпрыгивали духи. Они что-то возбуждённо обсуждали, тыкая «калашами» в сторону зелёнки. С крыши первого пикапа в сторону вертолёта ударил двумя короткими очередями пулемёт. Потом на крышу машины залез один из моджахедов, с мощным биноклем в руках, и начал медленно всматриваться в жидкую поросль зелёнки. Ярко белые бинты с красными пятнами были хорошо видны даже на большом расстоянии. Бабай с биноклем, по всей вероятности, был старшим, он что-то крикнул, и духи быстро разбежались по машинам. Две из них начали огибать позиции разведчиков по флангам, а та, которая с пулемётом, медленно двигалась в центре. Духи не спешили, они знали о своём превосходстве. К тому же у них явно была цель.

До первой машины оставалось метров пятьсот, когда Сандро ударил по ней тремя короткими очередями. Вторая, двумя последними пулями, щёлкнула по радиатору, пробив его, и разбив вентилятор охлаждения. Из-под капота повалил пар, машина остановилась. Душманы из кузова вытащили какой-то ящик и забежали с ним за кузов пикапа. «Лёхи жалко нет, он бы сейчас их, как куропаток…», — вспомнил о погибшем снайпере Дягелев. И СВД (снайперская винтовка) его жаль. Оптику «с мясом» вырвало и покурочило во время падения вертушки.

Конец ознакомительного фрагмента.