Силовой вариант

Александр Афанасьев (2018)

Мы представляем читателю третью книгу грандиозной эпопеи «Противостояние», в которой альтернативная реальность продолжает по-своему перекраивать судьбы планеты, в которой население нашей страны так и не познало всех радостей перестройки и нового мышления, Афганистан не узнал ни мира, ни талибов, а США продолжают строить козни и втягиваться в разгоревшийся конфликт сверхдержав…

Кандагар, Афганистан. 12 июня 1988 года

— Бебахшид! Бебахшид^[16]!

Афганец, толкнувший его у автобуса, отскочил в сторону, приложил руку к груди.

Джекоб Шифт молча отступил в сторону, машинально проверил, остался ли в нагрудных карманах паспорт с деньгами. Его предупреждали, что на Востоке полно карманников.

Паспорт был на месте. Деньги — тоже.

Таскаться с сумками по городу было неудобно, но делать было нечего, он не собирался заселяться в отель здесь. Ему надо было просто оставить здесь несколько меток, остальным займутся другие.

На улицах, несмотря на очень серьезные разрушения, было шумно и оживленно. Стояли самосвалы, старые, афганские и новые советские Зилы, афганцы работали — у кого-то автомат за спиной, кобура с пистолетом — но тоже работали, где-то разбирали, где-то строили, где-то работали с песней, где-то без — но работали. Торговали дуканы — базар был за городом, основные покупки делали там, а тут покупали покушать. Шифту пришло в голову, что это сильно отличается от того, что он увидел в Карачи — разгромленный, озлобленный город. Он вдруг понял, чего он не увидел в Карачи — работы. В Карачи никто не работал, не пытался ничего восстановить. Как будто город этот был — не их.

Несколько раз проверившись — за ним никто не следил — он вышел к площади пушек — она чудом не пострадала при бомбардировках и боях, ее охраняли обе стороны. Рядом была барахолка — шумное, тесное место, которое по преданиям работало даже во время боевых действий. Вдохнув воздуха, как пловец перед прыжком в воду — Джекоб Шифт нырнул в толпу.

Человек, которого он должен был активизировать — находился в ряду, где торговали коврами. В этом ряду — коврами была застелена все проходы между торговыми местами, потому что в этой части света ценятся вытоптанные ковры. Человек, который ему был нужен — владел целым дуканом, он сейчас был открыт и не пострадал от бомбардировок. У этого человека дочь вышла замуж в США, он работал за то, что американцы дали гражданство ей и пару грин-карт еще другим его родственникам. Сам он ничего не просил — здесь многие смирились с тем, что умрут на афганской земле, и умрут очень скоро.

Стоило ему только остановиться у прилавка — как к нему подскочил бачонок — зазывала, громкоголосый, босоногий, в каком-то рванье. Ни один покупатель здесь не оставался без внимания…

— Я хочу видеть эфенди Карима — сказал Шифт, проговаривая каждое слово.

Эфенди Карим вышел из задов дукана, осанистый, чернобородый, в волосах серебром проскальзывала седина. Он посмотрел на гостя, одетого как жители севера, таджики, на его только что отрощенную бороду — и сразу все понял.

— Я пришел издалека и путь мой был долог и труден — произнес Шифт заранее оговоренную фразу, подтверждающую его принадлежность американской разведке.

— Заходи, незнакомец — ответил дуканщик Карим — будь моим гостем и узнай, что такое восточное гостеприимство…

* * *

Его провели на второй этаж дукана — тут вместо стекол оконные проемы были заделаны картоном, виднелась свежая кладка из местного кирпича. Это показывало обстоятельность и состоятельность владельца дукана — у многих не было денег, чтобы привести свои жилища в порядок.

Рядом с заделанным картоном окном — прямо на полу был накрыт достархан.

Хозяин подождал, пока гость неуклюже поджав под себя ноги устроится за достарханом, потом сел и сам. Налил гостю горячего чая с молоком в нечто, напоминающее пиалу — чай здесь пили именно так. Это было выражением дружелюбности и гостеприимства. Протянул плоскую, пресную, свежую лепешку.

— Нун бухор, джахонгар^[17]

— Ташаккор, эфенди Карим.

Шифт поблагодарил хозяина дома, приложив руку к груди, как благодарили в Узбекистане, потом осторожно поднес пиалу к губам. Чай был горячим и жирным, почти как бульон, молока было много, и оно было не коровьим. Возможно, козье, здесь много коз.

— Я пришел, чтобы передать вам привет от Джамили, эфенди Карим… — начал разговор Шифт.

Джамилей как раз и звали дочь Карима, которой дали американское гражданство. Она жила в Лос-Анджелесе, муж бросил ее с двумя детьми. Работала в Макдональдсе.

Джекоб Шифт положил на достархан фотографию, два чернявых мальчишки и какой-то мультипликационный герой, кажется утенок Дональд. Снимок был сделан во время посещения Диснейленда, посещение оплатило ЦРУ. У самой Джамили — на это не хватило бы денег.

Дукандор Карим взял фотографию, какое-то время смотрел на нее, лицо его ничего не выражало, глаза были сухи как колодец в пустыне. Потом он спрятал фотографию за безрукавку.

— Благодарю тебя, путник, за добрые вести о моей семье.

— Благодарить следует не меня — намекнул Шифт.

— Благодарность за добро — известная черта нашего народа — сказал дуканщик Карим — и за зло тоже.

Шифт не понял, к чему были последние несколько слов, и решил, что пора переходить прямо к делу.

— Моих друзей интересует — остались ли у них еще друзья в этом городе?

— Друзья остались… — сказал дуканщик Карим — те, кто остались в живых. Но их дружеские чувства сильно подорваны.

Шифт улыбнулся.

— Не далее чем через месяц, к вам в дукан придет человек и купит самый большой и красивый ковер, какой только будет висеть в этом дукане. И самый дорогой.

— И что этот человек захочет узнать?

— Последние новости, эфенди Карим, как всегда. Последние новости. Моих друзей всегда интересуют всяческие новости…

Дукандор Карим немного подумал. Потом — решительно достал из-за отворота безрукавки фотографию внуков, и вернул гостю.

— Боюсь, новости будут не слишком хорошими, путешественник. И боюсь, в моем дукане не найдется столь хорошего ковра, чтобы угодить твоему другу.

Шифт посмотрел на фотографию. Потом на дукандора, который сидел, недвижный, как китайский божок.

— Мои друзья будут очень расстроены, эфенди. Очень расстроены.

Дукандор пожал плечами.

— Иншалла.

— Настолько расстроены, что…

Шифт оборвал фразу, чтобы она звучала многозначительно. Несказанное слово — твой раб, сказанное — твой господин. Лицо дукандора по-прежнему ничего не выражало.

— Путешествуя по Афганистану, соблюдай осторожность, незнакомец — сказал, наконец, дукандор — Афганистан стал слишком опасным местом для гостей. Особенно, гостей издалека.

Шифт сунул руку за отворот своей безрукавки, достал какую-то купюру, бросил на достархан, расплачиваясь за стол, за который он был приглашен в качестве гостя. Это было тщательно рассчитанным оскорблением.

— Я непременно последую вашему предостережению, эфенди. Но не забывайте и вы следовать ему же.

* * *

Выходя из дукана Джекоб Шифт ожидал увидеть все, что угодно — не слишком усердно прячущихся соглядатаев, направленные на него стволы автоматов — но ничего этого не было. Все так же кричали и хватали прохожих за рукав бачата — зазывалы, все так же хазарейцы со своими телегами тащили неподъемную ношу, стуча деревянными подошвами сандалий по земле, все так же сидели важные дукандоры, несуетно и уверенно смотря на мелькающих перед ними людей. Дукандор не сдал его. И не сдаст. Потому что его провал — будет означать смерть и для него самого. За измену здесь, как и во всех государствах под советской пятой — карают особенно строго.

Шифт, повесив одну из сумок на ремне на бок — поплелся к автобусной стоянке.

Примечания

16

Простите (дари).

17

Кушай хлеб, путешественник (в значении угощайся).