Рижские цветы

Александр Брыксенков

По официальной версии республики, входившие в СССР, были братскими республиками. В действительности же всё обстояло гораздо сложнее. Автор, живший в сороковые года в Риге, в своих исторических новеллах касается атмосферы латышского общества, его отношения к советской власти и к русским. Несомненно, этот город вклинившийся между Даугавой и большими озёрами был красив, оригинален и многолюден.

чИЕКУРКАЛНС

Поезд стоял. Лешка отодвинул дверь грузового вагона и высунулся наружу. Все пути были забиты товарняком. В тупике стоял санитарный поезд. Из-за деревьев выступали городские дома.

«Приехали, — подумал Лешка. — А куда приехали — не известно».

Тринадцатилетний путешественник спрыгнул на землю. Огляделся. Вдоль состава шел смазчик. Он постукивал по колесам молоточком на длинной рукоятке и заглядывал в буксы колес. Когда он приблизился к Лешке, тот спросил:

— Дяденька, как называется эта станция?

— Чиекуркалнс, — буркнул дяденька.

«Чиекуркалнс. Ну и название же странное», — подумал Лешка и потащился вслед за смазчиком.

— Это, что? Город?

— Нет. Город дальше. — снова с неохотой ответил смазчик.

— А как город называется?

— Рига.

«Ничего себе, куда меня занесло! — удивился Лешка. — Ну, что ж, пойдем посмотрим, какая она Рига».

Он стал пересекать пути, подлезая под вагоны. И тут станцию накрыл щедрый, летний ливень. Лешка тормознул, решив переждать дождь под вагоном.

Он не вздремнул под шум дождя, а, так, слегка забылся. Забылся и тут же очнулся, а, очнувшись, увидел, что колесо вагона, под которым он сидел, вращается: поезд дал ход.

Такая ситуация ничего особенного для бывалого беспризорника не представляет. Нужно лечь вдоль полотна и после прохождения первого колеса очередного вагона перекатиться через рельс. Именно перекатиться, чтобы не за что не зацепиться и не споткнуться.

Но так поступать можно лишь в самом начале движения состава. Лешка в своем забытьи этот момент упустил. Вагоны уже резво катились. Оставалось одно: лечь на полотно, головой по ходу поезда, прикрыть затылок руками и надеяться на удачу.

В те времена автосцепка только-только внедрялась, а сцепляли вагоны вручную с помощью винтовой упряжи, состоявшей из массивного крюка, вделанного в корпус вагона, и винтового устройства с петлей, которая набрасывалась на крюк соседнего вагона. Понятно, что петлю последнего вагона накидывать было не на что и чтобы она не болталась, сцепщики вешали её на специальный крючок. Иногда они забывали (или не хотели) крепить петлю и эта массивная металлическая блямба болталась под вагоном в сантиметрах двадцати пяти от шпал и могла свободно зацепить оказавшегося под вагоном бедолагу.

Поэтому Лешка и прикрывал затылок: если сцепка заденет его тело, то хоть голова уцелеет. Удача была за Лешку. Пронесло. Он поднялся на дрожащих ногах, поправил дрожащими руками шапку и поплелся к небольшому желтому зданию, очевидно вокзальчику.

Он вышел из вокзальчика и вскоре оказался на красивой улице. «Brivibas iela», — вслух прочитал он на табличке и двинулся по этой Бривибас в центр города.

По утрянке первой проблемой для вольного пацана является добыча пищи. Добыть пропитание можно на базаре, на вокзале, на сортировочной станции, у военных и на огородах. Лешка решил обследовать базар.

Чем дальше шел Лешка к центру, тем больше нравился ему город. Изобилие зелени, красивые дома, чисто и уютно. Особенно много было цветов. Они продавались и с рук и в стационарных киосках. В основном это были крупные тюльпаны. Красные, желтые, лиловые.

Над каждым цветочным киоском красовалась надпись: РUKE. «Наверное, ЦВЕТЫ», — решил Лешка.

С противоположной стороны киосков были устроены туалеты. Это очень удобно для путешественника: понюхал цветок и в туалет.

Лешка не понимал, зачем покупать цветы, когда их можно нарвать на клумбах. И вообще — они же несъедобные. И еще пацан удивлялся тому, что город был не разрушен. После руин Старой Русы и Пскова это выглядело очень неожиданно.

С базаром получился полный облом. Рижский рынок был совсем не похож на российские рынки. Много света и простора. Чистота, аккуратность. Продавщицы в белых фартуках.

Рижский Центральный рынок

Лешка в своих солдатских сапогах, в грязном, прожженном в нескольких местах ватнике, в мятой шапке совсем не вписывался в чистюльную среду латышского рынка. Торговки поглядывали на него явно неприязненно. Нужно было сваливать.

И на центральном вокзале делать было нечего. Ни теток с мешками, ни бабок, торгующих мелочёвкой, ни карточных игроков, ни беспризорной братии, но зато много милиционеров. Лешка поспешил исчезнуть и с вокзала.

Голод стал донимать. Осталась последняя надежда — санитарный поезд на станции Чиекуркалнс (Лешка удивился, что он запомнил название станции). Если поезд не ушел, то там накормят.

До станции Лешка добрался уже к вечеру. Поезд не ушел. Голодающий пацан нашел вагон-кухню и поднялся по ступенькам. Из тамбура выглянула, очевидно, повариха: «Чего тебе, мальчик?»

«Тетенька, дайте хлебушка, очень хочу есть», — жалобным голосом проблеял Лешка. Женщина зашла в вагон, отрезала половину буханки и вручила её Лешки: «Поешь, сыночек». После чего стала распрашивать его о родителях, о том, куда он едет. Лешка, что-то плел и при этом отщипывал кусочки хлеба и отправлял их в рот.

Он съел половину пайки, а другую сунул в карман: на утро. Захотелось пить. Лешка отправился к вокзальчику, там должна была быть вода.

У вокзальчика на скамейке, привалившись к стене сидела девчонка лет десяти, Она была вся в слезах. По всему было видно, что плакала горемыка давно.

— Ты чего хлюпаешь? — наклонился над ней Лешка.

— Хочу кушать.

— Сильно хочешь?

— Сильно.

Лешка вытащил из кармана заначку:

— На ешь.

Девочка ела и рассказывала свою историю. Оказывается они с братом ехали в Латвию, говорили, что там жизнь хлебная. Они круглые сироты. Никого у них нет. И жилья нет. А с братом они растерялись в Пскове, и где он сейчас она не знает.

— Как тебя звать?

— Вера.

— Вот, что, Верка. Одна ты пропадешь. Будешь при мне. Всем говори, что ты моя сестра. Поняла?

— Ага. Поняла.

— А, теперь айда спать укладываться.

— А, где спать-то будем?

— Сейчас найдем подходящий вагон.

Искать пришлось долго. Для ночлега подходил не любой вагон. Ночи еще были холодные и для ночевки нужно было найти пустую теплушку: в ней хоть не дует. Наконец нашли. Лешка с трудом отодвинул дверь. В вагоне было пусто. Он подсадил Веру, затем заскочил и сам.

Теплу́шка» — вагон НТВ (Нормальный Товарный Вагон), переоборудованный под перевозку людей или лошадей.

Вагон бвл пуст. В одном углу они обнаружили горку стружек. Разровняв горку, дети улеглись на стружки, прижались для теплоты друг к другу и крепко уснули.

Лешка проснулся от холода, да и по нужде приспичило. Он отодвинул дверь. В лицо брызнуло солнце. Он брызнул в ответ, после чего повернулся в угол, где спала Вера и проорал:

— Верка! Вставай!

— Ой, где я?

— Вставай, вставай! Пойдем за добычей. Санитарный поезд еще не ушел.

Беспризорники вылезли из теплушки, двинулись к вокзальчику, чтобы сполоснуть лица под краном и напоролись на наряд милиции. Их задержали и к вечеру отправили в детприемник-распределитель.

Вера была испугана. Лешка успокаивал её:

— Чего ты дрейфишь? Посмотрим, что за контора. Если что — слиняем в два счета.

— А, что мы там делать будем?

— Не знаю. Но хотя бы помоемся. Я в бане месяца три не был.