Жемчужины Москвы. Часть 2

Александр Валентинович Надысев, 2022

Во второй части книги "Жемчужины Москвы" Александр Надысев продолжает знакомить читателей с особенностями архитектурных памятников российской столицы. Он с исторической точностью рассказывает об архитекторах, реставраторах и инженерах, создателях уникальных архитектурных "жемчужин" Москвы конца XIX и начало XX веков.

Особняк «Сахарного короля»

Глава 1

В дни празднования 300-летия дома Романовых, в Москве открылась выставка русской иконописи и художественной старины. Было представлено огромное количество икон из собраний русских коллекционеров, в том числе иконы Третьякова, Щукина, Остроухова, Харитоненко и других. Выставка икон имела оглушительный успех.

Осенью 1901 года Сергей Иванович Щукин⁷ приехал в Москву с французским художником Анри Матиссом⁸ и они сразу направились на эту выставку. Здесь Щукин познакомил Матисса с Ильёй Семёновичем Остроуховым⁹, доверив ему сопровождать француза. Во время своего первого посещения выставки Анри Матисс, потрясённый увиденным, громко восхищался творением древних иконописцев. А на следующий день московские газеты пестрили крупными заголовками, цитируя французского художника Матисса:

«Такого богатства красок, такой чистоты их, непосредственности в передаче, я нигде не видел. Это лучшее достояние Москвы».

А другие газеты им вторили:

«Старые русские иконы — вот истинное большое искусство. В них, как мистический цветок, раскрывается душа народа, писавшего их».

Остроухов, сопровождая Матисса, показывал ему свои иконы на выставке и хвастал:

— А каковы мои иконы, видел?

— Ваши иконы вызывают у меня только восхищение, — отвечал Матисс. — Я должен сказать, что современный художник должен черпать вдохновение из этих «примитивах» искусства!

Матисс ещё долго рассматривал иконы, как вдруг, вспомнил:

— Илья, ты же обещал мне показать древние иконы Кремля.

— Поехали уж по Москве! Ты ещё не то увидишь в Кремле, — проговорил Остроухов, с трудом уводя Матисса от икон.

За своё недолгое пребывание в Москве Анри Матисс успел с Остроуховым побывать во многих местах: в Новодевичьем монастыре, Патриаршей ризнице, но особенно восхитился француз иконостасом Успенского собора. Матисс всматривался в иконы и быстро зарисовывал их в блокнот. Остроухов оглядываясь, боялся: «Как бы служители не заметили рисующего художника». Но всё обошлось. «Видно священники проявили тактичность к иностранцу», — подумал он с облегчением.

А Матисс никак не мог оторваться от иконостаса.

— Анри, уже вечереет. Пора ужинать, — взмолился Илья Остроухов.

— Ещё немного, Илья, — попросил Матисс, — вот только зарисую лик Спасителя, и пойдём на ужин!

Выйдя на Соборную площадь Кремля, у Матисса вновь перехватило дух от величественных храмов.

— Какая красота! Какая мощь! Московский Кремль настоящая жемчужина Европы. Илья, свези меня на ту сторону Москвы-реки. Я оттуда нарисую панораму Кремля во всей красе!

— Хорошо, — ответил Илья Остроухов, — я что-нибудь придумаю, но это будет завтра. А сейчас в ресторан «Националь», я голоден.

Глава 2

Утром в роскошном номере гостиницы «Националь» раздался протяжный телефонный звонок.

— Алло! — подняв телефонную трубку, сонным голосом ответил Матисс.

— Анри, с добрым утром! — раздался голос Ильи Остроухова. — Одевайся, как на парад. Я договорился о встрече с Павлом Ивановичем Харитоненко в его особняке на Софийской набережной. Мы приглашены на завтрак к 11 часам.

— А когда же я буду рисовать Кремль? — сразу проснулся Матисс. — Ты же обещал!

— Вот из особняка и увидишь весь Кремль, — засмеялся Остроухов. — Жду тебя в вестибюле гостиницы!

— Да, да, я уже одеваюсь! — заторопился Матисс, сбрасывая пижаму.

И вот Остроухов с Матиссом мчатся по Софийской набережной на шикарном «Опеле». Проехав ажурную ограду, шофёр резко затормозил у огромных ворот усадьбы.

— Ну вот, это усадьба Харитоненко Павла Ивановича, известного «Сахарного короля», мецената и коллекционера живописи и древнерусских икон, — пояснил Остроухов, выходя из автомобиля, — Анри, я вижу ты в какой-то прострации?

— Знаешь, Илья, меня так взволновали русские иконы, что я буквально всю ночь не мог заснуть от впечатлений, полученных в Кремле, — потёр свои виски Матисс.

— Это что! — рассмеялся Остроухов. — У Харитоненко прекрасная коллекция икон, которые он никогда не выставляет, а ты их увидишь.

Через ажурные ворота они вошли в курдонер усадьбы и направились к главному входу особняка.

Остроухов на ходу стал комментировать:

— Этот роскошный особняк в 1893 году построил молодой архитектор Василий Гаврилович Залесский, и он стал достопримечательностью Москвы.

— Вижу, чудесный особняк в формах французского ренессанса с двумя флигелями, — заметил Матисс. — Прекрасная архитектура с красивым входом!

Их приветливо встретил главный вход особняка, украшенный колоннами тосканского ордера и покрытый огромной террасой-балконом, как будто говоря: «Какие гости к нам пожаловали».

— Анри, вот с этого балкона и можно увидеть полностью панораму Кремля, — показал рукой Остроухов.

— Да, Кремль как на ладони, — обрадовался Матисс.

У главного входа в особняк их встретил швейцар и, широко улыбаясь, открыл парадные двери. Гости вошли в вестибюль, и попали в «средневековье».

Матисс приятно удивился, когда увидел интерьер вестибюля в модном тогда в Париже готическом стиле и подумал: — «Превосходно!»

Остроухов пояснил:

— Это никто иной, как архитектор Фёдор Осипович Шехтель, известный в узких кругах архитекторов. Всё дело в том, что Шехтеля отчислили из училища живописи, ваяния и зодчества за непосещаемость, и поэтому он не имел право на проектирование и производство строительных работ. Он работал в подмосковье, строя дачи и усадьбы, и очень успешно. Архитектор Залесский пригласил Шехтеля создать в особняке Харитоненко интерьеры в его любимом стиле «неоготике». И как видишь, здорово получилось!

— Действительно, здорово! Создана атмосфера таинственного западно-европейского замка, — поддержал его Матисс.

В вестибюле гостей встретил управляющий, и пригласил их пройти в гостиную, взглядом он показал на лестницу. Они, поднимаясь на второй этаж по широкой лестнице, облицованной резными дубовыми панелями и увидели два геральдических существа восседающих на перилах и охраняющих вход.

— Да, это же орёл и дракон, — не удержался Матисс. — Ну и ну!

— Идём, мой друг, в гостиную, ты ещё не то увидишь! — посмеивался Остроухов.

Поднявшись по лестнице, они попали в объятья уютной гостиной, где их у камина ожидали хозяин особняка господин Харитоненко с супругой.

Остроухов представил супругам:

— Знакомьтесь, французский художник Анри Матисс.

— Павел Иванович, — отрекомендовался хозяин на прекрасном французском языке, — а это моя жена Вера Андреевна.

— Очень приятно!

— Прошу! — пригласил гостей Харитоненко.

Из гостиной, пройдя через филёнчатую дверь с удивительными скульптурными ручками, они вошли в парадную «Красную» столовую с резными дубовыми панелями. Украшениями столовой были камин со средневековой геральдикой, огромный стол, кресла с высокими резными спинками, столовые гарнитуры — всё это создавало налёт «средневековья».

«А какие буфеты, отделанные зелёным камнем», — подумал Матисс, садясь за стол на резное кресло, — а рельефы на панелях просто чудо!»

Удобно разместившись за столом, они неторопливо вели светскую беседу, начав завтрак с кофе. Лакеи быстро меняли блюда, а француз всё удивлялся: «Как русские могут так много есть?»

А Харитоненко, как будто прочитав мысли Матисса, рассмеялся, подмигнув жене:

— Мы русские хлебосольные, да и сами любим поесть!

За завтраком разговорились. Француза интересовало всё и он, не стесняясь, задавал самые неожиданные вопросы.

— Я слышал, — поинтересовался Матисс, — что вы занимаетесь производством и продажей сахара на всю Россию и очень успешно.

— Успех есть. Я ведь унаследовал от отца одиннадцать имений, семь сахарных заводов, один рафинадный, семь контор Торгового дома с годовым оборотом в 20 миллионов рублей, и к этому ещё и прибавил.

— Даже рафинадный сахарный завод у вас есть? — удивился Матисс. — Интересно, а откуда в России взялся сахар?

— Это длинная история и я расскажу вам, что знаю, — ответил Павел Иванович. — Родиной сахара считается Индия, а в Европе был известен ещё римлянам. Они коричневые сахарные крупицы приготавливали из сока сахарного тростника, который вывозили из Индии через покорённый Египет. В конце X века сахар вырабатывался в Венеции в виде конических сахарных головок. В 1493 году Колумб привёз сахарный тростник с Канарских островов и с тех пор оттуда и из Америки стали вывозить тростник, как сырьё. В XII веке появились первые европейские заводы по очистке сахарного тростника. Тогда сахар можно было достать только в аптеках, как лекарство для больных, но вскоре им стали лакомиться все и везде.

— Я знаю, в Россию сахар завёз Пётр I, — воскликнул Илья Остроухов. — Так ли это?

— Не совсем так. Сахар в России знали с XII века, а первая в России «сахарная палата» действительно была открыта Петром I. Яков Степанович Есипов изобрёл технологию получения сахара из свёклы. Его способ очистки свёкольного сока известью, применяется и сегодня. Первый свекольно-сахарный завод Мальцова уже работал в России с 1809 года.

— А что сахар можно делать только из свёклы? — спросил Остроухов.

— Что вы! Учёные считают, кроме тростникового и свёкольного, можно делать кленовый из сока сахарного клёна, пальмовый, сорговый.

Павел Иванович, увидев притомившихся гостей, предложил:

— Пройдёмте, господа, я покажу свои апартаменты.

— С удовольствием, а то засиделись, — улыбнулся Остроухов, посмотрев на Матисса, — иль не наелся?

— Что, ты! — вскочил Матисс.

Вера Андреевна откланилась, и ушла в свои покои, а Павел Иванович повёл гостей в «Белый» зал, затем «Розовую» и «Голубую» гостиные. Здесь висели в позолоченных рамах, собранные ещё отцом, картины Кипренского, Боровиковского, и вновь приобретённые картины Сурикова, Репина, Шишкина, Верещагина, Васнецова, Нестерова. А ещё Поленова, Рериха, Малявина, Айвазовского. Всех не перечесть.

— Богат как Крёз, щедр как меценат, — шепнул Матиссу Остроухов.

— А теперь пройдёмте в иконную галерею, — сказал загадочно Харитоненко.

Когда же они попали в комнату старинных русских икон, то Матисс просто обомлел. Ничего лучшего он так близко не видел.

— Можно открыть створки витрин и поближе рассмотреть письмо русских иконописцев? — спросил, волнуясь, Матисс.

— Пожалуйста, — ответил Павел Иванович, и ключом стал открывать одну за другой витрины.

Матисс ходил среди икон и, восхищаясь, зарисовывал их в свой блокнот.

Сделав несколько набросков и понимая, что более в галереи находиться неприлично, попросил шепотом Остроухова:

— Спроси хозяина, нельзя ли мне с балкона сделать рисунок Кремля?

Когда Павел Иванович услышал просьбу Матисса, то быстро ответил Остроухову по-русски:

— Но ты же для этого и привёз Матисса ко мне, — и по-французки сказал, — прошу вас, мисье Матисс, пройдёмте на террасу. Оттуда роскошный вид всего Кремля! Рисуйте, а мы с Ильёй Семёновичем потолкуем в зале о своих делах.

Когда Матисс вышел на этот легендарный балкон особняка, о котором знала вся Москва, то пришёл в восторг и принялся рисовать.

А Харитоненко с Остроуховым, расположившись на диванах, стали спокойно рассуждать о предстоящих покупках картин.

— Как продвигаются дела по строительству музея Изящных искусств на Волхонке? — неожиданно спросил Харитоненко.

— Здание музея почти готово. — ответил Остроухов. — Уже смонтирован стеклянный купол музея по проекту Владимира Шухова. А Цветаев уже привёз для музея 175 ящиков гипсовых слепков из собора Святого Марка в Риме. Цветаев Иван Владимирович молодец, да и дочь его прекрасная поэтесса! Он ведь сумел организовать конкурс на лучший проект музея. И тогда помню, победили Роман Клейн и конструктор Иван Рерберг. А главное он сумел привлечь капиталы многих купцов, в том числе и ваши Павел Иванович, на строительство музея Изящных искусств.

— Ну, что вы, нужно помогать музейному делу в Москве и учить молодёжь истокам нашей культуры, — задумчиво ответил Харитоненко.

Они так и беседовали в ожидании, поглядывая на двери балкона:

— А наш художник не замёрз ещё на террасе? — спросил Харитоненко, смеясь.

— Он весь в процессе, — ответил Остроухов и, обернувшись, увидел Матисса, вошедшего в зал.

— Прошу прощения, господа, что задержал вас, — заговорил Матисс, — но Кремль так красив, что трудно от него оторваться. Столько деталей, требующих прорисовки. Иконы на башнях так и светятся. Очень интересно!

— Покажи нам, что получилось? — попросил художника Остроухов, и они вместе с Харитоненко стали разглядывать рисунки Матисса на нескольких листах блокнота.

— Получилась красивая, длинная развёртка московского Кремля с древними иконами, как и сама необъятная Россия! — восхитился Павел Иванович. — Похоже, не зря вы приехали ко мне на завтрак!

Попрощавшись, Остроухов с Матиссом помчались на «Опеле» по Софийской набережной, как, вдруг, Матисс спросил:

— Илья, что это за высоченная каланча стоит на набережной?

— Это храм-колокольня Софии Премудрости Божьей в Садовниках. Здесь все члены семьи Харитоненко являются его прихожанами, а сам Павел Иванович служит здесь церковным старостой.

Уезжая всё дальше и дальше от гостеприимного дворца Харитоненко, Матисс с сожалением сказал Остроухову:

— Как же мне не хочется уезжать из Москвы. Я так полюбил русских людей и их иконы, и особенно, иконы из собрания господина Харитоненко в его роскошном дворце. Мне даже запомнился адрес особняка: Софийская набережная, дом № 14.

Примечания

7

Щукин Сергей Иванович — купец, меценат, коллекционер, собрания которого положила начало французской модернисткой живописи в Эрмитаже.

8

Матисс Анри Эмиль Бенуа — французский скульптор, художник, модернист.

9

Остроухов Илья Семёнович — пейзажист, коллекционер живописи, икон, академик Академии Художеств, один из руководителей Третьяковской галереи.