Затяжной конфликт. Роман

Александр Венгер

Армагеддон начался неожиданно. Не было ни апокалиптических всадников, ни трубного гласа. Просто в утренних новостях сообщили: «Сегодня ночью в районе деревень Гиблая и Малые Лохи Рязанской области высадился десант под командованием Черного Рыцаря. Противостоящие ему силы Архистратига Михаила заняли оборону на заранее подготовленных позициях». Книга содержит нецензурную брань.

3. Обустройство лагеря

В лесу цвела разнообразная флора, отвратительно зудела мелкая кровососущая фауна. Встречались и люди, дававшие самые разные ответы о местонахождении воеводы. Он обнаружился около штабной палатки: бурно жестикулируя, беседовал с человеком в серебристых латах. Увидев Максима, махнул: «Я сейчас».

Максим ждал, копил раздражение. Наконец Самозванец окончил разговор и подошел к нему.

— Прибыл? Славно! А мы, вишь, с Егорием столковались о взаимных действиях. Вся сотня в сборе?

— Откуда ей быть в сборе, если ничего не сообщили! — зло сказал Максим.

Воевода сокрушенно развел руками:

— Извиняй. Не пашут ваши пчелы. — Так он называл сотовые телефоны. — И пошты нету. Что тут изладишь?

Максим достал свой айфон. Ни сотовая, ни спутниковая связь не работала. Попробовал перезагрузить — не помогло.

— Тут что, экранирует что-нибудь?

— Это уж ты на ясность выводи. Мне и то непонятно, как эти ваши измышления раньше служили.

— Ну хорошо. А послать ангела нельзя было?

— Оне страсть как не любят в город летать. Слишком ими увлекаются. Мальчишки их шугают, камнями в них кидаются. Да и не властвую я над ими.

— Ладно, — смилостивился Максим. — Цепочку предупреждения я запустил, скоро начнут прибывать.

По его мнению, теперь Григорию следовало сказать что-нибудь одобрительное. Желательно, в развернутой форме, пространно и торжественно. Тот, однако, ограничился констатацией:

— Молодец! А то враг уже зачинает безобразить. Давеча крыс наслал. Здоровенны, смердящи — насилу отбились. Ну, мы тоже не оплошали: отрядили голубей, они на черных налетели и, покуда те прорюхали их потурить, всех обгадили.

— Это ладно, но почему место не то, что обещали?

— Архистратиг же не Господь Бог. Может и ошибиться.

— Что ж Господь Бог ему не подсказал?

— Не богохульствуй, — одернул Самозванец. — Осмотрись-ка лучше в своих пределах. Твоя сотня станет супротив сиротливого дерева на поле. Видел, когда подъезжал? Вот и займись рекогносцировкой, — ввернул он ученое слово.

Максим отправился к опушке. Когда подходил к дороге, услышал музыку, становившуюся всё громче. К лесу подкатил «Ленд Ровер», мигающий огнями и вопящий динамиками, установленными на крыше: прибыла рок-группа «Конец света». Чтобы черный внедорожник не вводил никого в заблуждение, к верхнему багажнику была привязана белая простыня.

Машина съехала на прогалину и остановилась рядом с джипом телевидения. Из нее высыпали музыканты: трое парней и две девушки. Тотчас чудесным образом материализовались видеооператор с камерой, мужик с мохнатым микрофоном на длинном шесте и телекорреспондент — наверное, тот самый Алексей, к которому безуспешно взывал утренний диктор. Лидер рок-группы — Азамат Кесаев, кучерявый красавец-осетин с трехдневной щетиной — стал давать интервью. Одна из девушек подбежала, одернула на нем кольчугу. Он поблагодарил снисходительным кивком головы.

К «Концу света» в Дружине относились тепло: ребята держались по-свойски, не выпендривались. На строительстве оборонительных сооружений развлекали народ своими песнями и даже сами поучаствовали в земляных работах.

Не успел Максим насмотреться на рок-музыкантов, как прикатил Борис на своей «Ниве». Вылез из машины мрачный, бормоча что-то неразборчивое. Видимо, у него, как у многих людей, ведущих одиночный и преимущественно ночной образ жизни, выработалась привычка разговаривать вслух с самим собой. Этот человек казался не по годам серьезным. Держался отстраненно. Никогда не матерился, но в случае чего мог одним взглядом выразить то, на что другому не хватило бы всего богатства русской обсценной лексики. Часто пускался в заумные рассуждения, одно слово — математик. Бог весть, какие умствования привели его в Дружину.

Потирая отбитые на ухабах задницы, из машины выбрались безлошадные пассажиры: могучий Федя, изящный Петя, пучеглазый Лёха-анархист и Серёга — оболтус лет двадцати, недавно демобилизовавшийся. Как-то на учениях он рассказывал, что родители пытались спасти его от призыва, запихнув в институт, но он не поддался. «Чем пять лет разными науками мучиться, так уж лучше типа в армии год отслужить». Он охотно делился своими взглядами на правильное мироустройство: кавказцев, калмыков и азиатов без виз не пускать, а виз не давать ни под каким видом, чтобы в Москве духу их не было! Кто-то ему напомнил, что пока еще Калмыкия — часть России, и Серёга отрезал: «Вот и сидели бы в своей калмыцкой России, а в нашу не совались». Свое политическое кредо он проповедовал с настырностью Катона Старшего. Или Младшего — кто его знает! Максим поначалу пытался вести с ним воспитательные беседы, но не преуспел и плюнул на всю эту дурь — следствие комплекса провинциала, ненароком попавшего в столицу.

Серёга родился в Дербенте, дагестанском городке, славящемся на весь мир своими коньяками сомнительного качества. При рождении ему дали имя Сармат. Он не скрывал, что отец у него — наполовину аварец, наполовину ингуш, а у матери — таджикские и, кажется, молдавские корни. Когда ему было двенадцать лет, семья от полной безнадеги перебралась с Кавказа — тогда еще российского — в Москву. Он сменил имя и «стал русским и, натурально, православным», хотя крещен не был, Библию не читал и в церковь не ходил.

— Куда-то типа приехали, — сообщил Серёга. — А Славка здесь?

— Едет, — успокоил его Максим, прислушавшись к донесшемуся со стороны поля отвратительному скрежету, который мог издавать только Славкин «Козел».

Так и оказалось: прибыл Слава-козлодой. Первым выскочил из своего чудо-мобиля, набитого пассажирами сверх всякой меры; засияла на солнце голова, выбритая до блеска для маскировки ранней лысины. Выпорхнули медсестры Аллочка и Даша, приписанные к сотне Максима. Вслед за ними вылезли четыре бойца в полном снаряжении. Последними появились Анна Михайловна и подросток лет четырнадцати-пятнадцати в камуфляже и бандане с символикой «Конца света». Предупреждая вопрос Максима, Слава объяснил:

— Это племянник, Сашка. Напросился, стервец. Я ничего сделать не мог. Пристал, как сопля к носу. Я ему: «нельзя, рано», а он не унимается. Да ничего, он шустрый.

— Сколько лет? — жестко спросил Максим.

— Восемнадцать, — торопливо ответил мальчишка.

— Я спрашиваю, сколько лет. — Максим обернулся к Славе. — Без вранья.

— Пятнадцать. Через три недели. Пристал, понимаешь…

— Понимаю. Ну что, отправить тебя с ним вместе обратно?

— Я всё равно пешком сюда приду, — сердито сказал Сашка.

Слава с явным удовольствием прокомментировал:

— Видишь? Ничего с ним не сделаешь!

Максим махнул рукой:

— Ладно, сами разбирайтесь с воеводой. Но учтите, в свою сотню я детей не беру.

— А я и сам к Вам не пойду, — дерзко сказал малец.

— Дурной ты, Сашка, — укорил Слава. — Мало тебя мамка воспитывала по заднице. Отца-то нет, — это уже Максиму. — Одна она, сеструха моя. Весь день в конторе горбатится, вот и некогда им заняться.

Серёга, нетерпеливо дожидавшийся окончания разборки с Сашкой, наконец добрался до Славы.

— Здорово, что ты тут. Я боялся, вдруг типа не приедешь.

— Вот еще! На Великую Битву за справедливость — и не приехать? Это никак нельзя.

— Ты типа идейный, — прокомментировал Серёга.

— На всю голову. А то кругом сплошная несправедливость. Машина барахлит. Дачу обокрали. Требуют внеочередной отчет по финансовой бездеятельности, хотят в тюрягу упечь.

— Типа сволочи, — посочувствовал Серёга.

— Не хочешь неприятностей — перестань измываться в своем журнальчике над власть имущими, — посоветовал Максим.

— Вот еще! На фига тогда сатирический журнал?

Их прервала Анна Михайловна:

— У меня в машине всякие коробки. Куда их нести?

Анна Михайловна была в Дружине чем-то вроде ротного старшины: ведала снабжением и следила за сохранностью имущества. Ей было лет семьдесят, но ее энергии хватило бы на трех двадцатилетних.

— Пойдемте к воеводе, узнаем, где у нас будет хозблок, — предложил Максим.

— Вот-вот, — подхватила Анна Михайловна, — пусть Гришенька скажет. Заодно и осмотримся немножко.

Пришлось возвращаться к штабной палатке, так и не дойдя до места дислокации (в голове мелькнуло: я тоже знаю умное слово). На этот раз Максим шел во главе целого отряда. Анна Михайловна с любопытством глядела по сторонам.

— Хорошо тут у вас, — одобрила она. — А не затевали бы вы всякие апокалипсисы, так и совсем бы славно. Напридумывали себе бога, дьявола, чертей разных.

Слава удивился:

— Анна Михайловна, так если нет ни Бога, ни Армагеддона, то мы-то зачем тут ошиваемся?

— Откуда мне знать? Это ваши дела. Мое дело — вас всех одеть, обуть да накормить.

Отрепьев и теперь оказался на том же месте. Сидел, чертил что-то на мятом листе бумаги: вероятно, строил планы наступления или обороны. Увидев Анну Михайловну, просиял:

— О, и Вы здесь! Теперь-то всё будет клёво!

— Гриша, говори по-человечески, — строго сказала Анна Михайловна. Отрепьевские жаргонизмы ее сердили.

Место для хозяйственной палатки Самозванец отвел неподалеку, и Анна Михайловна тут же отправилась его осматривать. Славка представил племянника, стал в очередной раз объяснять, что отвязаться от него невозможно. Сашка поддакивал, преданно заглядывая в лицо Григорию. Тот подумал и распорядился:

— Ладно. Будешь моим… — он слегка запнулся на трудном слове, — адъютантом по сношениям с осьмой сотней. Causa finita est⁵. От меня не отдаляться, все веления исполнять, не прекословя.

Сашка вытянулся по стойке «смирно», гаркнул: «есть!» и гордо оглянулся на Максима.

Оставив Анну Михайловну очищать от шишек ее новые владения, Максим с остальными новоприбывшими занялся перетаскиванием на поляну коробок из «Козла». Об их содержимом можно было только догадываться. Впрочем, у Максима и догадок-то правдоподобных не было. Тяжеленные, внутри что-то позвякивает…

Теперь, наконец-то, можно было осмотреть место, отведенное его подразделению. Что ж, участок неплохой, с относительно твердой почвой. От леса к одинокой березе, украшенной наростом в виде заскорузлой задницы, клином сходится молодой осинник. За ним удобно расположить палатки. Неприятель их не увидит, а у караульных, если их выдвинуть немного вперед, будет хороший обзор.

Примечания

5

Вопрос решен (лат.).