От Александровского централа до исправительных учреждений. История тюремной системы России

Александр Викторович Наумов (2024)

В марте 2024 года исполняется 145 лет тюремной системе России. Александр Наумов более 10 лет возглавлял пресс-службу Главного управления исполнения наказаний (ГУИН) по Иркутской области. Основываясь на секретных документов из архива МВД РФ, бесед с начальником Озерлага, а так же многочисленных интервью с сотрудниками ГУИН, автор рассказывает историю тюремного дела в России. Крупнейшая каторжная тюрьма Российской империи — Александровский централ — была учреждена в 1873 году в селе Александровском (76 км к северо-западу от Иркутска). В ней содержались политические и уголовные преступники, высылаемые из европейской части России на каторжные работы в Восточную Сибирь. Через нее прошли: Ф. Дзержинский (1902); М. Фрунзе (1914); С. Орджоникидзе (1915—16) и другие. В 1948 году бывшему Александровскому централу был присвоен статус Озерлага — в нем должны были отбывать наказание осужденные по 58 (политической) статье. Среди тех, кто отбывал наказание в Озерлаге: певица Людмила Русланова, разведчик Дмитрий Быстролетов и др.

Глава первая

«…Бил тростью и пытал немилостиво» — «Это не тюрьмы, а вертепы разврата» — Что лучше: 30 розг или 10 плетей? — «При таком скоплении заключенных приходится почти беспрерывно топить печи…» — 26 зданий для одной тюрьмы. — «Даже каменная ограда тюрьмы два раза обрушивалась»

Итак, сначала цитата.

«Высочайше утвержденным 27‑го февраля сего 1879 года мнением Государственнаго Совета, главное заведывание тюремною частью гражданскаго ведомства положено сосредоточить в Министерстве Внутренних Дел, в составе котораго для этой цели и учреждено Главное Тюремное Управление».

С этой даты, как считается, началась официальная история уголовно-исполнительной системы России. В ведение Тюремного Управления переходили все места заключения гражданского ведомства, арестантская пересыльная часть и исправительные приюты для малолетних преступников. «Учрежденное, на основании приведеннаго узаконения, Главное Тюремное Управление открыло свои действия 16-го июня». И уже одним из первых документов, родившихся в недрах новой государственной структуры, стали «Временные правила для первоначального руководства тюремным инспекторам во время командировок с целью осмотра и ревизии учреждений, входящих в состав карательной системы».

По всей стране, в разные концы империи, разъехались, выполняя распоряжение столичного начальства, тюремные ревизоры. Их задача была предельно ясной: посмотреть на местах, что же представляют в своем «физическом выражении» те самые учреждения, объединившиеся под титулом нового ведомства. Для зданий и сооружений мест заключения на тот момент не существовало каких-либо типовых проектов их воздвижения. В провинции строили «тюремные замки», полагаясь большей частью на «волю божью».

В далеком Иркутске «из казенных каменных зданий самое красивое, по странной игре случая, была тюрьма, или, как называли в Иркутске, острог. На главный фас его выходила церковь во имя Св. Бориса и Глеба, куда заключенные каждое воскресенье приходили слушать божественную службу. Острог стоял за городом, в местоположении весьма живописном».

В дореволюционной России иркутская тюрьма была одной из 12 крупнейших тюрем в стране. Чтобы представить, что это означало, достаточно привести такую статистику. В конце XIX века система мест заключения России включала: тюремные замки в губернских и уездных городах, а также тождественные с ними учреждения, носящие другие названия (уголовные тюрьмы) — 597; временные дополнительные помещения при этих тюрьмах — 6; смирительные дома — 5; Санкт-Петербургская и Московская исправительные тюрьмы — 2; дом предварительно заключения в Санкт-Петербурге и Варшавская следственная тюрьма — 2; пересыльные тюрьмы — 11; исправительные арестантские отделения, роты и полуроты — 32; подследственные аресты в Привисленских губерниях — 75; полицейские дома в Петербурге — 10, в Москве — 16. Таким образом, всего насчитывалось 767 учреждений, из которых выделялось 12 крупнейших, включая Иркутский тюремный замок. И при этом он всегда был переполнен. При наличии 700 общих мест и 11 одиночных камер усредненный однодневный состав заключенных обычно превышал 900 человек (большее количество арестантов было только в московской губернской тюрьме — в среднем до 1033 человек), а наивысший однодневный состав иной раз доходил до 1130 человек.

Иркутский «затворный замок», по стечению весьма благоприятных для местного тюремного начальства обстоятельств, соответствовал практически всем требованиям, которые поздним числом выдвинуло для означенных построек новоиспеченное Главное Тюремное Управление. До наших дней сохранился уникальный документ, определявший «общие начала для составления проектов на постройку, переустройство и расширение тюремных учреждений».

«Здания каждого тюремного учреждения должны быть, по возможности, обнесены оградой таким образом, чтобы внешняя охрана их могла быть исполняема двумя часовыми, наблюдающими каждый за двумя сторонами ограды.

В тюрьму должен быть один вход…

Внешний вид зданий должен быть сообразован с необходимостью облегчения надзора. В виду сего всякие выступы в зданиях, нарушающие прямолинейность их стен, представляются нежелательными.

Все тюремное помещение должно состоять: а) из жилых квартир чинов управления и надзора; б) из помещений, предназначенных для потребностей администрации тюрьмы; и в) из собственно арестантских камер, с принадлежащими к ним хозяйственными помещениями и больницею.

Помещения для жилья служащих (смотрителя, надзирателей, надзирательниц, фельдшера) должны быть устраиваемы, по возможности, вне всякой связи с прочими тюремными помещениями…

Административныя помещения (помещение для привратника и караула, контора, комната свиданий) должны быть устраиваемы также по возможности отдельно от собственно арестантскаго корпуса и располагаемы таким образом, чтобы ближе всего к главному входу в тюрьму были размещены привратник и военный караул…

В собственно арестантских помещениях должны быть строго разграничиваемы между собою мужчины от женщин. Если последния не могут быть выделены в особое здание, то во всяком случае между мужским и женским отделениями не должно быть никакого внутренняго сообщения, и каждому из них должен быть предоставлен особый двор, на который и должны выходить окна подлежащаго отделения…

Арестантов одного и того же пола должно, по возможности, разграничивать по поводам их содержания, т. е. различая в этом отношении следственных и подсудимых от срочных, и тех и других от пересыльных. Этих последних желательно помещать таким образом, чтобы они не входили в соприкосновение с местными арестантами, для чего и размещать их, напр., в подвальных этажах, вблизи от входа в арестантския камеры, рядом с военным караулом, где оный находится внутри тюремной ограды и т. п.

Больница должна быть устраиваема в особом здании, преимущественно по барачной системе…

Мастерские должны быть устраиваемы лишь для тех ремесл, которыя требуют особых каких-либо приспособлений или по другим каким-нибудь причинам не могут быть исполняемы в камерах, например, кузнечная или слесарная мастерския, которыя желательно помещать в подвальном этаже. Вообще же необходимо пользоваться для мастерских самыми арестантскими камерами, приспособляя в общих камерах нары с таким разсчетом, чтобы оне на день могли быть поднимаемы и прикрепляемы к стене.

Точно также не должно быть устраиваемо и особых столовых, так как для этой цели могут быть обращаемы корридоры, нередко очень широкие, или же арестанты могут принимать пищу по камерам.

Особые церкви могут быть устраиваемы… лишь в тех случаях, когда на этот предмет имеются достаточныя частныя пожертвования. В противном же случае необходимо ограничиваться устройством молитвенных комнат…

Кухни, пекарни, квасоварни и кладовыя должны быть помещаемы в нижнем и, преимущественно, подвальном этаже тюремнаго здания и с возможностью доставлять в оныя припасы непосредственно с тюремнаго двора.

Прачешныя… должны быть устраиваемы в одном помещении с банею… причем желательно ставить прачешное и банное здание с таким разсчетом, чтобы от женскаго отделения тюрьмы мог быть доступ в оное не чрез посредство мужского двора.

Ретирадныя места должны быть устраиваемы внутри тюремнаго здания, в концах корридоров, по вывозной или бочечной системе».

Есть все основания полагать, что история возникновения в Иркутске тюрьмы берет начало от самых первых лет существования острога. Когда в 1670 году государев человек Андрей Барнышев задумал расширить поселение, основанное 9 лет назад, острог Иркутский представлял собой весьма небольшую обжитую территорию, огороженную укрепительным валом. Фактически в тот год было отстроено совершенно новое, более обширное, с несколькими угловыми, проезжими и жилыми башнями поселение. Появились воеводский двор, хлебные амбары, деревянная церковь в «срединном месте» острога. Для защиты «государева дела» отстроили и таможенную избу, учинив в составе таможни служилых работников для «управы на сильных людей». А за Ангарою, на «сторонней речке Кае», отсыпали запруду и поставили мельницу.

Среди прочих строений появилось в остроге и затворное помещение. Сюда помещали заложников, которых потом обменивали на ясак — «аманаты». Можно представить, какой смертельный ужас наводило на ясачных людей одно только упоминание о таком застенке. По свидетельствам очевидцев, дошедшим до наших дней в летописях, «кормили заложников солью, а пить не давали, оставляли зимою без платья».

В те же годы появилась острожная подземная темница. Ее использовали в борьбе с тем, что можно было бы назвать инакомыслием. Именно в таком контексте упоминает о ней иркутская летопись начала ХVIII века. Вице-губернатор Жолобов, в ответ на обвинение его в лихоимстве и взяточничестве со стороны дворянина Литвинцева «приказал вести его в застенок, где бил его тростью своими руками и пытал немилостиво».

Скорее всего, затворные помещения редко пустовали. Тем самым порождая еще большее всевластие «имущих людей», наводняя поселение страшными слухами, которые уже не могли удерживаться в границах одних городских стен. Проблемы казнокрадства и притеснения ясачных людей в Сибири по — своему аукнулись в специальном царском указе 1695 года. Он запрещал «посольским людям и воеводам, и всяким чиновникам носить богатое платье, поскольку, как стало известно на Москве, служилые люди в Сибири одеваются в бархатные, парчевые, золотом и серебром перетканное платье, в каких при дворах ходят только первые люди, да и то только по праздникам».

С освоением края и становлением Иркутска как торгово-административного центра в Восточную Сибирь хлынули потоки ссыльных. Необходимость регулировать их передвижение потребовала строительства в городе вполне «самодостаточного тюремного острога». Такое здание появилось в Иркутске в середине XVIII века на окраине города недалеко от Ангары. Первая иркутская тюрьма, имея «многое число комнат», являла собой самое большое деревянное здание в городе.

Для прокормления колодников из казны не выделялось никаких средств. Обязанность содержать их государство возложило «на людей, приведших их и на их хозяев». Отбывалась же такая обязанность из рук вон плохо. Правительство вынуждено было даже «дозволять арестантам снискивать себе пропитание милостынею». По свидетельствам современников, в Москве колодники отпускались на связке для прошения милостыни в одних верхних рубахах, у многих от ветхости рубах и «раны битые знать». Еще и сенат в 1749 году усмотрел, что многие колодники «необычайно с криком поючи, милостыни просят, також ходят по рядам и по всей Москве по улицам». Такие необычные процессии, нарушая общественное спокойствие, порождали в среде обывателей самые разноречивые чувства. Но больше напуганные непотребным видом попрошаек, горожане чаще всего обходили их стороной. Сами же арестанты однажды послали царю прошение скорее решать их дела, «чтобы нам, твоим сиротам, голодною смертию не умреть».

Скудность средств, поступавших на содержание тюремных дворов, порождала еще одну проблему. В 1767 году князь Вяземский доносил, что в некоторых тюрьмах, приближенных к Москве, «теснота превеликая, крыши ветхи и грозят обрушиться». Но даже через сто лет положение оставалось критическим. Так, в 1876 году один из высших чиновников, считавшийся специалистом по тюремному делу, подал Александру II записку о положении тюремных преобразований в России. В этом документе он называл тюрьмы не пенитенциарными учреждениями, а вертепами разврата. И предлагал призвать известного бельгийского тюрьмоведа Стевенса и не менее известного шведа Барга и их помощью устроить образцовую тюрьму «где-нибудь на Ладожском озере».

Следует заметить, что для столь нелестной оценки положения дел в тюремном ведомстве были все основания. В своей книге «Каторга и поселение на острове Сахалине», изданной в 1903 году, Н.С. Лобас писал, что местная тюрьма «построена из сырого леса, не имеет фундамента, плохо прокопчена и в большинстве не оштукатурена». Всю меблировку камер составляли «сплошные нары, под которыми скапливалась масса грязи, полы со щелями, в которые при мытье камер стекала вся грязь, образуя в подпольном пространстве целые клоаки, состоящие из жидкой вонючей грязи». В том же году досталось и представителям тюремной администрации, которым В.М. Дорошевич дал такую характеристику: «Смотрители тюрем — это по большей части люди, выслужившиеся из надзирателей или фельдшеров. Полное ничтожество, которое получает вдруг огромную власть и ею «объедается». По уставу он каждую минуту своей властью может дать арестанту до 30 розг или до 10 плетей».

Не лучше обстояли дела в других провинциях большой империи. В том же Иркутске особенно остро стоял вопрос о том, как прокормить ссыльных. Обнародованные архивные документы открывают завесу на проблему давно минувших лет. Городской голова Михаил Сибиряков, пользуясь именем Думы, еще в 1793 году обратился к губернатору с такой резолюцией: «Умножившийся в городе сорт ссыльных, следующих или к поселению, или к отсылке в казенные работы… эти люди требуют, как и настоящие жители, подвозимого из селений в рынок пропитания». И далее: от ссыльных «кроме опасности жителям в рассуждении побегов и воровства, часто бываемого, не видно пользы».

Впрочем, изложенные на бумаге серьезные выводы городского головы упали на весьма благодатную почву. И уже через 6 лет в Иркутске открылся Рабочий дом для знавших ремесла арестантов. Отбывшим свои сроки позволялось селиться поблизости в том месте, что получило название Ремесленной слободы (ныне Рабочее предместье).

В 1803 году практически рядом с Рабочим домом была построена первая каменная тюрьма (ныне район улицы Баррикад). Она простояла до середины века, когда было принято решение построить на ее месте новое здание. Ставшую тесной старую тюрьму разрушили и окончательно снесли.

Архивные материалы, собранные иркутским историком Н. Бубис, дают представление о ходе этого строительства. В 1845 году на утверждение в МВД были представлены проект и смета на новое здание с прилегающими службами. Сметная стоимость проекта оказалась весьма значительной — 208825 руб. Попытка генерал-губернатора Н.Н. Муравьева найти подрядчиков на это строительство окончилась неудачей, на объявленные торги никто не явился. В этой ситуации было поручено инженеру Путей Сообщения капитану И.И. Шацу, состоявшему при Главном Управлении Восточной Сибири, выполнить проект и смету на устройство острога, не придерживаясь утвержденного проекта, а исходя из местных имеющихся средств. Его проект генерал-губернатор нашел «…достаточным, цели своей соответствующим, сметное исчисление умеренным и потому к скорейшему выполнению годным».

В 1857 году был учрежден особый комитет, ведавший вопросами строительства. В него вошли полицмейстер, городской голова и капитан Шац, который должен был производить работы. Возглавил комитет военный губернатор К.Б.-К. Венцель.

В утвержденный проект Шац внес поправки, вызванные потребностью одновременного с замком строительства служб: бани, кухни, дома для смотрителя. Кроме того, первоначальным планом главный корпус предполагался одноэтажным, вместо этого Шац предложил над передним фасадом возвести второй этаж. В этом случае не нужно было строить отдельное здание для помощника смотрителя, служителей и конторы. Необходимость в максимальной концентрации тюремных построек диктовалась рельефом местности. Задний двор, очень тесный и ограниченный протекающей сзади речкой Сарафановкой, не был рассчитан на строительство многочисленных сооружений.

Все перечисленные изменения в проекте Комитетом по постройке острога были признаны необходимыми и удобными в исполнении: не требовали значительных капитальных вложений и были относительно просты в техническом решении.

Производить работы было решено хозяйственным способом, с привлечением для черных работ арестантов с положенной по закону (весьма незначительной) оплатой их труда. Они же были задействованы на рудниках и кирпичных заводах, поставлявших строительные материалы.

18 апреля 1858 года Шац сообщил генерал — губернатору, что приступает к каменным работам на главном корпусе.

Следует отметить, что на строительство были собраны каменщики со всей Сибири. Имена некоторых из них сохранились, благодаря архивным документам.

Из иркутских мещан острог возводили: Николай и Иван Кремневы, Петр Жданов, Михаил Попов, Петр и Алексей Накволины, Дмитрий Караулов, Бернард Линовский, Алексей Ружников, отставной канцелярист Иван Рубцов, рядовой Василий Рожин. Из поселенцев Иркутской губернии на строительстве работали: Трифон Максимов и Александр Иванов из Яндинской волости, Федор Сибирев — из Братской, Иван Соколов и Викентий Леготский — из Кудинской, Василий Исаев, Платон Екимов и Афанасий Комлев — из Бадайской, Николай Бакинтев и Иван Котлер — из Оекской, Никифор Жуйков — из Черемховской, Смирнов — из Верхнеилимской, Байбек Измайлов — из Манзурской волостей, крестьянин Дровосеков с Тельминской фабрики, из Киренского уезда — Егор Непомнящий.

Строительству тюрьмы придавалось чрезвычайное значение, оно находилось под личным контролем генерал-губернатора. Старый острог был разрушен, арестанты содержались в малоприспособленных для этой цели зданиях бывшей иркутской суконной фабрики и ремесленного дома, поэтому прилагались все усилия для скорейшего его завершения. В одном из своих рапортов Шац просит «о назначении для черных работ арестантов из выдворяемых поселенцев, без особого конвоя» и предлагает «по крайней надобности для кирпичного завода в чернорабочих из поселенцев, сверх назначенного по контракту с Луксом 50‑ти человек для выделки кирпича… отобрать с институтских зданий до 35 человек для казенных кирпичных заводов».

Под «институтскими зданиями» имелся в виду Институт благородных девиц, для которого в это же время на набережной Ангары возводились новые помещения.

Потребность в строительном материале была настолько высока, что местная промышленность не могла справиться с заказами тюремного ведомства. Кирпич на строительство острога поставлялся всеми городскими владельцами кирпичных заведений. В архивных документах сохранились сведения о поставщиках: «Куплено у иркутского мещанина Лукина 4000 кирпича», или: «Заплачено иркутскому 1-й гильдии купцу Василию Останину за купленный у него кирпич… 172 руб.».

Строительный материал приобретался также у мещанина Парфенова, казака Оглоблина, мещанина Александра Давыдова. Самым крупным поставщиком кирпича в это время был гражданин города Виндавы Карл Лукс. На его заводе выделывались также изразцы, на отделку печей он продал их «1213 по 10 коп. за штуку».

Именитые иркутские купцы тоже поставляли материалы на строительство острога: Андрей Белоголовый — цокольные камни и плиты для выстилки полов, И.С. Хаминов — листовое железо, которое он выписывал с Екатеринбургских заводов. Основная масса необходимых для строительства железных изделий изготавливалась на близлежащих, Петровском и Николаевском, железоделательных заводах. В рапорте на имя Венцеля 29 марта 1859 г. И.И. Шац писал: «не оставить сделать распоряжение о высылке при первой возможности, по окрытии навигации по Байкалу, из Петровского железоделательного завода железа».

Тальцинский «компанейский» завод изготавливал и поставлял оконные стекла.

К осени 1859 года строительство острога близилось к концу. Оставалось провести внутреннюю и наружную отделку помещений. Покрытием кровли руководил поселенец Фридрих Миллер, печи выкладывал казак Иркутского казачьего полка Иванов. Оконные решетки выковал иркутский мещанин Зимин. В течение лета 1860 года были завершены плотничные и столярные работы, которые проводились крестьянином Иваном Багриновским с артелью. Наружной отделкой занимались каменщик Петр Горев и его брат, крестьяне Нижегородской губернии. В расчетных документах значится: «Заплачено каменщику Петру Гореву за вытеску сандриков над 30 окнами переднего фасада из песчанника по три рубля с каждого окна и за прибавку 2 окон в стенах коридора по заднему фасаду с закладыванием решеток… всего 108 рублей».

Работы по строительству в Иркутске тюремного острога позволили выявить и собрать вместе многих хороших мастеров: каменщиков, плотников, кузнецов. Этому способствовало и распоряжение губернатора, касавшееся тех переселенцев, которые проработали на строительстве более 2 месяцев. В «облегчение участи» их было велено причислять в ближайшие волости губернии. 15 июня 1861 года были освидетельствованы и признаны законченными работы на строительстве помещения для конторы, квартиры для Смотрителя острога и каменной ограды. Еще раньше, в апреле 1858 года, была построена и передана в ведение Полицмейстера баня с прачечной. Однако, как доносили губернатору в ноябре 1861 года, «перевод арестантов во вновь выстроенный острог из временно занятых помещений останавливается за не освидетельствованием оного».

Иркутская тюрьма была введена в действие в декабре 1861 года, когда сюда были переведены арестанты. Но несмотря на все усердие строителей, не удалось избежать недостатков. Спустя несколько лет после начала эксплуатации новой тюрьмы, обозреватель газеты «Сибирь» писал следующее: «…самое здание замка, построенное на болотистом месте, и, как полагают, само по себе непрочное, нередко подвергалось повреждениям: то отваливалась штукатурка, то портились балки потолков, так что их приходилось поддерживать подпорками; даже каменная ограда замка два раза обрушивалась».

Во всех недочетах строительства обвинили самих арестантов, которых задействовали на сооружении замка («непрочность постройки острога объясняют тем, что строился он наскоро, арестантами»). Можно только гадать, каким образом в 1861 году было осуществлено «освидетельствование оного острога». После ввода в эксплуатацию в остроге еще долгое время проводили различные ремонтные работы.

Возникла и другая проблема: новый острог строился на 450 человек («соответственно этому рассчитаны в нем больница, баня и кухня»), а фактическое количество заключенных «постоянно и в значительных размерах превышало цифру 450 и порою достигало до 2000 человек». «При таком скоплении заключенных, приходилось, для удовлетворения насущных их потребностей, почти беспрерывно топить печи в кухне и бане, от чего и печи и здания подвергались порче, а это вело к неизбежным и экстренным расходам».

За период с 1867 по 1873 годы на ремонт тюрьмы были потрачены 9534 рубля 89 ¾ копеек. В числе общих расходов значились «употребленные в 1868 г. на вставку стекол, исправление форточек и женского отделения, 371 руб. 65 ½ коп., в 1869 г. на исправление полов в секретном отделении, крыши над ретирадой, бани, печей и на постройку двора для дров 1135 руб. 3 ¾ коп., в 1870 г. на настилку полов в коридорах замка и кухне, еще на исправление женского отделения и проч. 1467 руб. 67 ½ коп., в 1872 г. на исправление больницы, флигелей, банной печи и проч. 617 руб. 74 коп.»

На тюремном дворе тоже не прекращались работы. Уже в октябре 1862 года было начато строительство особого амбара (на два отделения) для хранения арестантской одежды, которое было завершено к маю 1863 года.

В 1878 году иркутский губернский прокурор сообщал в Попечительный комитет о тюрьмах о плачевном состоянии помещения, в котором находились пересыльные арестанты и женское отделение: «…здание, выстроенное более 60 лет назад, пришло в исключительную ветхость и при гнилости стен, полов и потолков может простоять самое большое 2 года». Несмотря на этот прогноз, вопрос о начале строительства был рассмотрен только в 1888 году. К этому времени главный корпус уже не мог принять арестантов всех категорий, и поэтому было признано необходимым построить для женской тюрьмы новое деревянное здание с баней, прачечной, цейхгаузом и ледником. Новое отделение рассчитывалось на 9 подсудимых, 12 срочных и 60 пересыльных арестанток с детьми.

Одновременно с женским отделением строился и тюремный больничный корпус, состоявший из трех бараков: мужского, на 30 кроватей, женского, на 10, и такого же — для заразных больных.

Одной из основных проблем стала недостаточность территории, пригодной для размещения строений. Тем более, что застройка велась одноэтажными зданиями, требовавшими много места.

Этим обусловлена особенность формирования комплекса того периода. Он не представлял единого целого, а был разбит на несколько удаленных друг от друга отдельных дворов, окруженных единой оградой.

К середине 80‑х годов в тюремном ведомстве наметился ряд перемен, сказавшихся на структурном делении тюрем, в том числе и иркутской. В это время вновь значительно увеличивается поток ссыльнопоселенцев и каторжан, направляемых в Восточную Сибирь, Якутию, Забайкалье. Кроме того, предполагалось заменить пешеэтапное передвижение арестантских партий от Томска до Иркутска перевозкою на подводах, а от Иркутска — по Ленскому (Качугскому) тракту и далее в Якутию — пересылать сплавом по реке Лене. Это носило сезонный характер и должно было вызвать скопление ссыльных в Иркутске. Было предложено несколько вариантов по их размещению. Одним из них, одобренным тогдашним министром внутренних дел графом Д.А. Толстым, предусматривалось приспособление существующей каменной тюрьмы под пересыльную, а для срочно содержащихся и подсудимых арестантов построить новую, деревянную. Причем возвести ее предполагалось отдельно, по тракту к селу Лиственичному. Но поскольку этот проект требовал значительных затрат, он не был реализован.

В 1892 году на территории тюремного комплекса было начато строительство здания для приемки и сдачи арестантских партий.

В торгах на его постройку принимали участие известные иркутские подрядчики: мещанин Иван Самсонов, доверенный купца Файнберга — его сын Моисей, купец Мордух Меерович, цеховой Иван Шишелов. Последний из них и выиграл подряд. Из договорного обязательства подрядчика следовало, что «весь местный материал должен быть доставлен к месту работ к 1 апреля 1893 г., а все работы должны быть окончены и сданы в казну к 1 сентября 1893 г.».

Несмотря на интенсивное строительство, помещений для тюремных служб не хватало, поэтому было принято решение о покупке каменного дома Вейса, находившегося вне тюремной ограды, на набережной Сарафановки.

Он предназначался под квартиры Смотрителя замка, его помощников, помещение для отделения приюта пересыльных арестантских детей и надзирателя.

Вопрос об устройстве детского приюта впервые возник еще в 1876 году, когда после очередного осмотра тюрьмы было отмечено бедственное положение малолетних детей, находившихся вместе с родителями — арестантами, в основном пересыльными. Для размещения их были выделены четыре просторные комнаты, в которых могли разместиться до 60 человек. Ремонт и устройство были проведены за счет пожертвований иркутской 1 гильдии купчихи О.Я. Копп. А в начале 80-х годов Городская Дума утвердила прошение Женского отделения Благотворительного комитета о постройке нового здания для приюта арестантских детей, «назади Жандармских казарм» (ныне район ул. Энгельса).

Последнее десятилетие XIX века, насколько можно судить по архивным документам, не было отмечено сколько-нибудь крупными строительными работами в тюремном замке. Они начались в начале XX века и были связаны с изменением режима содержания заключенных в тюрьмах. Для содержания особо опасных преступников, преимущественно политических, в целях ужесточения наказания, стали применять одиночное заключение. Поэтому нужно было или приспособить имеющиеся помещения, или построить новые.

21 апреля 1903 года в Строительное отделение Иркутского Губернского Управления поступил запрос о возможности «скорейшего составления плана и сметы на устройство упомянутых камер». Под одиночные камеры решено было отвести правое крыло тюремного замка, где уже было их несколько.

До перестройки в правом крыле размещались камеры с 12 по 15, на их месте можно было разместить 20 одиночек, расположенных вдоль существующего коридора, темный карцер, помещение для надзирателей и кладовую. Чтобы выполнить этот проект, пришлось снять над всем крылом железную крышу, разобрать полы и печи.

На время работ часть арестантов из переоборудуемого корпуса перевели в Александровский централ, а оставшихся разместили в фасадном корпусе иркутской тюрьмы и помещениях, занятых складами вещей.

В августе 1903 года работы закончились, и 22 числа осуществлен их осмотр. Было «признано, что все постройки внутри и снаружи произведены быстро, вполне хорошо и щеголевато, из доброкачественного материала… 20 одиночных камер устроены в правом от ворот фасе тюрьмы, окнами по одному в камере, выходящими на северо-запад, в подсудимый двор внутри тюрьмы…».

Одним из основных факторов, оказывавших отрицательное воздействие на сохранность построек и вызывавших необходимость частых ремонтов, был высокий уровень почвенных вод. Уже через год от Смотрителя тюрьмы поступила жалоба на крайнюю сырость во вновь выстроенных помещениях. Для просушки здания с обеих сторон пришлось снять штукатурку.

В 1910 году начался новый этап строительных работ. Переустройства, намеченные к проведению, носили настолько широкий характер, что можно говорить о полной реконструкции комплекса.

К этому времени иркутская тюрьма состояла из разных отделений, размещенных в 26 зданиях, частью деревянных, частью каменных и расположенных в виде трех отдельных усадеб, отстоящих на 40–50 саженей одна от другой. Несмотря на то, что все они были огорожены единой наружной оградой, осуществлять караульный надзор, при незначительном составе караульной стражи, было весьма сложно.

В начале 1912 года иркутский губернский тюремный инспектор предоставил на рассмотрение губернатора свой проект переустройства тюрьмы. Основным принципом при постройке новых и переустройстве существующих зданий он определил «стремление к возможно большей концентрации всех отделений собственно тюрьмы, занятой арестантами, что облегчало бы административное управление, надзор и окарауливание тюремных зданий, а с другой стороны — стремление к некоторой изолированности зданий, приспособленных для квартир чинов тюремной администрации и надзора, и зданий для хозяйственно-административных потребностей».

Как оказалось, через полвека своего существования Иркутский замок, первоначально рассчитанный на 450 заключенных, вновь оказался неспособным пропустить поток следовавших через него арестантов, даже со всеми построенными позднее помещениями. К этому времени главное здание тюрьмы представляло собой «каменный корпус в виде четырехугольника, окружавшего прогулочный двор. Передняя часть здания, выходящая непосредственно на Знаменскую улицу, — двухэтажная, остальные три крыла — одноэтажные. Благодаря незначительному размеру окон… все камеры плохо освещены, а некоторые полутемны, но и то количество света уменьшается крайне не рационально и непрактично системой железных решеток в окнах и установкой в некоторых из них в нижнем также, кроме решеток, еще особых железных сеток. Расположение камер непосредственно на улицу является причиной побегов арестантов из окон, обращенных на Знаменскую улицу, через распиленные решетки, и масса заплат в решетках, буквально на всех окнах переднего фасада, свидетельствует о прежних побегах… Отдельные части четырехугольника не имели внутри между собой сообщения, и для того, чтобы обойти весь каменный корпус, приходилось выходить и входить на тюремный двор 16 раз». Кроме прочих неудобств, в церковь, расположенную в главном здании, арестантам приходилось ходить через контору тюрьмы. Намеченная строительная программа касалась изменения всех тюремных отделений и служб и была рассчитана на несколько лет. Но уже в 1912 году следовало закончить капитальный ремонт и переустройство главного корпуса. С этого времени он отводился исключительно под мужское отделение. Располагая 35 одиночными и 58 камерами общего заключения (32 на 10 мест, 14 на 12 мест, 10 камер на 5 мест и 2 — на 3), оно способно было вместить 575 заключенных. Все здание обслуживалось 4 лестницами, пятая использовалась для входа в церковь.

Для женщин в отдельном дворе был построен каменный двухэтажный корпус, расположенный между зданием новой бани и мастерскими. Вместимость этого отделения рассчитывалась на 85—100 мест, с 12 одиночными камерами, 7 общими, на 10 коек каждая, и двумя — по 5 коек, 3 карцерами и небольшой мастерской, а в будущем, при увеличении числа заключенных, была предусмотрена возможность надстройки 3 этажа.

Неотъемлемый атрибут любой тюрьмы — тюремная ограда, являвшаяся, как правило, объектом постоянного попечения ведомственного начальства. В Иркутске она еще в 20‑е годы была неоднородной: кирпич чередовался с палями деревянной ограды, построенной из высоких кольев, поставленных вплотную.

Все работы по переустройству тюремного корпуса велись хозяйственным способом, с использованием труда арестантов всех категорий. Исключение составила лишь надстройка главного корпуса, которая производилась путем раздробительного подряда, т. е. производство некоторых (наиболее сложных) работ и поставка главных материалов передавалась подрядчикам. В данном случае — Ивану Кирилловичу Наумову.

Масштабы реконструкции, проведенной в течение 1912–1914 годов, видны из перечня объектов, входивших в тюремный комплекс, работы на которых были закончены:

1. Трехэтажное каменное здание одиночного корпуса.

2. Здание мастерских под женское отделение тюрьмы, с пристройкою 2‑этажного здания.

3. 2‑этажное каменное здание бани-прачечной.

4. Два деревянных барака на 100 и 70 мест для содержания пересыльных арестантов.

5. Новый частокол (166 погонных сажен) у больницы.

6. Водонапорная башня над зданием бани-прачечной.

7. Деревянное здание для военного караула.

8. Каменное 1‑этажное здание для кухни и пекарни.

9. Перенесены служебные здания с хозяйственного на другой двор.

10. Произведено капитальное переустройство каменного здания главного корпуса с надстройкой 2‑го этажа.

Вторым этапом, в 1913–1915 годах, были возведены еще две значительные постройки: 4‑этажное и 2‑этажное каменные здания для администрации тюрьмы и квартир надзирателей. Все эти работы производились под наблюдением инженера Н.И. Бойкова.

Следует отметить, что в проектировании и строительстве многих тюремных построек принимали участие, в разные периоды, самые известные иркутские инженеры и архитекторы: первого каменного острога — архитектор А.И. Лосев; второго — инженеры И.И. Шац и Н.И. Дудицкий, архитекторы Петюцкий, А.Е. Разшильдеев, Э.Я. Гофман и другие.

Летом 1915 года работы по реконструкции Иркутского тюремного замка были закончены. Они обошлись казне более чем в 60 тыс. рублей и стали последними в дореволюционной истории. Революционные события и гражданская война мало отразились на внешнем облике комплекса, каких-либо разрушений и утрат здесь не происходило, за исключением небольшого пожара летом 1919 года, когда были повреждены потолочные перекрытия и крыша главного корпуса.

В советское время переустройство тюремного комплекса было продолжено с 1924 года.