Принц Дунь-Дунь и великий волшебник

Александр Викторович Никишин (2024)

Ему было страшно, но он приказывал себе не бояться. Ему было больно, но он был готов терпеть боль. Ему было обидно, но он гасил в себе обиду и смело шагал вперед. Не ради себя, а ради других. Потому что он — Принц! Его Высочество принц Дунь-Дунь Второй! Сын императора всех хвостатых Подземелья Поднебесной. Вы не знали, что такое бывает и только догадывались? Тогда эта книга для вас!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В которой принц Дунь‑Дунь продолжает рассказ о побеге из императорского дворца и о том, как он постиг высшую мудрость.

Чихая и отряхиваясь, Его Императорское Высочество выбрался из пыльного лаза наружу…

— Это он про себя так говорит, — пояснил Гималай Красавице Ли. — Как не про себя. Он же — сын императора, а не кто-нибудь!

И добавил гордо:

— А я его друг!

Дунь-Дунь продолжал:

— Его Высочество ослепило яркое солнце, оглушил страшный шум, который издавали железные коляски на колесах. Все вокруг грохотало, трещало, мычало, мяукало и лаяло, щебетало и блеяло. Короче, совсем не так чудесно, как рассказывал ему друг Феликс…

Рядом с Дунь-Дунем, чуть не отдавив ему ноги своими копытами, прошагала огромная грустная лошадь.

— Ого, какая здоровенная! А Феликс говорил, что я самый большой.

Лошадь вздыхала и жаловалась сама себе на жизнь. Что стала она старой и ей уже трудно стоять на ногах целый день. Что одна нога у нее хромая и короче других, и ей из-за этого трудно ходить.

— Всю жизнь я работала как ломовая лошадь. А теперь меня и пожалеть-то некому.

— Такая старая, да еще и хромая! — сказал Дунь-Дунь презрительно. — Чего тебя жалеть-то!

— А? Что? — спросила лошадь, которая еще и плохо слышала.

— Да кому ты теперь нужна такая! — крикнул ей Дунь-Дунь и побежал по улице. Мимо него проезжали машины, от которых противно пахло бензином, шагали чьи-то ноги, крутились колеса со спицами, и надо было успеть от всего этого увернуться. Совсем рядом с ним пробежала компания бродячих псов, и он ненароком услышал их разговор.

— Эх, тяжело быть бродячей собакой, третий день не удается хоть что-нибудь съесть. Аж животы подвело! Что за жизнь собачья!

— До чего неприятные создания, — подумал Дунь-Дунь. — Нечесаные, неопрятные. Надо от них держаться подальше.

Взял и крикнул им вслед:

— Оборванцы! — и скорее побежал дальше.

Добежав до конца улицы, он увидел, как в огромной луже барахтается грязная свинья необъятных размеров. Она пыталась встать на ноги, но не могла и только причитала сквозь слезы:

— Глаза мне залепило грязью, и я ничегошеньки не вижу.

На ней был ошейник с поводком, и сразу было видно, что это не простая свинья, а дрессированная.

— Чего ты тут разлеглась? — спросил Дунь-Дунь.

— А ты кто? — спросила свинья.

— Я — принц Дунь-Дунь, сын императора всех хвостатых!

— Видишь ли, малыш. Я уже давно здесь лежу. Я потерялась и никак не найду дороги назад. Когда-то я была такой розовенькой, такой чистенькой, красивой и резвой, выступала в цирке с моим хозяином. Это был лучший номер на арене. Но цветы и аплодисменты вскружили мне голову. Я решила, что все это только благодаря моим талантам и что мой хозяин мне больше не нужен. И вот однажды я ушла от него, даже не попрощавшись, в поисках еще более красивой жизни.

Свинья тяжело вздохнула:

— Как видишь, я поступила по-свински и жестоко наказана за это. Теперь я совсем опустилась и погрязла в этой луже. Да еще глаза залепило. Никогда мне не выбраться отсюда. Как я была глупа и слепа, и как я теперь раскаиваюсь! А ведь хозяин меня так любил.

— Фи, какая противная! Грязная, неблагодарная, — подумал Дунь-Дунь. И, пробегая мимо, прокричал:

— Так тебе и надо! Не надо было быть такой свиньей!

Он шмыгнул в тень старого развесистого дуба и услышал пронзительный писк. Это в гнезде сороки просили есть маленькие птенцы. Они были совсем одни и так пищали от голода и страха, что хоть уши затыкай. Что Дунь-Дунь и сделал, подумав: фу, какие горластые! И чего их родители не кормят!

— Эй, вы, потише там! Разорались! — крикнул он им и побежал дальше.

Нет, нет, нет, совсем не такой представлял себе принц Дунь-Дунь жизнь наверху! Все было совершенному по-другому. Во весь горизонт, сколько хватало взгляда, в мареве раскаленного от зноя воздуха раскинулся город, у которого не было ни конца, ни начала. В лучах слепящего солнца сверкали громады небоскребов, отражая горячее бесцветное небо. У их подножья ютились маленькие квартальчики старых деревянных домиков — хутунов, из которых давно выселили людей. А прямо над головой Дунь-Дуня возвышалась невероятная по своей величине гигантская железная гора — это была городская свалка разбитых и старых автомобилей. Свешивались, грозя обрушиться прямо на Дунь-Дунь, изуродованные части брошенных машин, ржавых, искореженных в авариях, когда-то таких красивых, быстрых, блестевших яркой краской и пугавших прохожих своим ревом.

Теперь они смотрели на Дунь-Дуня глазницами выбитых фар и, казалось, готовы ожить, чтобы наброситься на него. От страха маленький Дунь-Дунь присел, а потом стремглав бросился бежать через дорогу.

Перебежав дорогу, он увидел большой каменный дом. Двери его были приоткрыты, и Дунь-Дунь решил заглянуть туда из любопытства. Внутри было темно и прохладно.

Из кладовки пахло чем-то вкусным. Дунь-Дунь сглотнул слюну, вспомнив, что не ел с утра, и пошел на запах. В углу комнаты он увидел странную железную конструкцию, внутри которой и лежало что-то вкусненькое. Но как-только Дунь-Дунь попытался откусить кусочек, как что-то громко щелкнуло и что-то железное больно-пребольно прищемило ему ногу.

— Ай! — закричал Дунь-Дунь. Искры посыпались у него из глаз, но главное, он почувствовал, что не может пошевелиться под страшной железкой. Это была ловушка! Ужас охватил бедного Дунь-Дуня. Такого страха он не испытывал никогда в своей жизни. С каждой минутой становилось все больнее и больнее, а надежда покидала его, ведь он был совсем один, и помочь ему было некому.

Вся жизнь промелькнула у него перед глазами: беззаботное счастливое детство, родной подземный дворец и добрые, любящие его родители.

— Никогда, никогда больше я не увижу их! — приуныл Дунь-Дунь. — Зачем я ослушался своего мудрого отца? Как я мог так поступить?

Томительно шли часы. Одна мысль грустнее другой сменялись в голове бедного Дунь-Дуня.

— Как я жил раньше, как глупо и никчемно прошли мои лучшие годы! Вместо того чтобы постигать науки, читать книги, учиться искусствам, помогать в трудах моему замечательному отцу, я тратил время в пустых развлечениях, играл с утра до вечера в стрелялки. Теперь все кончено! Чем я лучше той неблагодарной свиньи? Я ведь тоже поступил по-свински, сбежав от моего папочки, который был так добр ко мне. Я не сделал в жизни ничего полезного, ничего хорошего, за что он мог бы мною гордиться. И теперь также бездарно должен закончить свой век…

…А в это время в чайном домике, где наши друзья со страхом и восторгом слушали историю принца Дунь-Дуня, почти стемнело. Но никто этого даже не заметил, так внимательно все слушали увлекательный рассказ маленького, но смелого мышонка. На улицах зажглись фонари, и под окнами были слышны осторожные шаги одиноких прохожих.

— Ах, как интересно вы все это рассказываете! — сказала Красавица Ли со слезами в голосе. — Но что было дальше? Как вам удалось выбраться из западни?

И все вокруг, захваченные необычным рассказом Дунь-Дуня, стали его просить: ну, пожалуйста, ну что же там было дальше, мы очень хотим знать, чем все закончилось! И Дунь-Дунь продолжал.

— Его Высочество уже совсем отчаялся, но тут в соседнем углу он услышал легкое шуршание.

— Кто там? — прошептал он испуганно.

На свет из темноты показалась маленькая мышка-полевка.

— Ой, бедный, глупый мышонок, — пискнула она, — как тебя угораздило попасть в мышеловку? А если бы я не пробегала тут за едой для моих деток, кто бы тебя нашел? В этом старом доме не живет ни одна живая душа! Дом давно выселили, и его готовят к сносу. Эх вы, ребятенки, ребятенки, бедные ваши мамы. Вечно вы суете нос туда, куда не надо. То в розетку, то в мышеловку. Ну, ладно, потерпи-ка, сейчас я попробую тебя вызволить.

Она сбегала в угол, отыскала большой железный гвоздь, вставила его в пружину мышеловки и поднажала изо всех сил. Старая, ржавая пружина заскрипела, и щеколда, придавившая Дунь-Дуня, ослабла. Едва живой, он выскользнул из плена. Отдышавшись, хотел было поблагодарить свою избавительницу, но ее уже и след простыл. Даже ничего не попросила за помощь, подумал Дунь-Дунь с удивлением.

А Феликс говорит, что за все в нашей жизни надо платить. Значит, не за все? Потирая бока, охая и хромая, Дунь-Дунь вышел на улицу из злополучного дома и поплелся искать лаз в подземельное царство. Тут он увидел хромую лошадь.

— И чем я теперь лучше ее? Как же непросто жить, когда у тебя хромая нога!

Лошадь стояла над горкой сена, но есть не могла, потому что одна нога у нее была короче другой и когда она наклоняла голову, ее начинало шатать, и ей приходилось выпрямляться, чтобы не упасть. Так и стояла, голодная, несчастная, забытая всеми. Недалеко от входа лежала груда щебня для ремонта старой мостовой. Немного поразмыслив, Дунь-Дунь стал подкатывать камешки под хромую лошадиную ногу — один камешек за другим. Скоро их образовалась целая горка!

— Если вы поставите на эту горку ногу, вам будет легче, — сказал Дунь — Дунь.

Он страшно устал, даже взмок. Никогда в жизни он не трудился так много и так долго.

— Ну, спасибо тебе, мальчик, — сказала лошадь. Она поставила хромую ногу на каменную горку и сразу обрела равновесие. Теперь она могла дотянуться до сена и наесться вволю! — Ты очень добрый и трудолюбивый.

— Да не очень, — ответил усталый Дунь-Дунь, но все же ему было приятно это слышать.

Он попрощался с хромой лошадью и отправился дальше. Дойдя до конца улицы, увидел знакомую слепую свинью в грязной луже. Она все так же лежала и всхлипывала, жалуясь на свою несчастную жизнь.

— Да ладно вам, не надо так печалиться, — сказал Дунь-Дунь. — Попробуем найти вашего хозяина! Знаете, я ведь тоже поступил по-свински, сбежав из дворца без спросу. Хотя папочка был так добр ко мне. Но я этого совсем не ценил. Теперь вот тоже раскаиваюсь.

Он влез в лужу и едва не захлебнулся, такая она была глубокая. С трудом, но все-таки дотянулся до поводка и вывел свинью на сухое место. Зачерпнул воды и промыл ей глаза, после чего они вместе пошли искать бродячий цирк, из которого сбежала свинья. Долго шли, и вот на окраине города показался шатер в разноцветных лентах. Заволновалась свинья, захрюкала от радости. На ее хрюканье выбежал из шатра клоун и всплеснул руками.

— Моя любимая свинка! — закричал он радостно. — Где же ты была так долго, моя красавица!

— Да уж, красавица, — удивился Дунь-Дунь и подумал: а ведь клоун именно такой ее и видит.

— Спасибо тебе, дружок, за твою доброту и терпение, — сказал ему клоун. — Она ведь у меня с характером. Но я все равно люблю ее и все ей прощаю.

— Если любят, всегда прощают? — спросил Дунь-Дунь.

— Конечно, всегда.

Дунь-Дунь удивился:

— А Феликс говорит, что прощать не надо никого и никогда. Когда прощаешь, все это воспринимают как твою слабость.

— Твой Феликс не прав. А вот ты зато очень умный и добрый, — сказал клоун.

— Да не очень, — ответил Дунь-Дунь, стесняясь. Но ему это было приятно слышать.

И он пошел дальше, припадая на одну ногу. Все тело его болело от ушибов и усталости. Еще ему очень хотелось есть. Голод мучил нестерпимо. Тут он увидел лавку, в которой месили тесто и на глазах у всех делали лапшу. В больших чанах ее варили и разливали по плошкам всем желающим вкусно поесть. Дунь-Дунь сглотнул слюну. Достать до прилавка и что-нибудь съесть не было никакой возможности. И глупо было предполагать и надеяться, что кто-нибудь предложит, — это ведь тебе не во дворце у папочки. Тут же почему-то вспомнились бродячие псы и голодные птенцы сороки.

— Вот и я такой же бездомный и такой же голодный, как они. Чем я лучше? — вздохнул он.

Но тут подкатила машина, люди стали выгружать из нее мешки с зерном. В одном мешке была дырка, и из нее сыпались зерна. Не помня себя от счастья, Дунь-Дунь набрал зерен за обе щеки, но съесть не успел. Совсем рядом он услышал злобное урчание.

— Попался, маленький вкусненький мышонок! Наконец-то я пообедаю! Это был большой, жирный, страшный кот, который бродил в поисках поживы! Когда-то он был белого цвета, но, мотаясь по помойкам, стал грязным как половая тряпка. Было видно, что он не шутит. От страха Дунь-Дунь припустил со всех ног и даже сам не понял, как за — брался на дерево.

Отдышавшись, он подумал: вот это да. Хотел пообедать, а меня самого чуть не съели! И вдруг он услышал знакомый писк и крики:

— Есть хотим, есть хотим!

Рядом в ветвях он увидел знакомое гнездо сороки, в котором все так же раззевали рты голодные птенцы.

— Какие же они маленькие, — подумал Дунь-Дунь с умилением. — Есть, оказывается, кто-то еще меньше меня. И даже более голодный. Намного голоднее, чем я!

И он высыпал из-за щеки зерна прямо в клювы птенцам. Но тут один из птенцов, который подпрыгивал выше всех, хватая зерна, выпал из гнезда и кубарем полетел вниз на землю.

— Мама! — закричал он, кувыркаясь. Но мамы рядом не было. Зато тут был тот самый жирный и неповоротливый грязный белый кот, который караулил в траве мышонка.

— Пропал птенец! — мелькнула мысль в голове Дунь-Дуня. — Надо спасать беднягу!

И, рискуя быть съеденным, стремительно спустился вниз, схватил птенца и также молниеносно взлетел на дерево. Он и сам не понял, как все произошло. Обалдевший от такого нахальства кот начал было карабкаться за ним на дерево, как откуда ни возьмись выскочили бродячие псы и погнали его с лаем вдоль улицы.

— А я их оборванцами обозвал, — подумал Дунь-Дунь. — А они меня спасли.

В это время вернулась, наконец, с базара сорока. Она была просто потрясена случившимся и от волнения тараторила без остановки.

— Страшно подумать, чем все это могло кончиться. Боже, какой ужас! Мои бедные, бедные детки! Маленькие мои птенчики! Когда я представлю острые зубы кота, я вся дрожу от ужаса. Спасибо, спасибо тебе, отважный мышонок. Ты спас моих дорогих малышей. Я даже не знаю, как тебя благодарить. Ты очень щедрый и храбрый.

— Да не очень, — смущенно ответил Дунь-Дунь. Но все же ему было приятно это слышать.

День катился к вечеру. Усталый и голодный, он брел по дороге. Силы оставляли его, он сел на землю и прислонился к дереву.

— Как несовершенен этот мир, — горько думал он. — Сколько в нем несправедливости. Сколько несчастных и голодных на этом свете. Хромых, потерявшихся, бездомных. Даже этот кот и тот хотел меня съесть, потому что у него нет дома и его некому покормить. Но я его прощаю и зла на него не держу. Видно так заведено в этом мире, везде и всюду. Но я ведь не могу помочь каждому, ведь я такой маленький и, если честно, совсем не смелый. Как все это грустно. Так грустно, что и жить не хочется.

Слезы текли у него по щекам от усталости и бессилия.

Так сидел Дунь-Дунь до вечера и всю ночь. Он о многом успел подумать. Днем был зной, а ночью лил дождь. Он промок и замерз, но не двигался с места. Как жить дальше, он не знал, а возвращаться домой было стыдно. Он совсем ушел в себя и все думал и думал о смысле жизни.

Но вот ночь кончилась, вышло солнышко, озарив все вокруг чудесным радостным светом, запели птицы. Капельки дождя сверкали в изумрудной траве, солнечные зайчики прыгали в листве деревьев. Зажужжали шмели над душистыми цветами, запорхали в веселом танце бабочки. Радостные звуки просыпающегося города доносились издалека. Пахло утренней свежестью.

— Как же красиво, — подумал Дунь-Дунь и улыбнулся. — Вот оно, Великое Начало, о котором говорил мне мой дорогой и мудрый папочка. Как светло и радостно! Я чувствую, как животворная энергия заполняет все вокруг и меня самого. Как хорошо жить на свете!

И он рассмеялся от внезапно нахлынувшего ощущения счастья. Но тут из норки в траве выкарабкалась уже знакомая мышка-полевка.

— Веселишься, бессовестный? — сказала она Дунь-Дуню. — Небось, даже не знаешь, какой переполох в подземном царстве! Все уже говорят об этом. Наш любимый, наш лучезарный император всех хвостатых Подземелья Поднебесной, самый добрый и самый справедливый правитель Дунь-Дунь Первый так плох, что вот-вот умрет.

Голос ее сорвался и она всхлипнула:

— Он умирает от горя, его сын Дунь-Дунь Второй пропал, и о нем нет новостей уже который день.

— Папочка, мой любимый папочка! — закричал Дунь-Дунь. — Я бегу к тебе! Только бы успеть!

И подземными мышиными ходами он помчался во дворец…

–…Какая удивительная история! — сказала Красавица Ли задумчиво, когда принц Дунь-Дунь прервал свой рассказ. Все слушали его, затаив дыхание, и сейчас ждали продолжения. — Прошу вас, Ваше Высочество, не останавливайтесь!

Она так увлекалась рассказом маленького мышонка, что даже вскочила со стула. Прижав руки к груди от волнения, она ждала, чем же закончится эта увлекательная история:

— Скорее продолжайте, мне не терпится узнать, что было дальше! И все ее дружно поддержали:

— Нам тоже не терпится, рассказывайте дальше!

Если вы прочитаете следующую главу, вы узнаете, какая страшная опасность нависла над принцем Дунь-Дунем.