Родоман. Памяти Бориса Родомана

Александр Евгеньевич Левинтов

Сборник произведений о Борисе Борисовиче Родомане (1931—2023). Памятник любви к человеку, оказавшему сильнейшее влияние на несколько поколений географов. Выдающийся советский, российский географ, путешественник, поэт, писатель, мыслитель, отец отечественной теоретической географии Борис Родоман при жизни был окружён мифами, слухами и легендами. Здесь собраны тексты, написанные в разное время и в разных жанрах, вплоть до прижизненного некролога, написанного по просьбе самого героя этой книги.

Всю жизнь опережая жизнь

к 80-летию Бориса Родомана

Отмечая несомненные заслуги Бориса Борисовича Родомана перед наукой, можно перечислить многочисленные публикации и регалии юбиляра, я бы предпочёл дать своё понимание научного вклада своего коллеги и учителя.

Большинство ученых географов озабочены злобой дня и сегодняшними проблемами. По-видимому, это имеет некоторый смысл в эпоху жажды быстрых и скорейших результатов, внедрения научных исследований в и без того опостылевшую практику; во всяком случае, это считается мейнстримом науки, если не задумываться об истоках мейнстрима: а, собственно, с чего, где и когда он начинается?

Есть, однако, небольшая группа ученых не от мира сего дня, не озабоченных и неозадаченных происходящим вокруг и окрест них, сосредоточенных на собственной имманентности и прислушивающихся к миру, только если наличествует в этом мире отзвук на их внутреннее состояние. Эти ничего не изучают во внешнем мире, но познают свой внутренний мир в нем. В этой малой группе совсем крошечную часть составляют те, кто, волей или неволей, сознательно или интуитивно, но определяют будущее науки и являются таким образом ключами, с которых и начинаются все мейнстримы и которыми открываются двери предстоящих перспектив. Величие этих малых величин заключается именно в том, что они и есть источники будущего.

Среди них уже более полувека маячит сутулая фигура Бориса Борисовича Родомана, проживающего жизнь, опережая жизнь.

Ландшафтное единство

Еще будучи студентом, он восстал против разделения географии на физическую и экономическую, а, следовательно, посягнул на святая святых марксистко-ленинской научно-философской методологии, утверждавшей тогда (позже пришлось это проглотить и не вспоминать), что законы природы протекают м-е-д-л-е-н-н-о-м-е-д-л-е-н-н-о, а общественные законы — быстро-быстро (вообще-то, как потом выяснилось, законы напрочь лишены текучести), а потому общество не зависит от природы и даже может «не ждать милостей от природы, а взять их — наша задача».

В те времена (середина 50-х) процветала идеология ПТК и ТПК [Колосовский 1947, Колосовский 1958, Колосовский 1969], критерием существования которых является «достижение максимального народнохозяйственного эффекта при минимальных затратах», то есть грабежа природных, интеллектуальных, культурных и трудовых ресурсов.

Студент Родоман ничего этого не понял, пафоса созидательного ограбления не принял, но, по счастью, отчислен не был, несмотря на многочисленные академические задолженности, и даже смог получить диплом. Смотрелись его воззрения и взгляды малопонятным, но безобидным чудачеством, хотя дальновидные Н. Н. Баранский и Ю. Г. Саушкин поняли: возможно, за ним будущее. Его защитники и покровители потом, в первой половине 60-х, встали в кипучем споре географических детерминистов и индетерминистов (знаменитая защита докторской диссертации В. А. Анучина, основные положения которой изложены в работах [Анучин 1969, Анучин 1972]) на сторону первых. Победив и формально и по содержанию, детерминисты по сути открыли для географии новый мейнстрим, а именно — экологический. Настолько, что на Всемирном географическом конгрессе в Москве летом 1972 года официально было объявлено, что экология — столбовая дорога всей будущей географии.

Теоретическая

математическая география

В те же 50-е годы на Западе начала бурно развиваться теоретическая, конструктивная и математическая география [Бунге 1967, Hӓgerstrand 1953, позже Изард 1967, Хаггет, Чорли 1967, Хаггет, Чорли 1969, Хаггет 1972 и др.] (всё это считалось одним и тем же, по крайней мере, у нас). Сами мы долгое время никак не могли пройти дальше дробей и пропорций, а также таблицы умножения под названием «транспортная задача» — перемножение веса грузов на расстояния их перемещения, однако утешали себя тем, что на Западе, в условиях хаоса рыночной экономики, невозможно планировать, а у нас — всё закономерно, планомерно и пропорционально, к тому же западные ученые лишены такого отличного и надежного средства, как марксистко-ленинская научно-философская методология, а потому вынуждены изощряться в методах, а вот теоретические и фундаментальные исследования — наша грядка, на которой, кроме нас, — никого.

Б. Родоману повезло дважды: во-первых, он проходил в школе логику (вскоре ее, вместе с психологией, как подозреваемых в буржуазности, в школе отменили), а, во-вторых, он ее понял и стал применять и употреблять в географии. И при этом настолько успешно, что, с одной стороны, не сел за протаскивание в советскую географическую школу чуждых ей веяний загнивающего капитализма, а, с другой, даже ведшего в 1967—68 годах летнюю школу «Математика в географии» (так в августе 1968 года в Сваляве автор и познакомился с Б. Б. Родоманом).

В кильватере западной конструктивной географии и работ Б. Б. Родомана по логизированию и абстрагированию в географии начались бурные и весьма изощрённые математические модели и расчеты, призванные оптимизировать, максимизировать, минимизировать и повышать экономическую эффективность — в условиях отсутствия экономики как таковой (советский способ управления к экономике относился в редких случаях и использовал ее либо в подручных целях, либо в декоративных; так, например, географам и экономистам так и не удалось обосновать экономическую целесообразность строительства БАМа и большинства других великих строек коммунизма просто в силу внеэкономичности этих проектов) и в ущерб другим, не менее важным эффективностям и эффектам: социальным, демографическим, культурным, экологическим и т. д.

Картоиды как абстрактная эстетизация ландшафта

А Б. Б. Родоман пошел дальше [Родоман 1999, Родоман 2007].

Это кажется маловероятным, особенно у нас, но «красота спасет мир» — и Родоман создает новый картографический жанр, картоиды, которые призваны не заполнять пространства и, следовательно, не заниматься членением территории по морфологическим признакам, а рассматривать пространство структурно, в абстрактных гармониях, стало быть, скорее зонируя, чем районируя.

Возник тот самый случай, который описан Г. Галилеем: «Если факты противоречат моей теории, то тем хуже для фактов». Картоиды Родомана — отражения не действительности, а эстетических установок автора картоидов. На сегодня их набралось уже несколько десятков, если не сотен.

Эстетизация ландшафта, предпринятая Родоманом, не имеет ничего общего с эстетикой и романтизацией географической профессии, процветавшими в еще незавершившийся послевоенный период: ни о каких песнях, кострах, трудностях и прочем ур-дур-патриотизме речи не идет. Более того, уверен, что эстетизация ландшафта (а не деятельности), выражаемая в картоидах, сознательно противопоставлялась Родоманом толпотворению. Картоиды Родомана — акмеистика в чистом виде.

Вполне возможно, они, картоиды, когда-нибудь лягут в подоснову ландшафтного проектирования, но пока можно лишь утверждать: эстетические и ценностные основания теософа Д. Л. Арманда [Арманд 1964, Арманд 1975] и особенно А. Д. Арманда, ориентированного на дзен-буддизм [Арманд 1983, Арманд 2008] с его эстетикой опрокидывания на нашу грешную небесных гармоний «ин-янь» возникли во-многом благодаря абстрактному эстетизму картоидов Родомана.

Туризм и рекреация — не подспорье, а смысл существования

Будучи географом, то есть профессиональным путешественником и туристом, Родоман значительно обогнал своё время, время развития туризма как сочетания спорта, патриотического воспитания, коллективизма, столь милого любому тоталитарному режиму, и краеведения (довольно быстро эти ценности сменились идеями любви и дружбы, а также выпивки и пьянки). Помимо и независимо от перечисленного выше, он придает рекреации и туризму новый смысл, обогащая тем самым понятие рекреации.

Если понимать под индустриальным обществом общество трудолюбивых, а так оно и было в период Реформации — Лютер оставил мирянам только одну аскезу, аскезу трудолюбия, называемую по латыни industria [Вебер 1990], то первым вошел в постиндустриальное общество, пожалуй, Б. Б. Родоман [Родоман 2004], своим поведением и образом жизни заявивший: туризм и рекреация — важнее стуло-часов, трудов и работ. Смысл жизни — вовсе не в трудоднях, карьерах и трудовом стаже. В конце концов, на Страшном Суде с нас спросится не только за это и не только за грехи — кто тут безгрешен? — а за то, насколько мы выполнили свое творческое предназначение, не зарыли ли мы свой талант в землю, не изменили ли Образу Божию, образу Творца.

А что такое рекреация как не восстановление креативного, творческого потенциала человека? Мы занимаемся туризмом и рекреацией, утверждает Б. Родоман, в поисках вдохновения и новых творческих сил. Мы созерцаем мир и природу, выявляя красоту мира и природы, их гармонию — и потому нас так коробит индустриальное, городское и бытовое свинство, нарушающее красоту и гармонию мира.

Его не интересовала география рекреации и туризма как ещё одной отрасли народного хозяйства, а это значит, его не интересовало размещение (а, следовательно, и районирование), потоки и связи, ресурсы, продукты, показатели и измерители рекреации: средняя продолжительность и протяженность туристических маршрутов, плотность тел на пляже (между прочим, согласно СНИПам по рекреации на одного отдыхающего полагается 20 погонных сантиметров пляжа). Творческая и рекреационная сила вина выражается вовсе не в градусах и гектолитрах, а в качестве вина, рекреационный и творческий потенциал прибоя — не в силе волнения, а в конкордансе созерцаемого и созерцающего, в резонансе и синхронии дыхания человека и океана, в совпадении мыслей, переживаний и звуков, издаваемых внутренним голосом и Солярисом.

Чем рекреационная деятельность отличается от креативной и вообще любой иной интеллектуальной? В интеллектуальной, например, научной деятельности мы напряженно, но отстраненно всматриваемся в объект своих интеллектуальных, когнитивных, эпистемологических усилий — в рекреационной деятельности мы погружаем себя в объект восприятия, мы начинаем проживать, сосуществовать с ним. Включение себя, слияние себя с внешним миром имеет очень важное следствие.

Внешний мир, согласно Г. Галилею [Галилей 1948], мы не можем воспринимать, не идеализируя его — таково имманентное свойство человеческого сознания. Себя же мы не можем воспринимать неэтически [Лефевр 2003a, Лефевр 2003b], не делая выбора между Добром и злом, порой мучительного выбора.

Это означает, что только в рекреационной деятельности непременным условием ее существования является жёсткий, на идеальном и принципиальном уровне этический самоанализ.

И в этом смысле рекреация имеет мало общего с релаксацией, ремиссией, ресторацией и прочими ре-мирами.

В последние пятнадцать лет Б. Родоман много путешествует по миру, он — практикующий путешественник. Он делает это профессионально и совершенно по-своему, неповторимо и неподражаемо.

Рекреация и туризм, по Б. Родоману, — противопоставление и протест против индустриальной оседлости. Перемещение человека в пространстве несет само в себе удовольствие, удовлетворение и оправдание. Потому что путешествие — это всегда саморазвитие человека: возвращаясь в конце путешествия в начальный пункт А, мы обнаруживаем, что мир стал немного неузнаваемым, он изменился — и лишь в рефлексии путешествия нам становится понятным: это не наш оседлый мир изменился — это мы изменились сами в ходе путешествия. И дело вовсе не в новых фактах или новой информации, полученной в ходе путешествия — в конце концов, благодаря путешествиям мы проживаем крупицу жизни, недожитой номадом Авелем.

Региональные исследования в нерегиональной среде

Чтобы заниматься экономической географией в СССР, стране с отсутствующей экономикой по понятию экономики (как нормирующей рефлексии отношений между хозяйствующими субъектами), необходимо было прищуриться на свою собственную научную честность и совесть, делать вид, что занят делом.

Совсем иная ситуация с региональными исследованиями в нерегиональной среде.

Регион как современное географическое понятие начал формироваться лишь во второй половине 20-го века. В отечественной географии регион и район были полной синонимией [Алаев 1983, Некрасов 1975] почти до самого конца 80-х. Перестройка сильно придвинула СССР-Россию к мировому сообществу и мировой истории. В стране началось эмбриональное формирование регионов — не продуктов членения территории (районы), а региональных субъектов, начавших ощущать собственную волю, собственную политическую энергию, собственные интересы, стремление к независимости и самодостаточности, в отличие от самообеспеченности [Ленин 1967], к поиску собственной миссии и своего места в мировом сообществе.

Фундаментальной особенностью отечественного процесса регионообразования являлось то, что в нем самым активным элементом, фактически — инициатором выступали исследователи регионов и регионообразования. Это был тот редкий в истории случай, когда наука и проектирование выступали не в качестве вспомогательных и обслуживающих средств, а как самостоятельная конструктивная сила. Одновременно и параллельно началась муниципализация российских городов, понимаемая в шести седьмых мира как самоуправление свободным от государственного гнета и государственной зависимости городом.

Второй фундаментальной особенностью регионализации страны и муниципализации ее городов стало то, что внедрение научных и проектных идей осуществлялось не капитальными вложениями и инвестициями, а благодаря образованию, то есть непосредственной передачей, трансляцией интеллектуальных результатов и продуктов от разработчиков местному населению: бизнес-сообществу, политическим лидерам и молодежи.

Без особого энтузиазма и слабо веря в успех и будущее, Б. Родоман включился в эти исследования и разработки, а также в образовательные демонстрации в рамках Лаборатории региональных исследований и муниципальных программ. Он участвовал, в частности, в разработке «Муниципальной программы и программы развития туризма в г. Шлиссельбурге» и «Программы регионального развития городов долины реки Вуоксы» в первой половине 90-х годов прошедшего века.

К сожалению, пессимизм Б. Родомана получил полное подтверждение.

После государственного переворота и штурма здания российского парламента (сентябрь-октябрь 1993 года), а также с началом Чеченской войны (декабрь 1994 года) в стране было восстановлено самодержавие, но, в отличие от монархического, совершенно нелегитимное. Самовластие естественным образом оказалось сопряженным со свертыванием регионализации, муниципализации, любых проявлений самоуправления, а также нарушением основных гражданских свобод и прав человека.

Все региональные и муниципальные разработки оказались в невостребованном депозитарии до лучших времен, которые, надо честно признать, скорее всего, никогда уже не придут.

Одухотворенный ландшафт

Поэтизация ландшафта

Публикация [Родоман 2004] открыла возможности работы Б. Родомана в Институте природного и культурного наследия РАН. Сегодня ведущей темой его экспедиций и исследований стала одухотворённость ландшафта. Эта тема всё ещё рассматривается многими как нечто вычурное или метафора. Собственно, сегодня происходит то, что происходило и всегда с Б. Родоманом — он вновь опережает время и жизнь.

Это можно было бы назвать неоязычеством, если бы не одно обстоятельство. Ветхий человек и язычник, одухотворяя, одушевляя и поэтизируя окружающий его ландшафт, населяя его богами, нимфами, демонами, духами, эльфами, саламандрами, сильфидами и прочими существами, пытается мифологизировать, то есть найти сокрытый, потаённый, но истинный смысл внешнего мира (myth по-гречески означает «рассказ об истинном»), диктующего человеку его поведение, его жизнь и судьбу, но не вмешивающегося во внутренний мир человека.

Сегодняшняя ситуация заключается в том, что мы не только допускаем в себя поэзис мира и находим в ландшафте источники своего вдохновения, не только увлечены самопоэзисом, но и пытаемся искусственно-техническими средствами вдохновить сам ландшафт, раскрыть его поэтический потенциал и талант, подчеркнуть его вдохновенные смыслы. Мы сами становимся демиургами красоты и поэзии ландшафта.

Я думаю, в архитектурно-планировочной деятельности требования на поэтизацию ландшафта станут такими же обязательными и даже обыденными, как сегодняшние требования к инженерной инфраструктуре, функциональному зонированию и другим, весьма прозаическим вещам.

Литература

Алаев Э. Б. Социально-экономическая география. Понятийно-терминологический словарь. М.: Мысль, 1983.

Анучин В. А. Проблема синтеза в географической науке//Вопросы философии. 1964. №2. С. 35—45)

Анучин В. А. Теоретические основы географии. М.: Мысль, 1972.

Арманд А. Д. Два в одном: Закон дополнительности. М.: URSS, 2008.

Арманд А. Д. Ландшафт как конструкция//Известия ВГО. 1983. вып.2. С. 120 — 125.

Арманд Д. Л. Наука о ландшафте (Основы теории и логико-математические методы). М.: Мысль, 1975.

Арманд Д. Л. — Нам и внукам, М.: Мысль, 1964.

Бунге У. Теоретическая география. М.: Наука, 1967.

Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М.: Прогресс, 1990.

Галилей Г. Диалог о двух главнейших системах мира — птоломеевой и коперниковой. М.-Л.: ГИТТЛ, 1948.

Изард У. Методы регионального анализа. М.: Прогресс. 1967.

Колосовский Н. Н. Производственно-территориальное сочетание (комплекс) //Вопросы географии №6 География хозяйства СССР. 1917—1947, М.: 1947.

Колосовский Н. Н. Основы экономического районирования. М.: 1958.

Колосовский Н. Н. Теория экономического районирования. М.: 1969.

Ленин В. И. — Набросок к плану научно-технических работ// ПСС. М.: Издательство политической литературы, 1967. 5 изд. Т. 36.

Лефевр В. А. Алгебра совести. М.: Инфо-Гнозис, 2003.

Лефевр В. А. Рефлексия. М.: Инфо-Гнозис, 2003.

Некрасов Н. Н. Региональная экономика. М.: Экономика, 1975.

Родоман Б. Б. География, районирование, картоиды: Сборник трудов. Смоленск: Ойкумена. 2007.

Родоман Б. Б. Под открытым небом. М.: Российское гуманистическое общество, 2004.

Родоман Б. Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. Смоленск: Ойкумена, 1999.

Хаггет П., Чорли Р. Модели в географии. М.: Прогресс, 1967

Хаггет П., Чорли Р. Сетевой анализ в географии. М.: Прогресс, 1969.

Хаггет П. География: современный синтез. М.: Прогресс, 1972

Hägerstrand. T, Innovations för loppet ur korologisk synpunkt. C.W.K Gleerup, Lund, Sweden, 1953.

2011 г.