Дядя самых честных правил. Книга 2

Александр «Котобус» Горбов (2024)

Мир, где дворяне гордятся магическим Талантом, князьям служат отряды опричников, а крепостные орки послушно отрабатывают барщину. Мир, где кареты тащат магомеханические лошади, пушки делают колдуны, а масоны занимаются генетикой. Мир, где подходит к концу XVIII век, вместо Берингова пролива — Берингов перешеек, а на Российском престоле сидит матушка-императрица Елизавета Петровна. Константин Урусов продолжает обживаться в своём поместье, заводит новых друзей, врагов и женщин.

Глава 3 — Муром

— Уговорил. Муром, значит, Муром. Давай завтра утречком и съездим, чтобы вернуться к вечеру.

Бобров расхохотался.

— Костя, ты иногда как скажешь, хоть стой, хоть падай.

— Что?

— У тебя все дела займут не меньше пары недель. Это ты у нас ранняя пташка, а нормальные дворяне раньше полудня не встают. В дворянское собрание никто раньше заката не приезжает. Ха-ха, до вечера вернуться! Ой, насмешил!

— Это что, в Муроме жить придётся?

— Ну да. Чтобы в общество приняли, надо минимум на пару приёмов сходить, отдельно посетить тех, кто приглашать будет. Опять же, волокита с бумагами не на один день, даже если подмазать.

Я закатил глаза. Как же я забыл — провинция! Здесь не торопятся, делают всё не спеша, полагая, что выпить чая важнее, чем оформить какую-нибудь бумагу. Возможно, по-своему они и правы, но мне от этого точно не легче.

— Ты меня расстроил, Пётр. У меня занятия с Диего, Александру сейчас без присмотра оставлять нельзя. Придётся дом снять, чтобы все поместились!

— Ой, какой дом, я тебя умоляю. Княгиня Марья Алексевна зовёт тебя в гости.

— Какая ещё княгиня?

— Я тебе о ней рассказывал, сам у неё живу. Она хотела, чтобы ты обязательно у неё остановился.

— Зачем?

— Скучно ей. А ты лицо новое, свежее, княгине интересно с тобой пообщаться. А если Александру с Диего привезёшь, она будет вдвойне рада. Да не сомневайся, там такой домина, заблудиться можно.

Бобров наклонился ко мне и перешёл на полушёпот:

— Костя, Марья Алексевна в муромском обществе имеет вес, она поможет с дворянским собранием. Будешь не какой-то помещик, а серьёзный человек, протеже княгини.

Я вздохнул — не люблю чужие дома. Иные порядки, еда, кофий варят по-другому. С другой стороны, я туда не развлекаться еду, могу и потерпеть.

— Уговорил, красноречивый ты наш. Поехали.

— Замечательно! — Бобров расплылся в улыбке. — Давно хотел тебя вытащить достойно развлечься.

— Сейчас прикажу собираться и поедем. Думаю, через час выдвинемся.

Бобров сдавленно хрюкнул и скептически на меня посмотрел.

* * *

Через час мы не выехали. И через два не выехали. Александра, ошарашенная новостью, что я беру её в Муром, металась туда-сюда, не зная, что собирать, и сияла от счастья. Настасья Филипповна решила, что меня просто необходимо приодеть для появления в обществе и срочно надо примерить, подшить, ещё раз примерить целый ворох костюмов. Тех самых, ни разу не надетых дядей. Я пытался отбрыкиваться, но ключница чуть ли не накричала на меня — мол, в приличное общество еду, надо показать себя, не уронить честь семьи. Проще было согласиться, чем спорить с упёршейся женщиной.

Только двое были спокойны — испанка, наблюдавшая за суетой с улыбкой, и Таня. Но я ей тихонько шепнул, что она тоже едет. И орка приняла в метаниях самое деятельное участие.

В конце концов выезд отложили на завтра. Меня приодели, и Настасья Филипповна вместе со всеми горничными кинулись готовить Александру. Поездка планировалась долгая, так что они всю ночь что-то шили, резали и гладили. Где-то там, в общем веселье, новый сарафан шила себе Таня. И даже Диего не удержалась и включилась в женскую суету, советуя и тоже что-то сооружая из ткани.

Утром вся эта компания смотрела на меня красными от недосыпа глазами и требовала ещё день, а лучше неделю или две. Три! Пришлось рявкнуть на них — эдак я вообще в Муром никогда не попаду. Я приказал закладывать два экипажа и грузиться немедленно. И на все умоляющие взгляды ответил — будет нужда, пошьём что нужно в городе, портные там есть. А теперь быстро-быстро собираемся! Как это ничего не сложено? Бегом!

* * *

Выехали мы после обеда. В одном экипаже я с Бобровым, в другом Александра и Диего. Таню я посадил к себе: нечего ей с возницей на ветру сидеть. Если кто-то против и косо смотрит, то это его проблемы — я, в конце концов, помещик, имею право возить свою крепостную где захочу.

— Костя, — Бобров разлёгся на сиденье напротив и грыз травинку, — а во Франции девушки красивые?

— Ты же был там, когда за мной приезжал, не смотрел, что ли, по сторонам?

— Да что я там видел! Всё бегом, бегом, тебя нашёл и сразу обратно. Где уж тут разглядеть, кто вокруг ходит. Ну так что, красивые?

— Разные, Пётр. За дворянок не скажу, не смотрел, а мещанки разные. Есть хорошенькие, есть страшные. А тебе зачем?

— Родители пишут, мол, жениться мне пора и всё такое.

— На француженке? Тебе здесь невест мало?

— Да, понимаешь, родня у меня уж больно склочная. Сразу начнут ей про меня рассказывать гадости, настраивать. Обязательно будут через неё просить у меня, чтобы за племянников хлопотал: учиться не хотят, а я их пристраивай.

— И?

— Французский язык родственники не знают, вернее, так говорят, что она их ни за что не поймёт. И будет у меня тишь и благодать.

— Тогда, лучше на катаянке женись.

— Почему? — он даже привстал.

— У них язык сложный, у нас его никто не знает. Так что ни родственники ей нашептать не смогут, ни она тебе. А про домашние дела ты ей жестами объяснишь.

— Да ну тебя, — Бобров заржал, — катаянка, тоже скажешь. Слышал, они рис любят, а я его терпеть не могу. Да и глаза у них узкие, буду всё время думать, что она меня подозревает в чём-нибудь. Нет, останусь холостым пока. Мне и так неплохо.

Он полежал ещё, сгрыз травинку до половины, и снова спросил:

— Костя, ты в Италии бывал?

— Неа, денег не было.

— И я нет. Говорят, хорошо там, красиво, тепло. Культура всякая: храмы, фрески, статуи. Еда вкусная.

Я пожал плечами — хорошо там, где нас нет. А стоит приехать, обязательно выяснится, что фрески облупившиеся, у статуй руки отколоты, а еда дорогая. Но говорить этого Боброву я не стал: пусть себе мечтает, полезно для развития воображения.

— Пётр, ты лучше расскажи про княгиню.

— Какую?

— К которой мы едем. Марья Алексевна, правильно?

— Ага. А чего рассказать?

— Из какого рода, что любит, какие взгляды, почему одна живёт.

Бобров почесал переносицу.

— Долгорукова она. Между прочим, с Талантом средней силы. Только… ммм… эксцентричная очень. Родственники за голову хватаются.

— Сумасшедшая?

— Костя, так никто не говорит, она же княгиня.

— И в чём её эксцентричность?

— Кошек держит, штук тридцать. Любит выпить рому, табак нюхает, в карты играет, сквернословит без стеснения. Обожает музицировать.

— Прости, а музыка тут причём?

— Эм, — Бобров поперхнулся, — увидишь. Вернее, услышишь.

— Это всё?

— Заводит молодых любовников, а потом со скандалом их бросает. Поселила у себя какого-то ниппонца с мечом — тот за ней ходит телохранителем, даже в спальню. Уже лет двадцать как освободила всех своих крепостных. Из них десяток семей выбились в купцы, но барыню свою не забывают, приезжают к ней с подарками, поддерживают деньгами.

Бобров наклонился ко мне и перешёл на шёпот:

— Ходят слухи, что она оскорбила матушку-императрицу. Вроде бы сказала, что такой прекрасной женщине нужен нормальный мужчина, а не напыщенные хлыщи-фавориты. За это её и сослали в Муром.

— Серьёзно?

— Я же говорю — слухи, точно никто не знает. Но она уже несколько лет из Мурома никуда не выезжает.

— Понятно.

Откинувшись на сиденье, Бобров замолчал, будто раздумывая. Он закрыл глаза и через минуту захрапел — укачало беднягу на муромских дорожках. Ну и ладно, пусть спит, уставший наш. Всё равно уже скоро приедем, до Мурома не слишком далеко.

* * *

Вокруг особняка княгини раскинулся шикарный парк. Немного запущенный, но вполне симпатичный. В просветах между кустами мелькали мраморные статуи, дорожки, посыпанные песком, и беседки. Экипажи остановились у входа, и мы наконец-то выбрались на твёрдую землю. Под конец поездки меня тоже знатно укачало от тряски по колдобинам.

Бобров, выскочив из экипажа, шепнул мне:

— Подождите, я доложу княгине, что это вы. Проверю, что она не передумала, а то неудобно получится.

Он рысцой взлетел по лестнице, а я прогулялся вокруг экипажа, разминая ноги.

— Константин Платонович, — ко мне подошла Александра, — а какие у нас планы? Мы на бал поедем?

— Пока не знаю. А что, так хочется?

Рыжая покраснела.

— Хочется. Никогда не была на настоящем балу.

— Если будут приглашать — обязательно соглашусь и возьму вас с собой.

Из дверей особняка вышла целая процессия слуг в ливреях и прошествовала к нам.

— Урусов Константин Платонович и сопровождающие его лица, — громко возвестил самый напыщенный из них, — княгиня Марья Алексевна будет рада видеть вас у себя в гостях!

И уже тише добавил:

— Прошу следовать за мной. О багаже не беспокойтесь, мы позаботимся.

Внутри особняка царила атмосфера лёгкой запущенности и общей расслабленности. Кое-где отвалилась лепнина, ковровые дорожки чуть потёрты, мебель заметно старая. Но в то же время чисто, пыли нигде не видно.

Нас привели в большую гостиную, где во множестве горели магические свечи — пламя чуть с синевой и запаха нет совершенно. Навстречу нам поднялась женщина: роскошное платье из дорогой ткани, густо напудренное до белизны лицо, чёрная мушка на щеке, парик с длинными локонами. Сказать, сколько ей лет, было невозможно — то ли тридцать, то ли все семьдесят. А вот голос был звонкий, ничуть не старый.

— Константин! Ну хоть кто-то из тёмной семейки решился заехать ко мне. Твой дядя только и обещал, а ты сразу ко мне. Молодец!

— Ваше сиятельство, — я поклонился, — счастлив видеть вас.

Княгиня левой рукой обмахивалась веером, а правую протянула мне. Я наклонился, чтобы поцеловать, и чуть не закашлялся от неожиданности — кожа на руке была зелёная. Точь-в-точь такого же оттенка, как у Тани. Княгиня была чистокровной оркой! Даже Анубис тихонько рыкнул под рёбрами, выражая симпатию к ней.

— Так-так, — она забрала руку и шагнула к моим спутницам, — кто это с тобой?

— Разрешите предста…

— Сама посмотрю, — перебила она меня и выбрала первой жертвой Диего. — Та самая испанка? Слышала о тебе, кстати, плохое. Впрочем, обо мне тоже гадости говорят.

Тут же переключилась на Александру.

— А ты, милочка, Добрятникова, верно? По волосам вижу. Мария?

— Александра, — моя рыжая ученица еле пискнула.

— Да, старшая, верно? Помню твоего батюшку, пронырливый был юноша. Только нос совал, куда не следует.

Она кинула взгляд на двери и заметила Таню, осторожно заглянувшую внутрь. В комнату ей входить было не положено, а посмотреть очень хотелось.

— Эй ты! — строго крикнула княгиня. — Иди сюда!

И тут же повернулась ко мне.

— Твоя?

— Да, Марья Алексевна.

— Служанка? Крепостная?

Я кивнул. Таня подбежала и встала как вкопанная, опустив взгляд в пол.

— Так-так, — княгиня обошла её кругом, — так-так. Посмотри на меня.

Она протянула руку, взяла Таню за подбородок и, подняв, заглянула в глаза.

— Хорошенькая, ничего не скажешь.

Обернувшись ко мне, она с хлопком сложила веер.

— Мне нравится, чудесные гости. Идите, вам покажут комнаты. На ужин приглашаю тебя одного, нам есть о чём поговорить.

Княгиня махнула рукой, и слуга у двери громко завопил:

— Аудиенция окончена!

Пожалуй, Бобров был прав — Марья Алексевна слегка не в своём уме. Впрочем, какая мне разница? Я на ней жениться не собираюсь, дела закончу и уеду обратно. А пока можно и сходить к ней на ужин: не такой уж и труд, а чудачества старой орки я потерплю.

Комнаты, в которых нас поселили, оказались на разных этажах. Я на втором, а Диего с Александрой на третьем. Но жаловаться было грешно — мне выделили целые апартаменты: спальня, гостиная и кабинет. Удобно, уютно, хороший вид из окна. Оставалось только привести себя в порядок и спуститься на ужин. Даже представить себе не могу, какие у нас могут быть общие темы. Особенно такие, которые требуется обсуждать с глазу на глаз.