Дядя самых честных правил. Книга 3

Александр «Котобус» Горбов (2024)

Мир, где дворяне гордятся магическим Талантом, князьям служат отряды опричников, а крепостные орки послушно отрабатывают барщину. Мир, где кареты тащат магомеханические лошади, пушки делают колдуны, а масоны занимаются генетикой. Мир, где подходит к концу XVIII век, вместо Берингова пролива — Берингов перешеек, а на Российском престоле сидит матушка-императрица Елизавета Петровна. Константин Урусов продолжает обживаться в своём поместье, заводит новых друзей, врагов и женщин.

Глава 9

Горло

Письмо от Ягужинской оказалось шарадой, впрочем, легко разгадываемой. «Наш дорогой дядюшка» — это наверняка князь Голицын. И что там у него?

«…Трудности в торговых делах под Красноярском. С другими купцами спор большой вышел, даже подрались и бороды друг другу повыдергали. Подмастерьев много побили, а товар растащили. Наш-то дядюшка больше других пострадал, теперь в печали очень».

Ага, это у Голицыных дела в Сибири где-то не заладились. Похоже, столкнулись лбами с другими родами, так что до разборок опричников дошло. Интересно девки пляшут, ничего не скажешь! Знать бы ещё, с кем он сцепился, на всякий случай. Ладно, читаем дальше.

«Денежные дела дядюшки совсем плохи стали. Так что вчерась он приказчику и сказал — долги собрать со всех, даже если отсрочку давали. А за тех собак охотничьих, что ты дядюшке привёз, молвил, не платить тебе ни копейки. Ежели ты приедешь за долгом, то говорить, что дома никого нет да уши тебе заговаривать. Обмолвился дядюшка, что ты и так сполна уже получил, а вскорости не до того тебе будет. Но почему — не сказал, только улыбался хитро».

«Собаки» это же кони, да? Ах ты ж хитрый старикашка! Денег мне, значит, платить не хочет? Вот чувствовал я, что князь сволочь, чувствовал. Как поеду в Москву, как зайду к нему на подворье…

Додумать план страшной мести я не успел.

— Дядя Костя!

В комнату ворвалась Ксюшка, подбежала к кровати и от переполнявших чувств стала прыгать рядом.

— Приехал! Приехал! А я говорила, ты сегодня вернёшься! И Тане, и сестре, и тёте Насте, и бабушке Марье! А они меня спать отправили, ждать тебя запретили. Я только проснулась и сразу поняла, что ты дома!

Девочка обняла меня и снова вскочила, не в силах усидеть на месте даже минутку.

— Ты заболел, дядя Костя? Горло болит? У меня тоже горло болело, так меня заставляли пить молоко с мёдом. А в молоке пенки противные! — Она скорчила недовольную рожицу. — Я их не хотела, так тётя Настя и бабушка Марья…

— Позвольте узнать, сударыня, — в комнате появилась Марья Алексевна, — почему это Настасья Филипповна тётя, а я бабушка?

Ксюшка остановилась и наивно захлопала глазами.

— Ой, не знаю. Тётя Настя всё время бегает, что-то делает, так бабушки себя не ведут. А вы сидите больше, указания всем раздаёте, как главная. Я когда была в гостях у маминой бабушки, Надежды Петровны, она также себя вела. Только вы носки не вяжете, — девочка прищурилась, — а все бабушки вяжут, я видела. Но вы, наверное, ещё молодая бабушка, вот и не научились.

Княгиня закашлялась.

— Ох, деточка, — Марья Алексевна подошла к Ксюшке и погладила по голове, — ты как скажешь, хоть стой, хоть падай. Как наш Костя?

— У него горло болит. Наверное, сосульки облизывал на улице. Меня мама очень ругала, когда я так делала, и тоже горло болело. Дядю Костю никто не ругает, вот и не знает, что нельзя их есть. А вы, Марья Алексевна, сосульки пробовали?

Я прикрыл лицо ладонью, чтобы не засмеяться в голос. Нет, положительно удачный случай, что мне пришлось взять к себе Ксюшку. И так было нескучно, но с ней однозначно веселей.

В спальню заглянула Диего, отчего Ксюшка сразу притихла и укрылась за княгиню. Испанка посмотрела на меня, прищурилась и высказала: мол, вот он, вред деланной магии. Пользовался бы Талантом, сохранил бы горло в целости. Ага, кто бы мне ещё показал такой фокус, сама Диего не удосужилась. Но высказать ей в ответ у меня возможности не было. Ничего, вернётся голос, заставлю учить меня разным подобным трюкам.

Как ни старалась Ксюшка спрятаться, испанка заметила девочку и забрала её на тренировку. Марья Алексевна тоже ушла по своим делам, и я снова остался с Таней наедине. Вот только на меня навалилась усталость, глаза сами стали закрываться, и я задремал. Уже проваливаясь в сон, почувствовал — это Анубис восстанавливает силы после активной работы и дурманит меня, чтобы не мешал.

* * *

Проснулся я аж вечером. Стоило открыть глаза, как через пять минут меня принялись кормить ужином. Я хотел было подняться, но Настасья Филипповна встала на пути, не давая и шага сделать.

— Костя, ну куда ты?! Болеешь, так лежи, а не бегай по дому. Если надо чего, ты скажи, сделаем всё, что нужно. Ты что, хочешь с горячкой свалиться? Честное слово, вызову дохтура из Мурома, пусть он постельный режим тебе пропишет.

Меня передёрнуло. Вот уж не надо счастья! Видел я, как лечат такие доктора: кровопускание сделают или пиявок наставят, дают пилюли из всякой дряни, компрессы с уксусом. Из действенных лекарств только рвотное и слабительное. Единственные, кто вызывал уважение, были военные хирурги, по-настоящему спасавшие жизни. А остальные лекари мне казались больше шарлатанами, чем специалистами. Почти век пройдёт, прежде чем они начнут мыть руки перед процедурами. Нет уж, спасибо! Помереть я и сам всегда успею, без этих коновалов. А доктора, лечащего Талантом, ещё попробуй найди — слишком редкий дар, такие люди в столицах живут, а не в глухой провинции.

В груди толкнулся Анубис. Талант мягко намекнул, чтобы я поел и не рвался вставать. Ему, видите ли, силы нужны для собирания эфира. Ёшки-матрёшки, и этот меня хочет уложить в постель! Ладно, буду изображать из себя больного. Вот только попрошу бумагу и карандаш — буду писать, чего мне хочется. Пусть бегают и исполняют мои капризы. А с Анубиса потом возьму ударной работой.

После ужина я выгнал всех, чтобы не охали и не вздыхали надо мной. Тоже мне, нашли умирающего. Всего полдня «болею», а уже надоело до смерти.

До самой темноты я провалялся с чтением. Листал книги по Знакам, выискивая всё, относящееся к Восточной Традиции деланной магии. Раньше я этой темой не интересовался и, к своему удивлению, обнаружил: часть общеизвестных знаков — Восточные. Например, Знак огня именно оттуда. Приглядись я пристальней к особенностям его начертания, мог бы и сам догадаться. А ведь профессора Сорбонны утверждали — Восточная традиция была забыта как слабосильная. То ли специально принижали для авторитета Западной, то ли не углублялись в вопрос.

Я так зачитался, что от книг меня оторвал только бой часов. Уже одиннадцать? Быстренько время летит. Отложив том на тумбочку, я хотел погасить свет. Но в дверь тихонько постучали.

— Константин Платонович, вы спите? — спросила Таня почти шёпотом, заглядывая в комнату.

— Хэээ… — просипел я и махнул рукой.

Она тотчас бесшумно проскользнула внутрь, прикрыла дверь и заперла на задвижку.

— Хэээ?

Девушка приложила палец к губам.

— Я на минуточку. Можно?

Да как же тебе отказать, милая? Особенно когда ты на ходу скидываешь платье, ныряешь ко мне под одеяло и прижимаешься всем телом.

— Я так соскучилась, Константин Платонович! — девушка провела ладонью по моей щеке. — Так боялась за тебя, спать не могла. Только представлю, что ты не вернёшься, и в груди всё обрывается. Не уезжай больше, пожалуйста…

Мурзилка, спавший у меня в ногах, недовольно мявкнул, что ему помешали. Но встал, выгнул спину, спрыгнул с кровати и устроился на кресле у окна. На наше с Таней шебуршание и ухом не повёл.

Нам было совершенно не до кота — оказалось, что я вполне здоров, особенно в некоторых местах. А что молчу, так и слова в такие моменты не нужны. Я обнаружил, что тоже соскучился по Тане. Сильнее, чем мог бы предположить, и больше, чем надеялась она. Странная штука: к орке у меня появлялась настоящая страсть. Может быть, впервые в моей нынешней жизни.

* * *

Утром я проснулся один. Попробовал сказать хоть слово и обнаружил, что голос ещё не восстановился. Но я больше не хрипел и мог внятно разговаривать шёпотом. Лежать мне надоело — я оделся и спустился к завтраку. Все возражения Настасьи Филипповны отмёл: некогда валяться и болеть.

Я велел послать за Семёном Камбовым, старшим опричником. Пригласил его позавтракать с нами и между делом велел доложить, как обстоят дела.

— Во время вашего отсутствия, — тут же замолотил он, — организовали патрулирование южных рубежей имения. На дороге к Меленкам был установлен заградительный кордон. Было остановлено три нарушителя. Один, коробейник с товаром, отправлен обратно в Меленки, и два… ммм… ходячих трупа. Один возле деревни Коровино, другой вышел из леса у Тимошино. Оба были ликвидированы.

Жестом я попросил подробностей. Шептать было неприятно, горло ещё саднило и срывался кашель.

— Подстрелили по ногам из огнебоев. Добили магией и сожгли до костей. Остатки закопали прямо на месте, поглубже.

Блокнот и карандаш были у меня с собой, и я написал им благодарность. Ещё один листочек я передал Лаврентию Палычу — выдать опричникам премию. Своё войско, даже такое маленькое, надо «кормить от пуза», чтобы не было повода смотреть налево.

Закончив завтракать, я с трудом отбрыкался от Настасьи Филипповны, снова попытавшейся меня уложить в постель. Я её, конечно, люблю, но перебарщивать с навязчивой заботой тоже не надо. Чтобы прекратить спор о моём здоровье, я отправился в свой кабинет и приказал до полудня не беспокоить.

На всякий случай дверь я запер на ключ. Домашним я полностью доверяю, но сейчас меня ждал маленький секрет.

В кабинете, уже после смерти дяди, я нашёл тайник. Если нажать на бронзовую розу в настенном подсвечнике, а затем потянуть соседний завиток, книжный шкаф у дальней стены отъезжает в сторону. За ним открывается узкий проход в стене, за которым имеется секретная «кладовка». Совсем маленькая: шаг в ширину, два в длину. Не думаю, что здесь можно спрятаться в случае опасности, — вентиляции нет, воздуха хватит ненадолго. Но можно хранить ценные и опасные вещи.

На полочке в тайнике уже стояли мои книги по деланной магии, middle wand Нервный принц и шкатулка с деньгами на личные расходы. (Для усадьбы и мастерских деньгами ведает Лаврентий Палыч, а у меня свой личный кошелёк на непредвиденные траты). Рядом с денежной шкатулкой я поставил вторую, с архивом Сумарокова. К этим документам придётся вернуться позже, когда подтяну теоретическую базу.

Кстати, надо будет не забыть отнести в тайник и дневник Бернулли. Его сейчас Таня и Александра копируют по моей просьбе. Не руками естественно, переписывая пером, а магическим образом: над листом бумаги рисуется связка Знаков, активируется, а затем эфирная конструкция перетаскивается на чистый лист. Долгая нудная работа, но для моих учениц хорошая практика, пусть набивают руку на Знаках. Тем более это не моё самодурство: дневник Вахвахова отдала в ужасном состоянии. Бумага дрянная, рвётся от любого неосторожного движения. Так что читать лучше будет с копии, хоть там и бледновато получается.

Кроме магических штук и денег в тайнике лежали древние драгоценности. Те самые, что я нашёл в кургане и выторговал у Сумарокова. Кольца и ожерелье меня не слишком интересовали, а вот золотой обруч так и просился в руки.

Света в секретной каморке было маловато, так что я взял корону и вернулся в кабинет. Подошёл к окну и стал рассматривать. Древний кузнец-ювелир сплёл её из золотых полос без особых изысков и почти сплавил их вместе. Грубая вещь получилось, но с какой-то особой, наивной красотой.

Только сейчас я обратил внимание, что в толще золота тянутся нити эфира. И не такие уж и тонкие, скрученные в канатики. Хитрый узор этих нитей показался мне знакомым. Где я такое видел? Нет, пожалуй, не вспомнить. А вот для чего он сделан? Зачем в корону встраивать магический узор? Внушать покорность подданным? Пугать врагов? Поддавшись внезапному порыву, я поднял обруч и надел на голову.

Я пошатнулся и схватился за подоконник, чтобы не упасть. Ёшки-матрёшки! Это что?!