Аферисты. BIG-ЛАЖА-TOUR, или Как развести клиента на бабло

Александр Малюгин, 2007

Они не могут жить без афер, как наркоман не может жить без кайфа. Ваши мечты, слабости и пороки они превратят в свои деньги. И вложат их в очередные воздушные замки. Кто-то из них заплатит своей жизнью, а кто-то – чужой. И вы, садясь в самолет, предвкушаете рай впереди. А попадете в ад.

Глава 9

Шел четвертый день Димкиного запоя. Даша аккуратно пометила в календарике: «Суббота — пик». Ларчиков, случайно заглянув в этот странный талмуд, пошутил:

— А сегодняшняя пятница что, бубны?

— Пик, — серьезно объяснила лисичка, — это типа кульминация запоя, характерная резким переходом исключительно на пиво.

В отличие от Вадима Фрусман уже совсем не интересовался здоровьем несостоявшегося партнера. Недавний успех Ларчикова с Казанцевой вдохновил его на новые подвиги: сплюнув три раза, он позвонил известному политику, депутату Госдумы Сергею Полянскому. Разговор был коротким — на том конце бросили трубку.

— Ну, падла, держись! — заорал Лева, и громадные глаза его набухли, словно шиповник, залитый кипятком.

— Нет, Лева, — вздохнул Ларчиков, — Полянский — не наш клиент.

— Еще какой наш! Три месяца назад он отдыхал в Нетании. Заглядывал там кое-куда.

— В твой «махон бриют»? — усмехнулся Вадим.

— Казанцева про салон рассказала?

— Она.

— Сука… Мы там сделали несколько любительских снимков. Хочу их кому-нибудь показать. В журнальчик какой-нибудь пристроить. С руками оторвут!

— Если прежде Полянский не оторвет тебе голову.

— Ой, я тебя умиляю! — воскликнул Лева, скорчив самоуверенную гримасу.

Оставив Фрусмана в глубоких раздумьях, Вадим поехал с Дашей в типографию. С утра звонили и просили забрать тираж «карты паломника», который был отпечатан фактически за один день. Макет создавали втроем. Даша нарисовала вверху изогнутого пеликана, символизирующего, по ее мнению, судьбу вечного странника. Лева составил официальный текст: «Эта карта выдана… действительна по… гарантирует обладателю…» Ларчиков довел до кондиции весь макет — в армии он набил руку на дембельских альбомах и стенгазетах.

У грузчиков был обеденный перерыв, и Вадим сам таскал пачки и укладывал их в нанятую «газель». Даша скрупулезно подсчитывала. На двадцать пятой вдруг хлопнула себя по лбу:

— Блин, я же забыла тебе сказать! Звонили из «Фрегата». Там какие-то бандюганы приехали по поводу Ледяного отеля. Ждут тебя.

— Вот черт! — возмутился Вадим. — Почему ты всегда забываешь самое важное?

Быстренько погрузив остатки тиража, Ларчиков отправил Дашу домой и на той же «газели» помчался в свой офис на Остоженку.

В просторной комнате, заклеенной работами Роксанны Льюит, Патрика Мак-Маллана и Алекса Кайзера^[4], сидело четверо «клонов», четыре плотные овечки Долли — в одинаковых синих куртках-алясках. Это была, образно выражаясь, первая туча над Куршевелем. И поэтому Ларчиков немного постоял на пороге, оценивая ситуацию: таких наездов он пережил немало, однажды даже стреляли, но каждый раз ничего невозможно было предугадать. Клиент с рожей местечкового маньяка-убийцы мог говорить вежливо, приветливо улыбаться, добросовестно вникать во все посольские заморочки и даже шел в итоге на какую-нибудь доплату. А к примеру, милый юноша с лицом невинного эмбриона внезапно резко дергал «молнию» на кожанке и показывал серебристую рукоять ствола. Ему, киллеру-стажеру, не смогли поставить американскую визу, а земля уже горит под ногами, и терять ему нечего, и поэтому «пацаны, у вас есть один день, чтобы уломать посла!..».

Ларчиков перестал гадать, к какой категории относятся эти люди, поздоровался и сел напротив.

— Вы по поводу Ледяного отеля? — спросил он. — Чаю хотите?

Ответа не последовало. Один из «клонов» встал:

— Вы директор? Пройдемте в ваш кабинет.

Ларчикову ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Секретарше Верочке, терпеливо ожидающей некоего тайного знака от шефа, громко сказал:

— Верочка, ты все-таки приготовь чай. На всякий случай.

Та улыбнулась. Фраза при дешифровке означала: через полчаса вызывай ментов Крютченко. Потом он вдруг вспомнил, что майор Крютченко Андрей Сергеевич был как раз в списках на Куршевель. Узнав последнюю новость — о побеге со всеми деньгами Свиридова, — знатный «крышевщик» в сердцах бросил: «О, теперь, сынку, сам все и разруливай!»

— А, нет, Вера. Чай отменяется.

— Как отменяется?

— А вот так.

Дверь закрыли на ключ, ключ положили в карман.

— Это еще зачем? — напрягся Вадим.

— Не нужно, чтобы нам кто-то мешал, — пояснил, по всей видимости, старший довольно вежливым тоном.

Ситуация, впрочем, напомнила Ларчикову анекдот о прозекторе, который перед вскрытием всегда обращался к покойнику со словами: «Извините за беспокойство». «Черт, знал бы, захватил браунинг!» — мелькнуло в голове с досадой.

— Короче, объясняю ситуацию. Ледяной отель был впервые слеплен еще в 1892 году. — Вадим стал безбожно врать, сам пока не зная для чего. — Стоял февраль, мела вьюга, некуда было поставить лошадей.

— Что? — переспросил бригадир. — Чьих лошадей?

— Посла. Русского посла Синебрюхова. И потом он каждый год присутствовал на открытии Ледяного отеля в Куршевеле. Обязательно! Собственноручно перерезал красную ленточку, пили шампанское с французами. «Абрау-Дюрсо».

— Хорошее шампанское, — заметил один из четверки. — Так это был изначально наш совместный с западенцами проект?

— Ну да, совместный. Я это к чему говорю… У отеля давние традиции, долгая история, и никто не собирался вас обманывать. В феврале в этом Куршевеле всегда было минус двадцать — двадцать пять. Но подул южный ветер, пришел циклон с Атлантики. Все растаяло к чертовой матери, не только ваш Ледяной отель!

— Ваш, а не наш, — опять же вежливо уточнил бригадир.

— Что, простите?

— Я говорю, ваш отель, а не наш. Если б наш, мы бы платили неустойку. А так — вы будете платить.

— Какую неустойку? За что? Это форс-мажор! — возмутился Ларчиков.

— Послушайте сюда. Мы не могли к вам подскочить сразу, потому что у нас была важная деловая встреча. И вы, наверное, окунувшись в круговорот житейских забот, совсем забыли о нас.

— Я не забыл.

— Ну, тем лучше. Дело вот в чем. Вы, наверное, представляете специфику нашей работы? По рукам вижу, что представляете… Ребята устают, очень устают. Работа, скажу вам честно, грязная, постоянный эмоциональный напряг. — Старший вдруг усмехнулся. — Совсем, совсем не то, что о нас в фильмах показывают! Ну вот. Я хотел ребятам подарок сделать. Знаете, горный воздух очень полезен. А вы нам весь кайф обломали.

— Да, но я ведь все деньги верну!

— Это понятно. Но мы потеряли не деньги, нет. — Бригадир помолчал и сказал неожиданно сурово: — Мы потеряли нервы.

— Позвольте, я все-таки попрошу чаю, — с трудом выговорил Вадим.

— Бросьте! Все мы знаем про ваш чай. Нет с вами уже никакого Крютченко.

Ларчиков медленно отвинтил армейскую флягу, понюхал «Мартель».

— Хотите?

Бригадир, оттопырив мизинец, два раза глотнул.

«Артистический тип», — подумал Вадим.

— И о какой неустойке идет речь?

— Значит, четыре штуки за четыре путевки вы нам и так должны, верно? Плюс двадцать.

— Чего?

— Плюс двадцать тысяч долларов.

— Откуда такая цифра?!

— Честно? Моей жене просто вчера двадцать лет стукнуло.

«Клоны» расхохотались, теребя свои капюшоны на куртках. Затихнув, назначили срок: три дня. Провожая делегацию до выхода, Ларчиков подмигнул Сальвадору Дали, глядевшему со знаменитого фотопортрета куда-то, по-бандитски, в сторону: видал, мол, какой у нас беспредел!

— Радует ваше бодрое настроение, — бросил на прощание бригадир.

…Закинув последнюю пачку из «газели» на антресоли, Вадим отхлебнул чуть ли не полфляги коньяка. Не помогло. А тут еще в подложечной области запульсировало — гастрит, черт бы его побрал, мина замедленного действия.

Дома никого не было: Даша гуляла с подругой или с ее собакой, Лева встречался с депутатом Полянским. Димка валялся в прострации. Чтобы хоть как-то разрядиться, Ларчиков решил побеседовать с подвижником концептуального искусства о вреде алкоголя.

Тот лежал на полу, засунув под голову кулак, и смотрел в потолок, как в космос. Рядом стояла батарея пустых пивных бутылок.

— Ну, открыл новую планету? — грубовато спросил Ларчиков, не ожидая, впрочем, никакого ответа.

Однако Димка вдруг зашевелился и попытался с помощью кулака приподнять свою проспиртованную голову. Вскоре ему это удалось.

— А… Т-т-ты, — проблеял он. — Налей… налей мне. — И жалко улыбнулся, как новобранец дембелю.

От этой улыбки желание читать лекцию мгновенно пропало. Хоть этот человек (сейчас, скорее, паразитный гриб, мох из гербария) и увел у него любимую девушку («забил интеллектом», образно говоря), Ларчиков по-прежнему симпатизировал ему. Чуть больше года назад, когда они скитались с лисичкой по коммуналкам, Димка Курляндцев распахнул перед ними двери своей огромной фазенды. А ведь он знал их всего один январский денек — познакомились на Рождество, Димка в гуляющей толпе прятался от очередного запоя. Сейчас можно только гадать, почему Курляндцев проявил такое гостеприимство. Возможно, он боялся самого себя в опустевшей после недавней скоропостижной смерти родителей квартире (отец и мать скончались от инфаркта один за другим) и мгновенно положил глаз на Дашку, рассматривая ее в разных ипостасях: любовницы, сиделки, гонца за водкой. Кто знает. Однако факт остается фактом: в январе Курляндцев сдал им комнату в центре Москвы за смехотворную плату — пятьдесят долларов. Вадим стал искать пиво. Под кроватью обнаружилась неоткрытая бутылка. Он двинул горлышком о стол, поднес к губам Димки. Тот покачал головой и с той же жалкой улыбкой прохрипел:

— Водки… Водки! Там, за цветочным горшком.

Ларчиков вспомнил Дашино «суббота — пик» и как бы сравнил два лица по степени страдания: ее и Димкино. «Сильный пол» выиграл, и Вадим стал шарить за кактусом. «Гжелка» слегка нагрелась на забрызганном солнцем подоконнике. Наливая стакан на треть, Ларчиков подумал, что продолжение этого запоя ему было бы на руку. Катастрофа с Куршевелем требовала быстрых и серьезных доходов от аферы с паломниками, а Курляндцев стал бы непременно клянчить свою долю.

Да, на руку, если б час назад он не принял другое кардинальное решение.

— Полный!.. Полный! — зашевелился Димка.

Непонятно почему, наверное, в силу глупой мужской солидарности, он плеснул ему доверху.

Около полуночи в дверь Вадима поскреблись.

— Открыто, — отозвался он.

В проеме показалось лицо Даши, озабоченное, глазки бегали. Вошла, встала у косяка.

— Я не могу, он меня замучил. Я думала, всю водку у него отняла. А тут нашла под ним бутылку. Вот. — И она вытащила из-за спины пустую «Гжелку».

— Как это — «под ним»? — скосил под дурачка Ларчиков.

— Он лежал на ней. Спиной. А тут повернулся — смотрю, «Гжелка».

— Может, это старая «Гжелка»?

— Какая старая?

— Ну, он раньше ее выпил. Вчера, позавчера. А бутылка случайно под него закатилась.

Они разговаривали о Димке как о неодушевленном предмете, как о лодке в грозу.

— Да я же все бутылки собрала уходя! — воскликнула в отчаянии Дашка. — Я всю комнату перерыла!

«Плохо же ты рыла, — подумал Вадим, вспомнив о кактусе. — Глубже надо рыть. И ширше».

— Может, врача с капельницей вызвать? — Он потянулся к записной книжке.

— Это все без толку. На два дня очухается — и снова в запой. Значит, его организм еще не насытился.

— Вот тебе и «суббота — пик», — жестко сострил Ларчиков.

Даша присела рядом на диван. Ее рука потянулась к его щеке. Рука была холодной: лисичка страдала малокровием и всегда мерзла. Вадим инстинктивно отодвинулся.

— Холодно?

— Ничего.

— Господи, как мне все надоело! Живу от заката до запоя!

— Я тебя предупреждал. Помнишь, после встречи старого Нового года, когда он напился в первый раз. Я тебе сразу сказал — Димка алкоголик, у него все признаки.

— Но ведь он потом аж до мая не пил. И сорвался только на праздник. — Она вздохнула, недовольно посмотрела на свои ногти. — Блин, совсем себя запустила… Слушай, может, мне это… к тебе вернуться?

— Не надо, — чуть не расхохотался нервно Ларчиков.

— Почему?

— Не надо, и все.

Не мог же он ее напрямую спросить: а сбежишь со мной в Краснодар дня через два? В смысле мог, но что толку: все равно бы не согласилась. Она могла удрать с ним только на дачу Касыма. Но на эту далекую поездку у него не было денег.

Примечания

4

Фотографы, снимавшие звезд и группировавшиеся вокруг легендарного нью-йоркского диско-клуба «Студио-54».