Миры душ. Испытание парагона

Александр Мартынов, 2022

Искусство магии зародилось в далекой древности благодаря группе единомышленников, пожелавших разгадать тайны вселенной. В те времена семьи магов объединились, чтобы вместе развивать свое искусство и открывать новые знания. Однако со временем в их кругу произошел раскол, и некоторым семьям пришлось спасаться бегством. Но даже спустя столетия изгнанники все еще помнят о былой миссии. Они продолжают изучать магию, а также соблюдают древние традиции. Испытание парагона как раз является одним из таких обычаев. В этом ритуале сходятся в поединке наследники магических родов. Самый сильный из них обретет почетное звание парагона. Пришло время нового испытания, и пять семей готовы сразиться друг с другом за титул. Ради победы верховные маги пойдут на многое: союзы, предательства и тайные интриги. Никто не рассчитывает на честный бой, а потому каждый пустит в ход все доступные средства. Победит самый подлый и коварный, если только участники испытания не перевернут ход игры.

Глава 2. Инициация

Кенши Арамаки вернулся в свой особняк. Вид у него был совсем нерадостный. Он предполагал, что этот день однажды наступит, но все равно оказался морально не готов к нему.

В додзе на территории особняка горел свет. Кенши прекрасно знал, что это значит. Дочь продолжила свои тренировки, хоть он и велел на сегодня взять перерыв. Арамаки тихо раздвинул входные двери и увидел Мисато, сидящую в окружении ряда длинных свечей. Периодически некоторые из них загорались, однако Мисато с раздражением тут же тушила их и снова садилась точно посредине круга. Чтобы привлечь ее внимание, Кенши щелкнул пальцами, после чего одновременно зажглись все свечи. Мисато резко обернулась и заметила своего отца, прислонившегося к стене.

— Кажется, я просил тебя закончить на сегодня, — сказал Кенши.

— У меня почти начало получаться, — стала оправдываться Мисато. — Мне удалось зажечь половину свечей.

— Половину, — усмехнулся Арамаки. — В твои годы у меня едва получалось зажечь три. Ты молодец.

Мисато улыбнулась, однако следующие слова отца вновь заставили ее стать серьезной:

— Но половины недостаточно. Помнишь, я рассказывал тебе об испытании парагона? Сегодня Альберт Фольштейн выступил инициатором. Через двенадцать дней ты явишься в качестве кандидата от клана Арамаки и примешь участие в испытании.

— Я выполню свой долг, отец, — пообещала Мисато.

— Знаю, — кивнул Кенши. — Еще ни один кандидат от Арамаки не подвел свой клан. Однако верно и то, что никому из нас так ни разу не удалось выйти победителем из испытания. Более того, никому не удалось даже выйти живым. Ты знаешь почему?

— Потому что таков путь Арамаки, — не дрогнув ответила Мисато. — Мы сражаемся до конца.

— Да, — сказал Кенши. — Еще ни один Арамаки не сдался врагу, чтобы спасти свою жизнь. Я знаю, ты тоже не сдашься. Однако испытание началось слишком рано. Твое обучение еще не завершено. За двенадцать дней придется изучить то, на что у тебя должны были уйти годы.

— Я справлюсь, отец, — ответила Мисато, поклонившись. — Я освою все, чему ты меня научишь.

— Это хорошо. Решимость тебе пригодится. А еще тебе пригодится знание о твоих соперниках. Против тебя выйдут наследники четырех великих кланов. Всего таких кланов двенадцать, но в этом мире присутствуют ветви только пяти из них. Тебе будут противостоять Фольштейны, Ламперужи, Бергманы и Малковы. Первые два клана пытаются вести себя так, будто бы они все еще уважаемые маги в рядах Капитула. Но то время давно прошло. Вся их роскошь и статус лишь ширма, скрывающая тоску по былым временам. Бергманы же нашли успокоение в деньгах. Они постоянно пытаются заработать все больше и больше, но с каждой новой монетой лишь сильнее распаляют свою жажду богатства. Наконец, Малковы — самые беспринципные среди всех великих кланов. Для них цель всегда оправдывает средства. Я мог бы даже уважать их за это, если бы не темные личности, кружащиеся вокруг клана Малковых. Есть поговорка: скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты. Так вот, глядя на союзников Малковых, можно сказать, что все они отпетые мерзавцы.

— Я заставлю их всех познать на себе силу меча клана Арамаки! — пообещала Мисато.

— Испытание парагона само по себе не подразумевает убийство, — остановил ее Кенши. — Чтобы стать парагоном, тебе нужно заполучить четыре фамильные реликвии, что кандидаты принесут с собой. Твоей реликвией станет наш родовой клинок. Он же будет и твоим основным оружием. Но убивать соперников необязательно. Если ты заставишь кандидата отдать тебе реликвию, он автоматически выйдет из испытания.

— Но если так, то почему на испытании происходит так много смертей?

— Потому что убийство наиболее простой и гарантированный способ отобрать реликвию, — вздохнул Кенши. — Моему старшему брату Кадзи почти удалось стать парагоном. Но он потерпел поражение, находясь в шаге от победы. Оскар Ламперуж оказался хитрее и смог застать его врасплох. Вот еще один урок тебе: всегда оставайся настороже. В отличие от нас враги не будут руководствоваться принципами честного поединка. Все они гнусные и жестокие. Не стоит ожидать от них проявления чести.

— Я поняла, отец, — кивнула Мисато.

— Тогда, наконец, можем перейти к твоему обучению. До этого я рассказывал тебе о природе потенциала, но не вдавался в подробности. Я хотел, чтобы ты сама во всем разобралась. Однако у нас больше нет такой роскоши, как время, поэтому придется ускорить процесс. Я детально расскажу тебе, что такое потенциал и как управлять им.

Мисато внимательно слушала каждое слово отца. До этого она безуспешно пыталась самостоятельно постичь тонкости магического искусства, но даже после сотен часов изнурительных тренировок все еще оставалась в начале пути.

— Итак, — начал Кенши, — вся материя состоит из потенциала, как и мы сами. Физические законы, по которым работает наша вселенная, лишь прослойка, через которую мы воспринимаем реальность. Исследования величайших магов косвенно подтвердили, что существует так называемая протовселенная, которая проецирует миры, в том числе и наш, в материальное пространство. Если сильно упростить, то существует отдельное измерение, создавшее для нас что-то вроде песочницы. Мотивы протовселенной все еще остаются загадкой даже для самых светлых умов. Говорят, что лорд Кэллум может что-то знать об этом, но божество, похоже, не желает делиться ответами с простыми смертными. Тебе же важно понимать следующее: изначально существовал лишь потенциал, физические законы появились потом. Яблоко падает со стола из-за того, что кто-то прописал подобное поведение в механизме нашей реальности. Кто-то решил, что физические тела должны притягиваться друг к другу с силой, зависящей от массы и расстояния. Но эти правила лишь надстройки над перемещением потоков потенциала. Именно изменения в этих потоках и отвечают за любое действие в нашей вселенной.

— Я читала об этом в одной из твоих книг, но никогда не могла полностью ухватить суть.

— Это нормально, — улыбнулся Кенши. — Даже я не уверен, что до конца понял весь смысл. Однако я считаю себя довольно компетентным в данном вопросе и поэтому хочу передать свои знания тебе. Так вот, — продолжил Арамаки, — все вокруг нас потенциал. Возникает вопрос: что можно с этим сделать? В мирах, подконтрольных Диктату, нашли довольно простое решение. Люди здесь целиком принимают правила, навязанные протовселенной, и живут согласно им. В Диктате процветают технологии, или, проще говоря, различные искусства обращения с материей. Должен признать, люди здесь смогли создать поразительные вещи. Они научились летать по небу и передавать информацию на огромные расстояния за доли секунды. Однако любой маг будет смотреть на эти достижения в лучшем случае снисходительно, как если бы наблюдал за бегуном с костылями. Мы не пользуемся материальной надстройкой, а сразу обращаемся к первооснове. Каждый человек обладает врожденной пси-активностью, позволяющей влиять на течение потенциала. В Диктате это называют псионическим полем, а в Империи для этого используют такой термин, как душа. Однако от перемены названия суть не меняется: люди способны влиять на потенциал, а значит, способны влиять и на материальную реальность. Понимаешь, Мисато?

— Да, отец, — кивнула Арамаки.

— Тогда самое время перейти к рунам, — предложил Кенши. — Факт псионического влияния человека на мир установили давным-давно. Все эти сказки о людях с невероятными способностями имеют под собой вполне себе реальную основу. Человек, сам того не осознавая, совершал манипуляции с потенциалом, что приводило порой к заметным последствиям. Однако за всем этим не стояло какой-либо системы. Магические инциденты случались спонтанно под влиянием сильных эмоций. Но так не могло продолжаться вечно. Мудрые и просвещенные ученые своего времени объединили усилия, чтобы разобраться в природе феномена и выявить закономерности. Позже эту группу назвали Капитулом магов. Капитул открыл потенциал как явление и стал пробовать взаимодействовать с ним. Вскоре появилась целая методология. Основная суть заключалась в том, чтобы выстраивать маршрут для псионической энергии внутри своего разума, а затем прокладывать этот мыслеобраз в реальности при помощи потенциала души заклинателя. Да, именно Капитул открыл то, что человеческая душа не только пси-активна, но и обладает собственным запасом потенциала. Этот потенциал относительно быстро восстанавливается после использования, однако злоупотреблять им не стоит. Энергия души связана с нашим физическим телом. Пока потенциал на максимуме, излишек энергии направляется на поддержание нашей телесной оболочки. Так человек может практически перестать стареть, обходиться без воды и пищи, а также быстро залечивать любые раны, не оставляя шрамов. Но стоит потратить потенциал, как все это прекратится и тело перестанет получать поддержку, пока уровень пси-энергии не восстановится.

— Это понятно, но ты так и не объяснил, откуда взялись руны, — сказала Мисато.

— Руны появились из-за попытки упростить магические методики, — ответил Кенши. — Ты на своем опыте знаешь, насколько трудоемко выстраивать в голове точный мыслеобраз для направления потенциала. Маги решили выделить стандартные приемы в виде символов и уже из них складывать магическую последовательность. Поначалу ничего не получалось. Маги долго ломали голову над решением проблемы, пока внезапно не заметили, что некоторые символы внезапно стали работать. Капитул подробно изучил феномен и пришел к выводу, что в стремлении стандартизировать магию колдуны непроизвольно соединили псионическую активность своих душ и прописали в ткани мироздания новые правила. Таким образом удалось привязать набор манипуляций с потенциалом к материальному символу. Капитул продолжил эксперименты, и через некоторое время появился рунический алфавит. А вот затем в среде магов произошел раскол. Я уже как-то рассказывал тебе вкратце об этом.

— Да, после раскола наш клан изгнали из Империи.

— Все так, Мисато, — вздохнул Кенши. — Капитул вошел в состав новообразованной Империи, и поначалу ничего не предвещало беды. Но уже вскоре император всерьез заинтересовался магией и решил сделать ее повсеместной. Вот только мы были к этому еще не готовы. Нам едва удалось прочно вплести рунический алфавит в структуру реальности, а от нас уже требовали привнести магию в каждый дом. Капитул не смог предоставить императору такого ответа, который бы его удовлетворил, и тот решил проблему по-своему. В Империи уже набирала популярность Церковь Единения. Изначально ее создали для укрепления вертикали власти и объединения людей под имперскими идеалами. Но нашлось еще одно применение для этой организации. Ты уже догадалась, какое именно?

— Думаю, да, — кивнула Мисато.

— Знаю, ты у меня умная, — похвалил ее Арамаки. — Церковь Единения аккумулировала вокруг себя просто невероятное количество потенциала. Представь себе миллионы верующих, считающих Церковь чем-то очень важным. Они неосознанно вплели ее в ткань реальности, создав что-то вроде огромного псионического вихря. Теперь за Церковью тянулся широкий след из потоков потенциала, энергию которых можно было направлять в своих целях. Вот только была одна проблема: церковники даже малейшего понятия не имели о принципах взаимодействия с потенциалом. У них был только наш рунический алфавит и огромное количество энергии. Что произошло дальше, нетрудно представить. Церковь освоила сотворение заклинаний, но каждого мага бросало в дрожь, когда он видел, как церковники обращаются с рунами. Если маги, узнав о потенциале, сперва создали своеобразную псионическую дверь, а потом изготовили для нее набор ключей, то церковники просто брали нашу дверь и выбивали ее вместе с петлями! Они понятия не имели, какие знания стоят за рунами. Для них это были просто закорючки. Церковники подавали на руны потенциал и так создавали чары. Глупцам было невдомек, что это работает лишь благодаря сотням ученых магов, ежедневно пытавшихся структурировать потенциал, тем самым прописывая руны все глубже в ткани реальности. Если бы колдуны внезапно исчезли, то руны быстро превратились бы в бесполезные наборы линий. Ведь церковники не привносили в них ничего, кроме невежества и фанатичной веры. Некоторые кланы магов не могли терпеть подобное и потребовали запретить Церкви Единения пользоваться рунами. Но было уже поздно. Император оказался в восторге от деятельности церковников и поставил перед Капитулом условие: либо он окажет полную поддержку Церкви, либо будет распущен и реорганизован. Большинством голосов внутреннего круга Капитула было решено согласиться на условие Императора. Но двенадцать кланов отказались предавать магию, за что и были изгнаны. Арамаки — один из этих кланов. Нам пришлось сбежать в Диктат и затаиться здесь. Мы создали общество «Парагон», чтобы вместе продолжить дело, начатое еще в Империи. Но с тех пор прошло очень много лет. Многие кланы успели позабыть о своей истинной цели, но только не Арамаки. Мы по-прежнему защищаем интересы магии и будет заниматься этим впредь. Испытание парагона проводится как раз для того, чтобы кланы подтвердили свою решимость.

— И я не подведу клан, — пообещала Мисато.

— Не подведешь, если научишься контролировать потенциал. Например, возьмем те же свечи. Ты не можешь зажечь их ровно по одной причине: мыслеобраз в твоем сознании неверный. Ты должна вплоть до мельчайших деталей смоделировать в голове движение потоков потенциала. Тогда, пропустив через контур псионический импульс, ты сможешь создать множество маленьких искорок и зажжешь свечи. Для этой задачи не нужно много энергии, но нужна предельная концентрация и планирование. Именно этими качествами должен обладать любой уважающий себя маг. У тебя есть целых двенадцать дней, чтобы развить их.

— У меня получится, — вновь кивнула Мисато.

— Знаю, ведь я буду помогать тебе.

Кенши сел рядом с Мисато и начал тренироваться вместе с ней. Время ускользало от него, однако он надеялся, что успеет передать дочери достаточно знаний. Мисато непременно будет биться с честью и не запятнает имя Арамаки. За это она отдаст даже свою жизнь, поэтому Кенши сделает все, чтобы ей не пришлось идти на крайние меры.

Уильям нетерпеливо поглядывал на часы, ожидая приезда Альберта Фольштейна. Тот уже давно должен был вернуться. Но, как подозревал Уильям, Фольштейн наверняка завел разговор с его отцом насчет будущих планов. Наконец, в окне показалась машина, остановившаяся перед самым крыльцом. Альберт с довольным видом покинул транспорт и направился ко входу в поместье. Уже вскоре он добрался до своего кабинета, по дороге тепло поприветствовав Уильяма:

— Здравствуй, Уилли! Как там мой внук? Надеюсь, с ним все хорошо?

— Все замечательно, господин Фольштейн. Он сейчас вместе с Николь, и у них есть все необходимое, — слегка поклонился Уильям.

— Это замечательно, — ответил Альберт. — Вот только перестань уже звать меня господином Фольштейном. Ты для меня все равно что сын. А среди родственников не приняты официальные обращения.

— Хорошо… отец, — после небольшой паузы ответил Уильям.

— Прекрасно, просто прекрасно, — широко улыбнулся Фольштейн. — Я буквально только что разговаривал с Оскаром. Спешу сообщить тебе приятные вести: союз между Фольштейнами и Ламперужами успешно заключен, так что ты и твой брат Рой будете вместе сражаться на испытании. Титул парагона достанется тебе, что гарантирует нашему союзу долгое и светлое будущее. Ну и, разумеется, мой внук останется в доме Фольштейнов. Вы с Николь сможете дать ему имя и будете вместе жить счастливой семьей. Если честно, я даже вам немного завидую, — с чувством вздохнул Альберт.

— Пока еще рано праздновать, — осторожно заметил Уильям. — Для начала нужно победить в испытании.

— Не переживай! — замахал руками Фольштейн. — Против вас будет девчонка с мечом из дома Арамаки. Она, конечно, опасна, но не чета тебе. От Бергманов выступит банкир. Даже не буду это комментировать. У Малкова так вообще кандидата нет. Вы с Роем справитесь в два счета.

— Я недавно общался с отцом, — покачал головой Уильям. — Он иначе описывал моих противников.

— Я понимаю беспокойство Оскара, — сказал Альберт. — Наши противники попытаются во что бы то ни стало одолеть нас. Возможно, я слишком расслабился, но у меня так давно не было поводов для хорошего настроения. Как подумаю, что на испытание пришлось бы отправить Николь, так внутри все сжимается.

— С ней ничего не случится, — заверил Уильям. — Ведь я пообещал сделать вашу дочь счастливой.

— Ах да, Ламперужи всегда держат слово, — подхватил Альберт. — Приятно, что ты до сих пор верен принципам. Я буду только за, если эти слова станут девизом и дома Фольштейнов.

— Но я беспокоюсь за Роя, — внезапно сказал Уильям. — Брат постоянно встревает в неприятности. Возможно, он даже не знает о начале испытания. Я должен найти его.

— Мне кажется, это Оскар должен поговорить с ним, — заметил Фольштейн.

— Они ненавидят друг друга, — возразил Уильям. — Лучше будет, если с ним поговорю я.

— Раз ты так считаешь… — неуверенно согласился Альберт. — Только возьми сперва вот это.

Он снял с руки перстень и протянул его Уильяму:

— Это фамильная реликвия Фольштейнов. Теперь она твоя.

— Это большая честь для меня, — сказал Уильям, принимая кольцо. — Я вернусь, как только поговорю с братом.

— А я пока навещу внука, — ответил Альберт. — Жаль, что пока не могу называть его по имени. Но скоро это изменится.

— Да. Для моего сына уже придумано имя, и он его получит.

В задымленной комнате среди гор бутылок Рой отчаянно боролся с похмельем. Вечеринка выдалась на славу. Это он понимал по непрекращающемуся звону в ушах. Рой рефлекторно потянулся за портсигаром и привычным движением извлек оттуда сигарету. Затем он поджег ее щелчком пальцев и крепко затянулся. Этот магический трюк он освоил одним из первых, чтобы обходиться без зажигалки. Ламперуж всегда считал, что магия имеет смысл только тогда, когда приносит реальную пользу по жизни. Знания же ради знаний бессмысленны.

Откинувшись в кресле, Рой выпускал густые клубы дыма и пытался рассмотреть в них какой-нибудь причудливый образ. Но в этот раз ничего любопытного не получилось. Перед глазами витали лишь бесформенные облачка.

— Значит, сегодня денек будет так себе, — проворчал Рой.

— А? Ты что-то сказал? — спросил заспанный голос с соседнего дивана.

Это был один из вчерашних собутыльников Роя. Кажется, кто-то из синдиката, но Ламперуж никак не мог вспомнить его имени. Значит, это мелкая сошка. Серьезных людей Рой старался не забывать.

— Слушай, а где это мы? — спросил он в ответ.

— Как это где? — захохотал человек на диване. — Это ж хата моя. Вчера мы с тобой рубились в бильярд. Потом я пригласил тебя к себе. Мы набрали бухла и девочек… Эээ… кстати, где… где девочки? — он удивленно огляделся вокруг.

Рой потянулся за бумажником. Разумеется, тот оказался пустым. Однако Ламперуж не стал сильно переживать по этому поводу. Он был морально готов расстаться с этими деньгами, когда напивался в стельку среди незнакомых людей. Главное, что портсигар на месте. Это была единственная вещь, имевшая для него значение.

Рой встал на ноги. В голову резко ударило, и он едва не рухнул обратно в кресло. Благо похмелье уже стало его постоянным спутником, поэтому Рой научился сопротивляться головокружению и тошноте. В этот момент раздался настойчивый стук в дверь.

— Никого нет дома! — крикнул хозяин квартиры со своего дивана.

— Открывай! — продолжал молотить в дверь незнакомец. — Рой, я знаю, что ты здесь!

Ламперуж удивленно тряхнул головой. Голос показался ему удивительно знакомым. Кажется, это его брат. Но что он забыл здесь?

— Сейчас! — отозвался Рой, медленно ковыляя к двери.

Он повернул ручку замка и впустил брата. Уильям зашел в комнату и тут же закашлялся от густого табачного дыма.

— Все еще не переносишь сигареты? — спросил Рой.

— Все еще впустую тратишь деньги и время? — спросил в ответ Уильям, обводя руками комнату. — С каждым разом твои собутыльники становятся все более и более… убогими.

— Эй, Рой! Этот хрен что, назвал меня убогим? — возмутился хозяин комнаты.

— Вроде так он и сказал, — лениво ответил Ламперуж.

— Тогда я наваляю ему! — вскочил тот с дивана. — Когда закончу, вынесу его вместе с мусором.

— Я бы тебе не советовал… — попытался остановить его Рой.

Но было поздно. Бандит из синдиката накинулся на Уильяма, однако быстро пожалел о своей затее. Фольштейн перехватил его руку и с хрустом вывернул. Раздался отчаянный крик, который Уильям тут же прервал резким ударом по затылку. Поверженный собутыльник Роя обмяк и медленно сполз на пол.

— А теперь поговорим, брат, — произнес Уильям, отряхивая руки.

— Валяй, — беззаботно отозвался Рой. — Тут как раз еще немного осталось.

Ламперуж нашел бутылку, на дне которой болталось еще несколько глотков жидкости неопределенного цвета. Едва он попытался поднести бутылку ко рту, как Уильям ударом выбил ее из рук, отчего та с громким дребезгом разлетелась о стену.

— Хватит! — крикнул Фольштейн. — Посмотри на себя, ты выглядишь как полное ничтожество!

— В отличие от тебя я замечательно выгляжу, — отмахнулся Рой, поправляя пиджачок. — И перестань говорить как отец. Тебе не к лицу.

Уильям уже начинал выходить из себя, однако унял гнев и спокойно продолжил:

— Ты знаешь, что через двенадцать дней начнется испытание парагона?

— Конечно нет. И ты даже не представляешь, насколько мне плевать на это испытание.

— Зато мне не плевать, — Уильям встал вплотную к брату. — На кону жизнь моего сына. Мы с тобой должны победить в испытании. Если потребуется, я силком приволоку тебя туда.

— Ладно-ладно, — замахал руками Рой. — Я все понял. Спасем мы твоего сына. Кстати, поздравляю. Не знал, что у тебя есть ребенок.

— Я полгода года назад говорил о беременности Николь. Но ты, похоже, был слишком пьян, чтобы придать этому значение.

— Есть за мной такой грех, — Рой беззаботно пожал плечами.

Уильям схватил брата за шиворот и хорошенько тряхнул его.

— Тогда послушай меня хоть сейчас! В таком состоянии ты погубишь нас обоих. Через двенадцать дней мы с тобой сразимся с представителями трех великих домов. Они не будут ждать, пока ты проспишься. Возьми себя в руки и займись делом!

— Полегче, братец, — расслаблено ответил Рой. — Я едва тебя не ранил.

Уильям проследил за взглядом брата и заметил маленький ножик, что тот приставил к его животу. Больше всего Фольштейн изумился тому, как Рой умудрился так быстро и незаметно выхватить оружие.

— Прости, привычка, — извинился Ламперуж. — У меня много вредных привычек, как ты знаешь.

— Это тебя твои дружки научили? — произнес Уильям, отходя на шаг назад.

— Кажется, — ответил Рой. — Уже и не вспомню.

— А колдовать еще умеешь? Или махание ножичком — это твой предел? — спросил Фольштейн.

— Не нужно язвить, брат. Если ты помнишь, магия всегда давалась мне лучше, чем тебе, — заметил Ламперуж.

— Это было давно, с тех пор я много тренировался. А еще я прошел через целую войну. От владения магией зависело мое выживание. А чем похвастаешься ты?

— Вообще ничем. Это ты в детстве постоянно любил хвастаться, — улыбнулся Рой. — А я что? Веселюсь, пью, гуляю — словом, веду прекрасную, беззаботную жизнь. Моя бы воля — так вообще бы не участвовал в испытании. Мне и так хорошо.

— Ты невыносим, — печально произнес Фольштейн. — Надеюсь, ты не врешь и действительно все еще владеешь магией. Иначе нам придется нелегко.

— Не волнуйся, брат. Я не собираюсь подводить тебя больше обычного, — рассмеялся Ламперуж.

Уильям хотел было ударить Роя, но вовремя сдержался и просто вышел из прокуренной комнаты. Как он и подозревал, состояние брата только лишь ухудшалось. Ему придется самому приехать к отцу и обсудить все детали, потому что на Роя он никак не мог положиться.

— Увидимся на испытании, Рой, — сказал Уильям уже из коридора.

— Нам там будет весело, брат, — крикнул Рой ему вслед.

Оскар Ламперуж приготовил папку с документами, касающимися грядущего испытания. На днях ему надо будет заехать к Альберту и обсудить все с ним уже более детально. В этот момент зазвонил служебный телефон на столе Оскара. Тот поднял трубку и резко ответил:

— Я же просил отменить все встречи на сегодня! Больше не беспокойте меня.

Однако в ответ он услышал совсем не то, что ожидал:

— Прошу прощения, но к вам пришел господин Фольштейн.

— Что? Альберт? — удивился Оскар.

— Нет. Уильям Фольштейн, — ответил голос на другой стороне провода.

— Так пропусти его! — приказал Ламперуж. — С каких пор ты не пускаешь ко мне собственного сына?!

— Виноват, господин, — ответил слегка дрогнувший голос. — Больше такого не повторится.

Оскар бросил трубку и стал ждать. Он надеялся поговорить с Уильямом до испытания, но не ожидал, что этот день наступит так скоро.

Не прошло и пяти минут, как в кабинет Ламперужа постучали, а через секунду дверь распахнулась и внутрь вошел Уильям.

— Я думал, ты заранее предупредишь меня о своем визите, — сказал Оскар.

— Прости, отец, — извинился Уильям. — Просто я не планировал сегодня встречаться с тобой.

— Что-то случилось? — забеспокоился Ламперуж.

— Я виделся с Роем, — начал Фольштейн. — Он по-прежнему пьет не просыхая. Мне кажется, все стало еще хуже с тех пор, как я видел его в последний раз.

— Этот засранец позорит честь дома Ламперужей, — вздохнул Оскар. — Будто он поставил перед собой цель унизить всех нас.

— На него нельзя будет рассчитывать во время испытания, — покачал головой Уильям. — Ты ведь не собираешься доверить ему Арториаса?

— Ни в коем случае! — категорично заявил Ламперуж. — Он его не получит.

— Тогда можешь отдать его мне? — попросил Уильям.

Оскар серьезно задумался, но в итоге беспомощно развел руками:

— Не могу. Ты Ламперуж по крови, настоящий сын своего рода. Однако отныне твоя фамилия — Фольштейн. Арториасом же может владеть только полноправный Ламперуж.

— Я понимаю, отец, — кивнул Уильям. — Придется победить без него.

— Ты справишься, — подбодрил Оскар. — Ты самый достойный из всех кандидатов. Победа будет за тобой.

— На войне побеждает отнюдь не самый достойный, — возразил Фольштейн. — Чаще наоборот.

— Как я уже говорил, ты Ламперуж по крови, а значит, само воплощение достоинства. Ты прошел через войну и выжил. Ты поразил своих врагов, потому что иного они не заслуживали. Я с детства учил тебя этому и горжусь, что ты остался верен идеалам нашего дома, даже утратив право на фамилию.

— Я не запятнаю честь ни одного из великих домов. Ни Фольштейнов, ни Ламперужей, — пообещал Уильям.

— Я в этом не сомневаюсь. Скоро мы покажем всем, что наш род не просто так удерживает звание парагона на протяжении столетий, — в предвкушении улыбнулся Оскар.

Машина Малкова свернула в район трущоб. Исаак расположился на заднем сиденье вместе с Эрастом и непроизвольно поморщился при виде неказистых зданий.

— Только не говори, что мы едем туда, — брезгливо произнес Бергман.

— Именно туда мы и едем, — ответил Малков. — Я ведь обещал показать тебе своего кандидата.

— Уже начинаю жалеть об этой затее, — вздохнул Исаак.

Дорога вела все глубже в самое сердце трущоб, в места, от которых Бергман всегда старался держаться подальше. Однако Малков рядом с ним сидел абсолютно спокойно и даже с интересом поглядывал в окно.

— Не волнуйся так, Исаак. Мы уже почти на месте. Как раз успеем к началу.

Бергман хотел было спросить, к началу чего, но передумал. Почему-то он решил, что ответ ему не понравится.

Автомобиль остановился у черного входа в обшарпанное здание сомнительного вида. Исаак вышел из машины и осмотрелся вокруг, прижимая к носу платок из-за неприятного запаха.

— Признавайся, Эраст, ты отвез меня сюда, чтобы убить? — спросил Бергман.

— Прекрати ворчать и иди за мной, — ответил Малков. — Нам с тобой приготовили самые лучшие места.

Исаак сомневался, что в этой помойке найдется хоть одно место, достойное его персоны, однако все же пошел вслед за Малковым. По веренице темных и тесных коридоров они дошли до деревянной двери, за которой обнаружилась со вкусом обставленная комната. Во всю длину дальней стены протянулось одно большое, широкое окно. Правда, через мутное стекло ничего не было видно. Малков сел в одно из двух приготовленных кресел и жестом пригласил Бергмана. Тот секунду постоял в дверях, а затем сокрушенно пожал плечами и тоже занял свое место, покорившись судьбе.

— Пора бы уже рассказать, что ты задумал, — начал Исаак. — Даже у моего терпения есть границы.

— Зачем рассказывать, если можно показать, — произнес Малков, нажимая небольшую кнопку на подлокотнике кресла.

Внезапно мутное стекло стало прозрачным и Бергман увидел большую арену, огороженную высокой решеткой. По краям ее собралась огромная толпа, активно кричащая друг на друга. На самой же арене сражались двое. Один был огромным здоровяком, заросшим, как дикий зверь. Другой же не мог похвастаться такими внушительными габаритами. Он был худощавым, но в то же время крепким и юрким. Однако это не сильно помогало ему. Здоровяк постоянно теснил его, загоняя в угол. Болельщики тоже это чувствовали, а потому активно обрушивались с криками и оскорблениями в адрес худого паренька.

— Малков! — не выдержал Бергман. — Мне надоели твои проделки! Мне плевать, как ты развлекаешься, однако я не собираюсь в этом участвовать.

— Сколько мы знакомы, Исаак? — внезапно спросил Эраст. — Разве я хотя бы раз сделал что-то без причины? Ты здесь, дабы увидеть моего кандидата. Так смотри же, — произнес он, указывая на арену.

Конец ознакомительного фрагмента.