Кордон. Книга вторая. Незаконнорожденный

Александр Михан

Из отражения в зеркале на Химеля смотрел молодой человек, лет двадцати пяти. Он был одет в нарядную белоснежную одежду с золотыми пуговицами. Белый плащ закрывал плечи, а застежка на правой стороне в виде рыцаря на коне с поднятым мечом переливалась изумрудами.Волколак тоже внимательно посмотрел на свое отражение, затем – на себя, затем – снова на отражение. На его лице появилась гримаса отчаяния. Монстр глубоко вздохнул и потерял сознание…

Глава 1

Солнце медленно опускалось за гору, раскрашивая ярко-жёлтым цветом остальные вершины с противоположной стороны, а старик с прыщавым юношей, помогающим ему нести мешок, ещё не прошли и половины пути.

— Это всё из-за тебя, Химель! Вечно возишься с пчёлами! А отцу помочь собрать вещи некогда!

— Ну что вы! Я всегда вам помогаю, отец. А пчёл этих держу специально для вас, чтобы не покупать мед в деревне у крестьян. Они и так каждый раз поднимают цену, когда узнают, для кого я его беру! А вы так любите пить свой сладкий, липкий, в общем, очень странный напиток. Этот, как его… Медову…

Тук резко остановился и начал хлопать себя по животу. Затем вывернул свою небольшую корзину на траву и судорожно начал перебирать содержимое.

— Как же так! Неужели я забыл? Как же так! Что же теперь делать? Неужели придется возвращаться?

Юноша снял с плеча мешок и, развязав на мешке завязку, достал из него любимую фляжку отца.

— Вы это ищете?

Как только старик увидел фляжку, он с важным видом откашлялся и почесал большой нос, который торчал над пышными усами и напоминал собой большую перезрелую клубнику.

— Нет, конечно. Я искал кристалл. Ледяной кристалл.

— Ну, кристалл так кристалл, — Химель протянул отцу флягу, и тот принялся жадно глотать её содержимое.

Затем Тук громко откашлялся, на его лице вновь засияла улыбка, и он, довольный тем, что его сокровище не осталось дома, а находится в его руках, закряхтел от удовольствия.

— Ну, и чего расселся? Быстро собирай корзину! Разбросал тут всё, понимаешь!

— Так я это… — начал было оправдываться Химель.

— Разговорчики! Мал ещё, отцу указывать!

Химель покорно наклонил голову и быстро собрал в корзину все разбросанные стариком предметы: стеклянные кристаллы, несколько железных шкатулок с «камнями», как он их называл, и четки из самых обычных, на первый взгляд, желудей.

— Готово, можно идти дальше!

Но отец даже и не обернулся, чтобы принять работу, а, не дожидаясь, пока юноша его догонит, взобрался на близлежащий холм.

— Придется здесь ночевать! Эх, всё твоя чёртова медлительность, Химель! Я же просил заранее все собрать, а ты?

В этот раз Химель ничего не ответил, так как знал, что спорить уже бесполезно. Если отец сделает хоть один глоток из своей фляжки с медовухой, то никто в долине не в силах его переубедить, а тем более — переспорить, что он не прав. Даже ведьмы, хотя с них спросить — только себе дороже. Химелю в детстве довелось увидеть один раз спор отца и нескольких старых ведьм, недовольных словами старика. Ни одна из них не смогла доказать Туку, а тем более убедить старика, что он ошибается, так как во время спора Тук неожиданно для всех вытянул руку вперёд и повернул ее ладонью вверх. Ведьмы, крича и ругаясь, оторвались от земли и повисли в воздухе, словно рыбы, которые Химель развешивал прямо под соломенной крышей дома, когда возвращался с рыбалки. Они что-то кричали и сначала даже пытались угрожать старику, но потом, повисев некоторое время вниз головой, жалостливыми голосами попросили прощения. Но Тук так был зол, что никак не желал этого делать. И тогда маленький Химель повис на руке своего папы, и все ведьмы одновременно опустились на ноги. Вернее, попадали, кто — как, расшибая себе носы и ударяясь друг о друга лбами и коленями.

Ох, и влетело после этого малышу!

Отец был так зол! Почему, он до сих пор так и не объяснил. Единственное, что он в сердцах тогда крикнул, это то, что Химель мог запросто погибнуть по своей глупости.

— Как можно погибнуть, если это была всего лишь просто рука? — на этот вопрос Химель до сих пор так и не нашел ответа.

Тем более что Тук при нем больше так никогда не поступал. А на все последующие расспросы юноши отвечал просто: «Когда придет время — поймешь!».

Но время понимания никак не наступало. Химелю скоро шестнадцать, а он до сих пор так и не знает, чем, на самом деле, занимается его отец, когда не пьет медовуху? Кто была его мама? И почему каждый год им нужно лезть на гору и проводить там целую неделю среди камней, сырой пещеры и ледяного озера, которое даже в самую страшную жару почему-то никогда не тает?

***

— Химель, разожги костер! Ночь будет холодная, а я защиту поставлю от теней, — старик взял палку и начал чертить на земле линию.

Он старательно делал непрерывную полосу, чтобы не было ни единого пропуска на земле. И, если палка выскакивала, то Тук недовольно кряхтел, находил обрыв линии, вставлял в него конец палки и вновь продолжал чертить. Все это продолжалось до тех пор, пока линия не соединялась и не образовывала собой один большой круг. Как правило, в центре круга всегда был костёр, возле которого находился Химель.

Так было и на этот раз. Юноша неспешно доставал из своего мешка скромный ужин и поглядывал на Тука, который сопел и пыхтел, как медный чайник, иногда напоминая собой муравья, несущего в муравейник очень нужную веточку.

Еда, которую достал Химель, была заготовлена им для ежегодного похода еще дома. Юноша бережно положил на траву завернутый в капустный лист вяленый кусок мяса, пару луковиц и большую кукурузную лепешку.

— Отец, пора бы и подкрепиться! — юноша протянул Туку луковицу и отломил от лепешки небольшой кусочек.

— Да, пожалуй, я не против!

Старик бросил палку, которой чертил круг, в огонь, и она моментально вспыхнула, осветив все вокруг ярким синим светом.

— Так… Что тут у нас? Лепёшка? Фу, опять лепешка? Я же просил не брать эти чертовы лепешки, у меня от них живот болит! Неужели в деревне нельзя было раздобыть нормального ржаного хлеба?

— Вы сами виноваты, отец. Зачем было злить крестьян? Вот для чего нужно было делать так, чтобы куры несли тухлые яйца?

— А нечего мне было колесом телеги на ногу наезжать! — не сдавался Тук. — Прямо на мой любимый мозоль!

— Так вы ее сами под колесо подставили и еще хвастались, что ни одна телега не сможет переехать ногу «Великого Тука». А что в итоге? Я целый месяц лечил вам пальцы, так как ваши заклинания не помогали, и вдобавок целый месяц не мог ничего купить: ни молока, ни мяса, ни муки. И все это из-за вашей медовухи…

— Ты… Это… Не кричи на отца. Подумаешь, куры месяц тухлые яйца несли! Будут в следующий раз знать, с кем связываться! Все равно ко мне на поклон придут, когда дождей не будет. Вот попомни мои слова, тогда будет у нас и мука, и молоко, и мед. И всё даром: бери — не хочу!

Но Химель только недовольно шмыгнул носом и повернулся спиной.

— Как же, будет! Каждый раз слышу одно и то же, а чуть что Химель — то, Химель — это. Надоело! То медовуха закончилась, то лепешки «Не хочу»…

Старик, казалось, не обращал внимания на юношу, но потом присел рядышком и обнял сына за плечи.

— Ну, чего ты разошёлся? Нельзя обижаться на отца по пустякам.

Химель дернул плечом, и Тук убрал руку.

— А в горы зачем каждый год лезем? Мне надоело таскать мешки в холодную пещеру, сидеть там и еще вдобавок мерзнуть целую неделю! Будто в лесу у меня забот мало!

— Ты пойми, Химель, мы делаем нужную и важную работу, — вдруг разоткровенничался старик. — Если не мы, то миру придет конец. Ты можешь себе это представить?

— Как — конец? А что такого на той горе спрятано, что мир может исчезнуть?

Химель перестал есть и повернулся к Туку. А Тук достал из сапога фляжку с медовухой, сделал глоток и важно поднял вверх указательный палец.

— Понимаешь, сынок, там спрятано само зло, что уже много лет находится в заточении. И если оно пробудится…

Но вдруг отец прервался, встал и крикнул в темноту:

— Я же просил вас не приближаться! Или не просил? Мой сын ещё не готов вас увидеть и может испугаться!

— Кому это ты говоришь, отец?

— Да им! Кому же ещё? За линию не заходи только, а так они вреда не принесут.

— Да кто же? — Химель взял одну горящую головешку и кинул в темноту.

В ту же секунду от горящей палки в стороны отпрыгнули гигантские тени.

— Отец, кто это? — Химель от страха начал пятиться назад и наступил Туку на ногу.

— Да, чтоб их! Да волки это, волки. Ты что, волков в нашем лесу не видел, что ли? — Тук погладил рукой пальцы на ноге, отпил из фляжки и, как ни в чем не бывало, несколько раз зевнул и лёг спать рядом с костром. — Да ложись, не бойся. Это стражники озера. Они его стерегут от непрошеных гостей.

— А как же мы?

— А что — мы? Во-первых, не мы, а я. Я их хозяин. А, во-вторых, ложись, давай! Поздно уже.

Химель скрутился калачиком и прилег рядом с уже захрапевшим отцом.

— Вот тебе раз! Хозяин… А я и не знал, что у нас есть свои собственные волки.

В темноте еще долго светился с десяток немигающих глаз, пока где-то вдалеке не раздался еле слышный вой. И вся практически невидимая стая так быстро рванула к источнику звука, что только сухие ветки, которые валялись повсюду, затрещали у них под ногами, словно это был мороз, который своей силой сковывает пруды и реки. Да высоко на деревьях заухали недовольные совы, которые потеряли из-за шума свою добычу.

***

Химель никак не решался еще раз расспросить отца про зло, что было якобы спрятано в горах.

С одной стороны, ему вдруг стало очень страшно, ведь до этого разговора он и понятия не имел, что, на самом деле, значили ежегодные восхождения в горы.

А, с другой стороны, тайна, которую хранил все это время отец, больше не тревожила пытливый ум юноши.

А теперь и вообще можно смело сказать, что вся жизнь Химеля разделилась на «до» и «после» ночных откровений старика.

Но, как говорится, нет худа без добра.

Наконец-то было найдено и объяснение странным мыслям и сновидениям, которые преследовали парня каждую ночь в пещере у озера все эти годы.

— Голоса в голове? Я уж было подумал, что схожу с ума! — громко произнес юноша. — Я тебя слышу, слышу, слышу…

— О чём ты там? — Тук обернулся.

— Я говорю, отец, что хочу больше узнать про место, куда мы направляемся!

— Так я тебе с самого детства рассказываю про него, сто раз на дню. А ты каждый раз пропускаешь мой рассказ мимо ушей!

— Это про ледяное озеро?

— А про что ещё? — Тук недовольно достал фляжку и сделал глоток.

— Я думал, это сказки, что ты придумываешь для того, чтобы меня напугать.

— Вот мне больше делать нечего, как придумывать для тебя, не пойми, что. И каждый год тащиться на озеро. Я в твои годы поумнее был.

— Причем тут это? — Химель почесал затылок.

— Притом, что когда придет время, то ты займешь моё место. А потом твой сын займет твоё место. Это наш долг — хранить мир и оберегать людей от вечного зла.

— Как — вечного?

— А вот так. Зло, что там покоится, — бессмертно. Его нельзя уничтожить, его можно только слегка обуздать и, хоть самую малость, но контролировать!

От вновь полученной порции знаний Химель замолчал и задумался.

Его не прельщала перспектива до самой смерти лазить по горам и рисковать своей жизнью ради других. И не просто ради других, а ради вообще чужих и незнакомых ему людей. Ведь кто—кто, а он точно знает, что, если и есть зло на этом свете, то оно не спрятано в горах, а вполне себе спокойно живёт в долине. И это зло не что иное, как сами люди.

А местный мясник — сама сущность зла, которая нашла в нем своё воплощение.

Вечно злой и всегда чем-то недовольный человек, которого, хлебом не корми, а дай облить грязью своих соседей или просто прохожих. То на рынке свиней ему плохих продали, то специи для засолки разбавили корой, то морская соль не из моря, а из лужи за сараем. Этот мясник, точно, зло и причем самое злейшее зло в мире.

Химель припомнил, как однажды мясник ему влепил затрещину ни за что. Просто так, чтобы повеселить своих дружков. И, если бы не его дочь Адель, неизвестно, чем бы всё в тот день закончилось.

Но как только юноша вспомнил дочь мясника, его лицо расплылось в улыбке.

— Эх, Адель, Адель! До сих пор не понимаю, как у такого ужасного и жуткого человека могла родиться такая прекрасная дочь.

— Да что ты говоришь? Я опять ничего не слышу! — Тук посмотрел на сияющее лицо сына и махнул рукой. — Ох, чует мое сердце, ничего путного из этого парня не выйдет…

***

— Отец, а зачем тогда защитный круг, если нас и так охраняют волки? — Химель раскладывал хворост для очередного костра, поглядывая украдкой на еле стоявшего на ногах и постоянно спотыкающегося Тука.

Старик явно переусердствовал днём со своим питьём, он так часто прикладывался к фляжке с медовухой, что к вечеру его штормило, словно рыбацкую лодку, которую случайно занесло в море и бросило в самое горнило жуткого шторма.

— Да это не от волков, дурья твоя голова! Есть сила и пострашнее серых! — Тук закончил чертить круг и, как в прошлый раз, бросил палку в только что разгоревшийся костер. — Великаны, к примеру!

Палка вспыхнула, и свет от пламени вновь на мгновение осветил все вокруг.

— Великаны? А кого еще нам нужно бояться, кроме великанов? Что-то я совсем запутался? — Химель достал остатки провианта и почесал затылок. — Если завтра к вечеру мы не будем на месте, то нужно, может, рыбы попробовать наловить? Практически ничего не осталось из еды.

— Ты ешь, а я не голоден, — Тук потряс фляжку. — Я, пожалуй, прилягу, умаялся за день. А насчет рыбы ты прав. Можно попробовать, хоть в пещере будет разнообразие, а то похлебка из ведьминого котелка — не самое изысканное блюдо.

— Отец, я до сих пор не пойму, как он её готовит? Вот он пустой, а потом раз — и утром горячая похлебка! Жаль, что мы его забыли в пещере в прошлом году, он бы нам сейчас здорово пригодился! — юноша откусил от уже засохшей лепешки небольшой кусочек и запил водой. — Есть это уже нельзя, так и без зубов остаться можно!

Парень посмотрел на храпящего отца и подошёл к краю очерченной линии.

— Эй, вы тут?

Но ответа не последовало. Химель бросил за границу круга кусок лепешки. Но на землю тот не упал — кто-то невидимый поймал лепешку на лету. Парень услышал, как в темноте клацнула пасть, и раздался чудовищный хруст.

— Усохла, так усохла. Даже волк еле ее разгрыз, скорее бы уже прийти на место. Там хоть котелок нас покормит!

Не успел Химель это договорить, как из темноты в него что-то прилетело и буквально сбило с ног.

Юноша лежал на спине с поднятыми руками, которые он инстинктивно вытянул вперед, чтобы защититься.

— Вот тебе раз! Да это… Да это же баранья нога!

Парень покрутил пойманный подарок и поклонился невидимому дарителю.

— И углей еще достаточно, чтобы мясо запечь!

Не мешкая больше ни минуты, Химель положил баранью ногу на угли и начал дожидаться, когда она приготовится, а старый Тук хоть и спал, но от вкусного запаха, исходящего от костра, так засопел своим носом, что, казалось, засосет им весь воздух в округе.

Через час мясо уже было готово. Довольный юноша, отрезав кусочек, впился в него зубами и начал громко чавкать, вытирая рукавом подбородок и улыбаясь в темноту невидимому дарителю.

***

Утром старый Тук проснулся от негромкого разговора. Химель собирал в мешок вещи и постоянно повторял одно и то же слово: «Здорово!».

— Да что здорово? Что ты там бормочешь?

— Отец, представляешь, вчера мне…

— Подожди, а это у тебя откуда? — Тук присел возле кострища. — Мясо?

— Ну, да! Вчера мне…

— Баранья нога? — Тук не дал договорить сыну, а, облизывая губы, быстро отрезал большой кусок. — Ничего себе! Я думаю, с чего бы всю ночь жаркое снилось? А у нас тут ночью был пир горой!

— Ну да, мне вчера… — Химель ещё раз попробовал рассказать, откуда у него мясо, но Тук только отмахивался рукой: дескать, дай спокойно поесть.

Юноша улыбнулся и принялся дальше собирать вещи в мешок. Сегодня они должны постараться прийти на место: ведь, как говорил его отец, важно успеть не до и не после, а точно в нужное время, так как звёзды на небе ждать не будут. Химелю совершенно не хотелось бежать сломя голову, как в прошлом году, так как отец решил пойти другим путём. И поэтому они чуть не опоздали.

— А в этот раз мы точно успеем?

Тук ничего не ответил, так как его рот был занят пережевыванием мяса, но утвердительные кивки головой дали понять, что — да.

— Хорошо, а то ведь завтра ночью, если верить созвездиям, наступит наше время.

— Как завтра? — Тук перестал жевать. — Я думал, еще три дня в запасе?

— Я так и знал! — Химель ещё быстрее начал складывать вещи и заталкивать их в мешок. — Вечно ваша медовуха нас подводит. Если бы поменьше пили…

Тук сделал вид, что ничего не услышал. Дожевав последний кусок, вытер жирные руки о живот и довольно произнёс: «В этот раз у меня горстка порошка на всякий случай припасена. В прошлом году мы чуть не опоздали, так я решил немного отсыпать на дорожку».

— А почему из дома нельзя сразу попасть в пещеру? — Химель пожал плечами. — Посыпали бы дома — и на месте!

— Ага, такой умный! Знаешь, сколько тогда бы пришлось его изготавливать! Две телеги жаберника перемолоть, не меньше! Да и на небольшие расстояния порошок хорошо забрасывает, а на дальние, если честно, силы не хватает ему, что ли. В принципе, не подходит он для дальних странствий. Я помню, один раз переусердствовал, так потом целый год пешком домой добирался. Он меня в такую глушь забросил, что я думал — не дойду.

— А отсюда, значит, попадём? — Химель помог насыпать отцу в руку серебряной пыли и встал рядом.

— Отсюда? Я думаю, что сможем, вот только заклинание вспомню. Где же оно? Сейчас, сейчас!

— Что, заклинание?

— Нет, эта! Как ее, фляжка! — Тук сделал глоток и улыбнулся, его глаза засияли знакомым блеском.

Затем он подбросил порошок вверх, и юноша с мешком, и сам старик тотчас же исчезли.

***

В этом году на горе из-за снежного покрова практически не было видно входа в пещеру. Да и само озеро, которое находилось перед пещерой, было занесено снегом так, что, если не знать, что под толстым слоем «белого пуха» находится один из самых глубоких горных водоемов, то при беглом осмотре этого места ни за что не догадаться, что оно тут есть.

Само же озеро настолько древнее и таинственное, что о нем в народе столетиями ходила недобрая молва. И, смею заверить вас, она возникла не на пустом месте. Хотя, как говорил старый Тук, чем меньше любопытных будут совать нос не в свои дела, тем лучше будет для них самих. При каждом удобном случае он любил наговорить небылиц, напустить туману в глаза и запугать всех любопытных, чтобы даже самому смелому из долины не пришло желание, хотя бы нечаянно, произнести слова «проклятое озеро» и тем более — прийти на него посмотреть.

— Отец, что делать-то будем? — спросил Химель.

После перемещения с помощью магического порошка Тук и Химель слегка не долетели до входа в пещеру, а попали прямиком в глубокий сугроб. Снега в этом году было так много, что отец с сыном моментально оказались пойманными в снежную ловушку. Они довольно крепко застряли и совершенно не могли пошевелиться. Только их головы торчали из снега, и одна из них, а, если быть точнее, голова старика Тука, издавала страшные ругательства с такой силой, что, если бы он в этот момент находился на базаре в деревне, то его непременно забросали камнями за ужасное сквернословие.

Но, к счастью, или, вернее, к сожалению, кроме Тука и Химеля, в данный момент на горе больше никого не было, и рассчитывать на чью-либо помощь им не приходилось.

— Отец, я уже ног не чувствую, — еле прошептал Химель.

Тук прервал свои проклятия, и до него дошло, что, если они пробудут в снежном плену еще какое-то время, то просто могут погибнуть от переохлаждения.

— Сейчас, сейчас, мой мальчик! Я что-нибудь придумаю!

Тук начал шататься из стороны в сторону, чтобы немного освободить руки, и вскоре это принесло свои результаты: его правая рука выскочила на поверхность, крепко сжимая фляжку с медовухой. Тук поднес ко рту свой чудодейственный эликсир и сделал несколько глотков.

— Химель, как только я крикну, беги в пещеру. Понял?

— Отец, да вы в своем уме? Как я побегу, если из-за снега не могу пошевелиться?

— Делай, как я сказал! Я долго не смогу его удерживать!

— Кого? — Химель никак не мог понять ход мыслей своего отца, как вдруг весь снег, который их окружал, резко взлетел в воздух. А Тук и Химель выпали из него на ледяную поверхность озера, словно просеянная мука из сита. Снег же остался на месте и завис прямо над головой у юноши и его отца,

— Беги! — крикнул Тук.

У него из носа хлынула кровь, и было видно, что, прилагая неимоверные усилия, он с трудом удерживает правую руку ладонью вверх, чтобы справиться со снежной массой.

Химель схватил мешок и, что было сил, рванул в образовавшийся проход. Его ноги скользили по льду, и где ползком, а где на четвереньках ему удалось заползти в пещеру и перевести дыхание.

Но вдруг до юноши дошло, что отец так и остался стоять на месте. Химель откинул мешок в сторону и уже собрался броситься обратно к отцу, как весь снег, что висел в воздухе, громко упал и моментально похоронил под собой улыбающегося старика.

Грохот от падения несколько раз повторило эхо. А потом это же самое эхо повторило истошный крик парня: «Отец!».

И разнесло так далеко, что это слово можно было услышать с добрый десяток раз, пока звук от него, отражаясь от горных вершин, не попал в долину, где буквально за долю секунды растворился и исчез среди деревьев.

***

Химель, как ошпаренный, носился по пещере в поисках чего-либо, что помогло бы ему вызволить из снежного плена отца. Он суматошно перебирал сваленный в кучу хлам, который тут находился с незапамятных времен, приговаривая только два слова: «Сейчас, отец, сейчас, отец, сейчас!».

Но ничего, похожего на лопату или хотя бы нечто подобное, он не находил. В сердцах Химель начал швырять все, что попадалось под руку, в разные стороны, пока, наконец, не дошла очередь до большого зеркала, накрытого гобеленом с рисунком неизвестного рыцарского герба. Химель помнил, что отец запрещал не то, чтобы смотреться в это зеркало, но даже и близко подходить к нему. А по какой причине, он так и не удосужился объяснить, впрочем, как и все остальное. Но теперь отец находился под толстым слоем снега и уже никак не мог препятствовать этому, а его сын был в отчаянии и не знал, что ему делать и как помочь своему пожилому отцу. Химель схватил гобелен двумя руками и резко потянул на себя. Пыль взлетела и накрыла все внутреннее пространство пещеры. Парень закашлялся, а поверхность зеркала вдруг засветилась ярким голубым светом.

— Зеркало, как зеркало, — вытирая потное лицо рукавам, произнес Химель и посмотрел на свое отражение.

Юноша сначала не придал этому значения, но потом заметил, что его отражение в зеркале повторяло все его движения, но только чуть помедленнее, чем это делал он сам.

— А это что еще такое? — Химель повторил любимое выражение отца и на секунду замер.

Но отражение в зеркале продолжало двигаться.

— Шутки шутить со мной?

Парень схватил на полу большой кусок камня и замахнулся.

— Ну ладно, ладно! — раздался голос из зеркала. — Уж и пошутить нельзя.

Химель от неожиданности уронил камень, подошёл к зеркалу и заглянул за резную каменную раму.

— Никого…

— Конечно, никого, — подтвердил голос. — Я же тут.

От неожиданности Химель отпрыгнул назад и, зацепившись ногой за камень, повалился на пол.

— Ну, и долго ты собираешься лежать? Еще немного — и больше некого будет спасать! — раздался тот же самый голос, только на этот раз он прозвучал очень грозно.

— Так лопату не могу найти! Как я его откопаю, не руками же? — начал оправдываться юноша.

— Хорошо, я помогу тебе спасти Тука. Но обещай, что ты перенесешь меня из пещеры в долину.

— Но я не могу! Отец мне строго-настрого запретил к тебе подходить, а я его вот ослушался…

— Ну, тогда ничем не могу помочь, — отражение в зеркале развернулось к Химелю спиной и, сделав несколько шагов, исчезло в темноте.

— Стой, стой! Я сделаю, как ты хочешь, только помоги!

Химель подбежал к зеркалу и начал стучать кулаком, словно это было окно в доме.

Отражение юноши вдруг внезапно вынырнуло из темноты и приложило руку к поверхности стекла с обратной стороны зеркала. Химель поднял руку и сделал то же самое. Его ладонь и ладонь в отражении соединились.

— Ни за что бы не поверил, кого мне придется встретить, — юноша в отражении затряс рукой, словно он на секунду опустил ее в чан с кипятком. — Вот это удача — так удача. Все намного проще, чем я думал, раз передо мной стоит самый великий…

Но вдруг отражение замолчало и рукой указало на мешок, который валялся на полу вместе с остальным хламом.

— Что? Я не понимаю! Ты толком объяснить можешь?

— Там! — отражение несколько раз ткнуло пальцем в мешок.

— Но в нем ничего такого нет! — Химель пожал плечами и вывернул содержимое мешка на пол. — Я лично его собирал в поход!

— Жёлуди! Возьми скорее жёлуди!

Химель поднял связку желудей и недовольно скривил лицо: «И что?».

— Сожми в ладони самый большой из них и представь, что это… Это — лопата, — отражение скрестило руки на груди и стало внимательно наблюдать за юношей.

Химель медленно сжал желудь в кулаке и закрыл глаза, все ещё до конца не понимая, что должно произойти.

И только он хотел уже крикнуть про обман, как вдруг почувствовал, что в руке у него появилось нечто тяжёлое и большое. Так и есть! Парень открыл глаза и чуть не крикнул от удивления: он сжимал не что иное, как большую деревянную лопату, похожую своими формами на ту, которой пекарь достает из печи горячий хлеб.

— Ну, и дела! А я и не знал, что так можно с желудем!

Химель, забыв поблагодарить отражение, развернулся и быстро побежал к тому месту, где, по его мнению, должен был находиться под снегом Тук. Он поднял над головой лопату и громко закричал: «Сейчас, отец! Сейчас я тебя откопаю!».

***

Юноша так спешил освободить отца из снежного плена, что не заметил, как над ним склонилось несколько чудовищ. Он перестал копать только тогда, когда их громкое дыхание заглушило его собственное, а солнце заслонило нечто огромное, похожее на заросшие мхом валуны. Это нечто странно заскулило и отбросило на снег три большие тени.

Парень разогнул спину и встал, как вкопанный, боясь даже шелохнуться. Он почувствовал буквально спиной, как огромный мокрый нос вдохнул его запах, затем монстр издал странный рык и быстро отпрыгнул в сторону.

Химель закрыл глаза и, сжимая лопату, подумал о том, как ему не хватает в этот момент оружия — хотя бы охотничьего ножа, чтобы хоть как-то попытаться защититься.

И как только он представил нож, лопата каким-то непостижимым образом исчезла, а в руке сверкнуло острое лезвие.

— А это что ещё такое?

Юноша отбросил нож в сторону, словно это была ядовитая змея, и затряс рукой, будто отряхивал ее от воды. Но как только нож упал на снег, он моментально превратился в желудь — тот самый желудь, что был в связке у отца все эти годы.

Через несколько секунд замешательство от необычного поведения ореха дуба прошло, и Химель устремил свой взор на чудовищ.

Они рыли снег так быстро и неистово, что вскоре полностью погрузились в вырытую ими яму, оставив на поверхности только задние лапы и серый пушистый хвост, больше похожий на куст ёлки, чем на хвост животного.

Еще через некоторое время все три чудовища радостно заскулили, и одно из них вытащило за капюшон из ямы усатого снеговика, отдаленно напоминающего собой старика Тука. Монстр аккуратно положил хозяина у своих ног и несколько раз лизнул лицо.

— Отец! — Химель, позабыв о еще совсем недавно охватившем его ужасе, бросился к Туку.

Мужчина лежал, не шелохнувшись, и никак не реагировал на все попытки привести его в чувство. Его руки свисали, словно плети, и беспорядочно заболтались в разные стороны, когда Химель его слегка приподнял и легонько потряс.

— Что же делать? Что же делать?

Но вдруг юноша вспомнил про странное зеркало в пещере и решил, что оно снова сможет ему помочь и дать какой-нибудь ценный совет. Для этого он схватил старика под руки и попытался (именно попытался) затащить того в пещеру. Чудовища с интересом наблюдали за юношей, принимая все его манипуляции со стариком за игру, и поочередно склоняли головы набок, словно ожидали от него команду принять участие в этой веселой забаве. Химель же изо всех сил упирался ногами в снег и дёргал отца за плечи так, словно поймал за лапы большого енота и все это время безуспешно пытался вытащить его из норы. Как только юноша ни пыхтел и ни старался, но так и не смог сдвинуть Тука ни на дюйм со своего места. Он только копошился, подобно курице, которая гребла лапами под собой землю в поисках зерна, но так ничего и не находила. Устав ждать и не издав ни одного звука, один из монстров открыл пасть и аккуратно поднял старика, чем вызвал у Химеля лёгкое удивление.

— В пещеру неси!

Юноша показал рукой на вход. Монстр сразу же пошёл в указанное место, а последовавшие за ним остальные чудовища бросились его догонять и, сделав несколько прыжков, уже ожидали всех у пещеры.

Химель, не обращая внимания на чудовищ, подбежал к зеркалу и начал сильно стучать по нему, словно по закрытой двери.

— Эй, где ты там? Выходи! Помоги мне! Мне срочно нужна твоя помощь!

— Чего шумим? — из темноты отражения показалось недовольное зевающее лицо. — А-а… Всё-таки ты его откопал?

— Он совсем не шевелится и практически не дышит! Что мне делать? — юноша начал махать руками в разные стороны и, бешено жестикулируя, то и дело, хватался за голову. — Отец умер?

— Что делать, что делать? Вот у него в руке лекарство! Влей в рот, он и оживет! Это же Тук! Его просто так без соли не съешь — он почти бессмертный!

— Как же, бессмертный! — недоверчиво произнес Химель и посмотрел на отца, который все это время сжимал в руке фляжку с медовухой и, даже будучи в бессознательном состоянии, умудрился не выпустить ее из своих рук.

Юноша подбежал к старику, взял фляжку, затем приподнял голову и залил в рот немного медовухи. Реакция отца не заставила себя долго ждать. Тук закашлялся, словно поперхнулся черствой кукурузной лепёшкой, открыл глаза, и, ни слова не говоря, сделал ещё несколько глотков.

— Ой, как здорово, что ты живой! Здорово! Отец, я так испугался! — Химель закричал, что было сил, но ответная реакция Тука его сильно удивила.

Тот встал и подошёл к трем монстрам, скрестил руки на груди и, притоптывая от негодования ногой, произнёс:

— А это что еще такое?

Чудовища прижали уши и виновато завиляли хвостами.

— А если бы он погиб? — Тук кивнул головой в сторону Химеля. — Я вас спрашиваю!

— Отец, но это же они тебя откопали и, если бы не они… Химель вдруг запнулся, а потом добавил:

— Постой, а кто вообще эти? Ну, как их… Ну, в общем, ты понимаешь… И откуда они тут взялись?

— А-а, это? Это мои волки! Вот тот, с глупой мордой, — Шершень, этот, с ухмылкой, — Шмель. И Агнес…

— Агнес?

— Ну, да! Агнес. Молодая волчица, недавно в стае, но она из них самая умная. Ты мясо Химелю подкинула? Признавайся!

Волчица раскрыла пасть, словно зевнула, и продолжила внимательно смотреть на Тука.

— Значит, ты хочешь сказать, что вот эти… Эти существа — волки? — Химель до сих пор не мог принять то, что волки бывают таких циклопических размеров.

— Ну, не совсем обычные волки, — начал было придумывать объяснение Тук, как вдруг увидел, что зеркало, которое десятилетиями было закрыто, теперь отражает все, что находится в пещере.

— Кто? Что? Что ты наделал, глупый мальчишка! Ты зачем открыл Оракула, теперь жди беды!

***

Тук схватил валявшийся на полу гобелен и, отвернув голову в сторону, решительно двинулся к зеркалу. Но Химель, отражавшийся в нём, лишь улыбнулся, помахал указательным пальцем юноше и чуть заметно пошевелил губами, на которых явственно читалось выражение: «Ты обещал!».

Но, как только Тук заслонил собой отражение, юноша со скрещенными руками пропал, а вместо него появился огромный чёрный рыцарь со светящимся на боку мечом и с гобеленом, больше похожим на паучью сеть.

Химель настолько потерялся от увиденного, что никак не мог понять, почему в отражении вместо отца он видит рыцаря. Он подпрыгивал и крутил головой, в надежде найти какой-нибудь подвох с отражением. Но рыцарь в точности повторял все движения отца. Более того, когда Тук повернул голову к зеркалу, предварительно закрыв глаза, в отражении рыцарь точно также повернул голову с рыцарским шлемом. На шлеме было поднято забрало, только под самим забралом внутри шлема ничего не было: ни лица, ни глаз — вообще ничего, что хоть как-то бы было похоже на человеческое лицо. Там была только пустота. Химель чуть не вскрикнул.

Наконец старый Тук закончил укрывать зеркало гобеленом и, как ни в чем не бывало, повернувшись к трем волкам, сделал лёгкое движение рукой, которой могло означать только одно: «Брысь!».

Волки послушно наклонили головы в знак почтения и поочередно начали выходить из пещеры. Лишь только напоследок Агнес лизнула своим шершавым языком Химеля, который после увиденного в зеркале отражения отца никак не мог прийти в себя. Затем она кивнула Туку и сделала своим оскалом некое подобие улыбки, оставив юношу и его отца наедине друг с другом.