Костяная корона

Александр Привалов, 2023

Много дней прошло с тех пор, когда люди с острова Сиинир уничтожили народ нобилиллов. Город пал, но на его месте не нашли ничего, кроме трупов. Смертью веяло от безжизненных замков черносердечного народа, отныне закрытых Туманной стеной.Все вернулось на круги своя. Люди остались ни с чем, виня друг друга в учиненных бесчинствах, все больше и больше отдаляясь друг от друга, но теперь, когда за стеной, в пустынях и лесах начали собираться армии, людям придется объединить свои силы с другими народами, чтобы противостоять общему врагу.

Глава 5

Остарион

Нобилилл очнулся от дикой боли в затылке. В глазах двоилось. Остарион с трудом сел на холодную землю и попробовал оглядеться. Он лежал неподалеку от первой деревни. Его ноги промокли, склянка старейшины была разбита, от нее исходил неприятный резкий запах. Небольшая лужица крови стекала в ручей, смешиваясь с мутной водой. Меч забрали.

Остарион, пошатываясь, встал на ноги. Медленно накрапывал дождь. Нобилилл потрогал затылок и, увидев на своих пальцах кровь, попытался сделать шаг вперед, но тут же повалился на колени. В его голове, помимо сильной боли, пульсировала лишь одна мысль: Предательство. За всю свою жизнь Остарион даже думать не смел о таком подлом поступке. Но теперь, когда это случилось с ним, кроме предательства в его голове больше не было ничего.

Остарион вновь поднялся на ноги и, опираясь на камень, попытался пойти вперед, морщась от боли в затылке. Нобилилл проходил через деревню шаг за шагом, пока не почувствовал себя лучше. Выпрямившись, он вытащил осколки склянки старейшины и бросил их в воду.

Нобилилл вытащил данный Кипом нож и осмотрел его — обычное железное лезвие, старое, но еще достаточно острое. Остарион не знал, сколько он пролежал на земле, но он чудом остался жив. Возможно, пауков отпугнула та жидкость из бутылки. В тридцати метрах от него были видны сотни паучьих следов. Все они вели в одном направлении, и Остарион знал, в каком. Нобилилл сжал нож в руке и бросился бежать.

Ловушки остановили с десяток пауков — те еще дергались и пытались выбраться из ям с кольями, самодельных капканов и уже порядком подгнивших сетей. Нобилилл пробежал мимо них, даже не взглянув на шипящих и извивающихся тварей, но на окраине второй деревни, он, вдруг, остановился. На его пути, спрыгнув с дерева, оказался большой, серый паук. Он щелкал мощными жвалами, с которых капал зеленый яд. Остарион беспомощно оглянулся и перехватил кинжал поудобнее. Паук оттянулся назад и прыгнул вперед, раскидывая лапы в стороны. Остарион отскочил влево, но паук задел его и нобилилл упал на спину. Паук тут же навис над ним щелкая клыками, пытаясь укусить его в лицо. Остарион попытался укрыться рукой, но тварь наседала на него, яд капал нобилиллу на лицо, обжигая кожу и вызывая жгучую боль. Правой рукой он отталкивал паука, тыча пальцами в его глаза, а левой пытался бить его ножом, но железо не пробивало жесткую шкуру твари.

Остарион слабел. Жвала уже щелкали прямо перед его лицом. В последний момент, зарычав, словно волк, нобилилл извернулся и всадил нож прямо в глаз паука! Тот заверещал и отпрыгнул от Остариона, катаясь по земле, словно раненая змея. В последний момент тварь дернулась и налетела на последнюю ловушку, сбив сдерживающий ее кол. отчего палка с кольями прибила паука к дереву.

Отдышавшись и оттерев пот, Остарион вновь побежал. Теперь он не обращал внимания на боль, усталость и слабость. Нобилилл бежал, что было сил, но когда он увидел то, что осталось от деревни, нобилилл пал на колени.

Деревня впервые была освещена мягким, тусклымлунным светом. Теперь она не казалась темной и мрачной, как раньше,а сейчас, в свете, она навевала лишь грусть и тоску. Деревня погрязла в болоте, крови, грязи и останках. Чудом нетронутые битвой, удивительно чистые части болота, теперь, при свете, не казались такими отталкивающими. В кристальных водах, захороненные нобилиллы словно светились, и, казалось, что они сейчас встанут и присоединятся к выжившим. В остальных же частях все было гораздо хуже. Трупы пауков и нобибиллов окрасили землю и грязные воды потревоженных болот в грязно—серый цвет. Выжившие жители оттаскивали тела в одну кучу, некоторые пытались восстановить повалившиеся в болото хижины, вытаскивали из мутных вод старую утварь.

Юный нобилилл поднялся на ноги и пошел вперед, невидящим взором оглядывая разрушенное селение. Трупы нобилиллов валялись вперемешку с пауками, красная кровь смешалась с зеленой, превращаясь в бурую жижу. Раненых оттаскивали к лекарю, мертвых же медленно спускали в гнилые воды. Среди трупов Остарион увидел и своих последних спутников. У одного было разодрано горло, другой лежал без глаз, из глазниц его сочился яд.

Никто не смотрел на Остариона. Лишь старик, опершийся на полуразрушенную лестницу, изредка глотающий свою кровь. Старейшина смотрел на юного нобилилла с насмешкой, держа одной рукой его меч.

Остарион подошел к нему.

— Зачем? — тихо спросил он. — Что я вам такого сделал, что вы решили меня так подло уничтожить? Ради чего вы пошли на предательство?

— Предательство? Бездна тебя поглоти, нобилилл! Разве покидая деревню, оставляя нас без своего меча, ты нас не предавал? — Старик закашлялся. — Но я скажу. Ты упрямец, Остарион. Но твои молодые нобилиллы такие же упрямцы, как и ты. Этот меч… не для лучших, Остарион. Это меч Бездны, данный нашему народу богами… я собирался обменять его у пауков на новую жизнь. Но твой друг Кип проткнул копьем их… вождя.

Остарион поморщился и в сердцах вскричал:

— Да что ты такое несешь?!

Старейшина кивков головы указал на паучье тело, лежащее в болоте. Остарион медленно подошел к нему, оттянул его за лапу и в ужасе отпрянул — вместо ужасной морды паука там было, наполовину ушедшее в воду, туловище человека! Нобилилл, утихомирив страх, вытащил из воды и повернул голову мутанта и вновь отпрянул в ужасе. На его лице было четыре глаза, и по углам рта находилось по два клыка. Кожа мутанта была бледно—серой, глаза красны.

— Ты хотел стать этим чудовищем? — Остарион гневно посмотрел на старейшину.

— В этом было наше спасение… — старейшина улыбнулся. — Но, предав тебя, я сам попался под предательство. Даже Кииссат отвернулся от меня, едва увидел… его. Давай, Остарион, убей меня. Подари старику смерть… как король.

— Я уже подарил ее тебе, — тихо сказал Остарион и забрал и забрал из слабеющих рук старика свой меч.

— Остарион! Остарион! — Кип звал нобилилла, пытаясь углядеть его в погибших. Он бегал вокруг полуразрушенных и обгорелых хижин, перепрыгивая через трупы пауков. Он не видел его в возвратившихся нобилиллов и думал, что тот попал в битву и думал о худшем, правда, не теряя надежды.

Юноша сидел на бревне и невидящим взором смотрел на лица утопших и убитых. Горе захлестнуло его — он не мог сказать ни слова. Но постепенно, оно вымещалось решительностью. Нобилилл точно знал, что уйдет отсюда. Но теперь уйдет не один. На его памяти это был третий раз, когда пауки таким большим количеством нападали на деревни и каждый раз, одна из деревень уничтожалась. Это случилось и сейчас. Теперь больше нет деревень. Выжившие нобилиллы разделяли горе Остариона, но не пали духом. Ведь они победили. Но какой ценой. Они знали, что это произойдет вновь, рано или поздно, но не могли ничего с этим поделать. Над нобилиллами навис рок гибели. Отовсюду слышался плач и стоны. Раненых было много, и не каждый из них выживет. Теперь у них был выбор — уйти, или остаться. Но все они прекрасно понимали, что это — последняя победа. Пауков было в три раза больше, чем всех нобилиллов в деревне, но они выстояли.

Деревья, закрывавшие своими ветками небо, скосились. Многие ветви на них были обломаны в пылу битвы и теперь болото освещалось тусклым светом солнца. Теперь на деревьях невозможно было что—то построить — толстые ветви уже ничего не выдерживали.

Остарион воткнул свой меч рядом с собой и дотронулся до свежей раны на щеке. Из нее все еще шла кровь, кожа вздулась, но нобилиллу было откровенно плевать на этот факт. Он смотрел в воду и смотрел, ему казалось, что сейчас стоит заплакать, но слез не было. Глаза оставались сухими. Остарион видел побежденный народ в воде, а не побежденный — позади себя.

Кип положил руку на плечо юноши.

— Сколько нас осталось? — спросил Остарион, с ненавистью глядя на мохнатых тварей, перерубленных и перебитых, валяющихся радом с трупами нобилиллов, что не смогли выжить. Земля пропитывалась их кровью, растекавшейся по всей деревне. Рядом с трупами тварей, лежали мертвые нобилиллы. Остарион видел каждую рваную рану на их истерзанных телах и пытался отвернуться, чтобы не видеть, как их накрывают тряпками, но у него не получалось. Что—то заставляло его смотреть на них.

— Треть, — Кип говорил с трудом, нервно разглядывая знакомые лица умерших. — Лишь малая толика того, что было. Наша деревня разрушена. То, что хотел сделать старейшина… я словно обезумел. Я стану таким только если все живые существа мира станут… ими.

— Да, я знаю. — Остарион улыбнулся. — Спасибо тебе, Кип, что ты обезумел. И спасибо тебе за него, — Остарион протянул ему нож. — Он спас мне жизнь.

— Оставь себе. Мою жизнь спасать ни к чему, а вот твою стоит. — Кип недовольно оглядел рану на затылке и Остарион это заметил.

— Меня предали, Кип, — Он убрал нож. — Старейшина предал меня. Из—за него, — он показал ему меч. — Это плохо кончилось для всех нас.

— Я знаю.

— Но мы все еще живы.

— Мы потеряли наш дом. Теперь у нас нет ничего — ни крова, ни пищи, все наши скудные посевы погибли в огне. Странно, что огонь не перебрался на сам лес, — сказал Кип. — Хотя этот проклятый кусок земли никакой огонь не возьмет. — Нобилилл прошел к своей хижине, поваленной в болото, и вытащил оттуда полудохлого паука. Тварь еще дрыгала лапами и пыталась разглядеть противника оставшимся глазом — остальные были выбиты. Паук двигал жвалами, словно пытаясь укусить. С них капал яд. Недолго думая, Кип выбросил его в воду. Тварь забилась в предсмертной агонии и утонула, оставив после себя ядовито—зеленые разводы.

— Нам нельзя здесь оставаться, — подытожил Остарион. Он вытащил меч из земли и оттер от паучьей крови. Старейшина дрался им в последний раз. — Теперь даже десяток пауков способен уничтожить наш народ полностью. И я говорю тебе — если мы останемся здесь хотя бы на пару дней — мы все погибнем. Я знаю, как отсюда выйти, я уже выходил к пустыне, а дальше стоят уже зеленые земли. Старейшина сказал мне, кто я. Я — сын короля. Короля больше нет. Значит теперь это я.

Кип заглянул ему в глаза и устало покачал головой. Все, кому не лень, могли сейчас так говорить, но правее от этого они бы не стали. Остарион заметил его недоверие, тщательно скрываемое от него, и усмехнулся.

— Всякий может быть королем, — помедлив, ответил Кип, пряча глаза и пытаясь встать на более сухое место, не пропитанное кровью и желчью. Нобилилл обрадовался возможности покинуть Черный лес, но тайны неизведанных дорог пугали его. Он не знал, как к ним отнесутся люди, если они вообще смогут покинуть это место. Остарион вновь приметил его недоверие, но против ничего не сказал. Он понимал недоверие каждого из них. Ведь они были и у него самого. Догадки — вот, что у него сейчас было. Догадки и только. Но он решил, если не сейчас он поведет их — значит, никогда не поведет. Нобилиллам был нужен лидер и Остарион был готов им стать. — Но старейшина говорил, что снаружи нас ждет еще более жестокая смерть, чем здесь.

— Я не старейшина, и никогда не буду старейшиной. И я не хочу смотреть, как наш народ чахнет в этом гнилом лесу! Я — ваш король, — жестко сказал Остарион, с характерным лязгом вгоняя меч в ножны. — Хочешь ли ты признать мое право на это, или нет — без разницы. Сейчас нет времени на выборы. Никто из них, — он обвел взглядом остальных нобилиллов, прислушивающихся к нему. — Не оспорит моего права. Я знаю, как отсюда выйти. И я поведу вас.

— Но там, снаружи… мы не знаем, что там, как там живут… куда нам выходить…люди… что делать против них? — неуверенно проговорил Кип.

— Мы. Выходим. Из. Леса. Ты меня понял? — грозно спросил Остарион, чеканя каждое слово. Кип не пошевелился. Он смотрел на нобилилла и словно не понимал его слов. Тогда Остарион вскочил на большой камень и закричал:

— Слушайте меня! Вас предали. Вы плачете над своими родными, убитыми этими тварями. Ваш старейшина хотел сделать вас полулюдьми, полупауками. Вас предали, но теперь настало время уйти от всех лишений. Меня предали так же, как и вас, но не хотели даже оставлять в живых. Но теперь за вами пришел ваш король.

— Где он был, когда мы нуждались в нем?! — крикнули из толпы. Это был Малт, в битве он потерял глаз и длинный шрам на лице лишь добавлял ему свирепости. Его тело украшали свежие шрамы, на левой руке не хватало трех пальцев, а правой он опирался на меч Кииссата. Остарион взглянул на него и удовлетворенно усмехнулся. Еще вчера Малт казался многим просто мальчишкой, не знающим, с какой стороны браться за меч, а сейчас он выглядел, как истинный воин, окруженный нобилиллами. Остарион понимал, что Малт и Кип пойдут за ним, а за ними пойдут и остальные.

— Я не знаю, — честно сказал Остарион. — Но знаю другое — если мы не уйдем отсюда — пауки нас уничтожат. Мы победили их сейчас, но если мы останемся — они убьют нас раньше, чем солнце уйдет за горизонт! А разве вы хотите смерти?

— Нет! — громче всех крикнул Малт. Остальные нобилиллы либо молчали, либо тихо поддерживали его. Они еще не оправились от битвы, и каждое слово Остариона казалось им чуждым. Они не знали, что слушать: то ли речь Остариона, то ли стоны умирающих и раненых нобилиллов.

— Вам нужен тот, кто поведет вас? — кричал Остарион. — Вам нужен тот, кто знает, как отсюда выйти? Так вот тот, кто поведет вас! Это я! Этот поход будет самым трудным из всех, что только ложились на плечи нашего народа. Кто—то из вас погибнет и этого не избежать. Но они погибнут не зря, они дадут тем, кто выживет, шанс начать новую жизнь за пределами этого богами забытого места! Но… есть ли среди вас те, кто хочет остаться здесь?

Никто не пошевелился. Никто из них даже не дернулся. Все слушали и смотрели на него, даже умирающие и раненые отвлеклись от своих ран. Нобилиллы увидели в нем последнюю надежду своего народа и, Остарион понял это. Он глядел в их глаза и понимал, что сейчас они пойдут за ним куда угодно, хоть к Бездну. Остарион вскочил на гнилой пень и вновь оглядел их. Собравшись с силами, он громогласно спросил:

— Так вы признаете меня вашим королем?

— Да! — Нобилиллы потянули к нему руки. Они сказали это тихо, но твердо, понимая, что это будет за путь.

— Вы пойдете за мной?

— Да! — они закричали громче и уверенней. Остарион уверенно смотрел на каждого из них, каждого, кто был готов уйти отсюда. Именно сейчас он знал, что они выберутся из леса, чего бы им это не стоило.

— Тогда я не подведу вас, — сказал он, спрыгивая на землю. — Я клянусь вам честью и жизнью, что буду защищать вас, пока мое сердце не остановится! Пока вы не услышите мой последний вздох.

Из толпы вышел старый Хейн, когда—то бывший жрецом в Сиинаиле и принимавший клятвы королей нобилиллов. Его роскошные одежды сгнили и напоминали серую мешковину. Теперь он не трогал древних фолиантов, кроме как для растопки печей, но сейчас, сейчас настал черед его и его бога. Жрец казался бодрым и здоровым, хоть ему уже перевалило за сто лет. Он держал в руках маленькую серебряную цепь с медальоном, на котором была изображена голова оскалившегося синго волка — герба королей нобилиллов.

— Конечно, клятва у королей другая, но я принимаю твою клятву, Остарион, сын… — сказал он и запнулся. — Сын… Эниона?..

— Без разницы, чей я сын! — горячо крикнул Остарион. — Главное, что вы идете за мной!

Нобилиллы вскричали. Они трясли своим старым оружием перед Остарионом и тут, сквозь их гул он услышал громкие стоны раненых. Нобилилл поднял руку, и все, кто кричал, замолчали.

Их оттащили к уцелевшей хижине, стоящей на земле. Многие из них уже умерли, на их лицах застыли гримасы боли. Раненые лежали на пожухлой траве и громко стонали. С каждым неловким движением, они вскрикивали, держась за раненые места. Многим попросту не смогли остановить кровь и они медленно умирали, с болью глядя на выживших нобилиллов. Остарион смотрел на них с не меньшей болью. Он останавливался возле каждого раненого и сам осматривал их раны. Он знал, что ничем не может им помочь, но попросту не мог оставаться в стороне. Нобилилл смотрел прямо в глаза раненых, скрывая свои слезы, но они упорно наворачивались на глаза; эйфория ушла, а на ее место вновь стало горе. Раненые нобилиллы не произносили ни слова — лишь стонали. Кто—то из них молчал, периодически сплевывая кровь, и спокойно смотрели на остальных. Для них смерть ничего не значила, они принимали ее, как избавление от стольких лет мучений.

— Кто из вас может идти? — тихо спросил Остарион. Все молчали, когда он говорил, так что его шепот пронесся по деревне, словно ветер.

Ему никто не ответил, но многие из них боязливо посмотрели на нобилилла. Они поняли, в чем дело и тут же попытались сказать, что они могут идти, но из их уст раздался лишь неразборчивый стон. Многие раненые зашевелились, пытаясь встать самостоятельно, но у них ничего не получалось — раны были серьезными.

Остарион с болью в глазах смотрел, как они карабкаются к жизни, к той жизни, которую им больше не увидеть никогда. Среди умирающих было много молодых — даже куда младше чем он, нобилиллов. Он повернулся к Хейну, но тот лишь покачал головой.

— Не тяни с нами, Остарион, — сказал один из тех, кто держался и не стонал. Остарион с трудом узнал в нем Йонаса — его лицо было покрыто ранами, из груди торчал острый клык паука. — Наша смерть близка, и чем раньше она придет — тем раньше мы окажемся в лучшем из миров.

Не успел он договорить, как ко многим из раненых бросились их матери, братья и сестры. Они закрыли их своими телами, и каждый из них говорил одно и то же:

— Нет! Смилуйтесь! Они выживут, они пойдут! Мы сами потащим их на своих спинах, если это потребуется!

— Многие из них не выдержат многодневного перехода, — попытался образумить их Хейн. — Их раны невозможно излечить только моими силами. Отпустите их с миром…

— Заткнись, старый хрен! — воскликнула женщина с разбитой головой. В страхе за сына, она забыла про свои раны. Остарион так мало общался с нобилиллами, что даже не знал всех их имен. Он уставился в землю, сжимая кулаки. Болван. Дурак. Идиот. Какой король не знает своих поданных? — Мой ребенок выживет! Я понесу его на своих руках, пока мы не выйдем отсюда!

— Тихо! — крикнул Остарион. Со злостью оглядев всех, он поднялся с колен и, развернувшись к ним спиной, начал говорить: — Всех нобилиллов, которые могут выдержать переход, грузите на телеги. Я не могу взять каждого раненого. Но оставлять вас медленно умирать я не могу…

— А что будет с нами? — спросил Йонас. Он истекал кровью, и умер бы сам, но хотел, чтобы это получилось быстрее. Многие закивали, услышав его вопрос, и выжидающе посмотрели на Остариона.

Юноша хотел было уйти, но услышав вопрос, остановился. Его рука легла на меч, и, постояв с минуту, он решился.

— Вы умрете… простите, что мы не сможем похоронить вас со всеми почестями…

— Плевать на наши тела, — улыбнулся сквозь боль Йонас. — Главное, сделайте это побыстрее, ваше величество. А мы уж увидим вас с пятого неба.

Остарион вытащил свой меч из ножен и, на мгновение, невольно загляделся на него: черная матовая сталь притягивала к себе взгляды многих. Длинный двуручный меч с длинной черной закрученной рукоятью, на эфесе которого был изображен волк.

Через секунду Остарион остановился перед первым Йонасом и заглянул ему в лицо. Тот уверенно кивнул и медленно закрыл глаза. Когда холодная сталь коснулась его груди, он лишь выдохнул.

Остарион убивал быстро. Убивал лишь тех, кто соглашался на смерть. Остальные либо остались умирать здесь, либо их поднимали их родные и другие нобилиллы.

Когда все было кончено, Остарион лично закрыл глаза тем мертвецам, которые смотрели, как он их убивает. Юноша никогда не думал, что ему придется добивать своих же собратьев и сестер, но когда это случилось — он не позволил своей руке дрогнуть. Только что все, о чем он знал, словно испарилось из его головы. Все его заветы, выученные им по требованию матери, исчезли — все это стало прахом, когда ему пришлось добить своего же собрата из жалости, потому что ОН его попросил сделать это. Оглянувшись, он пересекся взглядами со встревоженными нобилиллами. Кто—то плакал, не стесняясь этого. Остарион нервно сжал кулаки и, вновь превозмогая слезы, произнес:

— Наш путь будет так же труден, как и вся наша жизнь. Готовьтесь.

Народ начал разбредаться и собираться. Они накрыли оставшиеся трупы полотнами гнилой ткани, не смея бросить их в болото.Остарион пытался собраться с мыслями, но не мог. Он понял, что взвалил на себя такую ношу, которую одному ему не вынести, но он понял это слишком поздно. Кто он? Мальчишка, всего лишь сопляк, способный держаться за меч. Ни мудрости, ни примера правления у него не было. Не было советников и армии, даже от народа осталась лишь малая толика. Из раздумий его вывел Кип, хлопнув его по плечу и сев рядом:

— Я пойду за тобой куда угодно, Остарион. Но после того, как нашему народу ничего не будет угрожать…

— Что, после?

— Я уйду. Мне здесь не место, Остарион. Я здесь буду совершенно чужим. Я всегда хотел отыскать своих родных и это мой шанс. Я предал своего старейшину вонзив копье в затылок той твари, и теперь половина нобилиллов косо на меня смотрят. А теперь, когда мои друзья пали… от руки своего же правителя.

— Я не хотел их убивать, — Остарион напрягся. — Нобилиллы не смотрят косо на тебя. Ты лишил их сомнительной радости стать… этим, — он кивнул на получеловека. — Скорее они тебя боготворят.

Кип промолчал. Он замешкался, иногда поглядывая на девушек. Так и не сказав ни слова, он отошел. Остарион с сожалением разглядывал развалины деревни и понимал, что он был прав. У них не было времени похоронить умерших, как должно, но болота их сохранят. Вода выйдет из болот и заберет тела к себе. Там они и будут лежать, в прозрачной, но абсолютно гнилой воде, бескровные, со страшными порванными ранами.

— Пора уходить, — к Остариону подошел Хейн. — Я могу вывести нас к Тракту, но, боюсь, там нам будет не перейти.

— Мы не пойдем к Тракту, — ответил Остарион, с сожалением проговаривая свои слова. — Мы пойдем к Красной пустыне.

— Но это же верная смерть! — ужаснулся старик.

— Нет, — покачал головой Остарион. — Это не смерть. Это самый легкий путь. Притом, ты сам сказал, что через Тракт нам не пройти. Нам придется экономить еду и воду. И идти настолько тихо, насколько это возможно. Чтобы о нашем передвижении знали только деревья и ветер.

Старик ушел предупреждать других. Многие ужасались его словам, многие недобро поглядывали на Остариона, но еще большая часть лишь вздохнула. Никто и не обещал, что их путь будет легким.