Милицейский спецназ

Александр Тамоников, 2005

Слова: долг, честь, совесть – для него не пустой звук. Бывший офицер-"афганец", а ныне старший инспектор ДПС старший лейтенант милиции Владимир Кузьмичев всегда твердо стоял на страже закона. Ни взяток не брал, ни богатства не нажил. Только наступили новые времена, и оказался Кузьмич белой вороной. А что творится вокруг: наркоторговля, проституция, рэкет… И заправляет всеми грязными делами в небольшом городке не кто иной, как сынок главы местной администрации отморозок Фома. Ни закон ему не писан, ни управы на него нет: все перед всесильным папашей на задних лапках ходят. Тогда Кузьмичев решил: хватит, пора вывести бандитскую нечисть на чистую воду. А боевого опыта спецназовцу не занимать…

Того и называют подлецом,

Чья задница становится лицом!

Григорий Стернин

ГЛАВА 1

Мелкий моросящий дождь накрыл Горинский район к вечеру. Весь день плывущие с юга тучи наконец разродились влагой. И все бы ничего, если бы не ветер. Он превращал теплый до дождя августовский вечер в ненастные сумерки осени.

Старший лейтенант Кузьмичев Владимир Кузьмич, облокотившись о капот служебного автомобиля и накрывшись плащ-накидкой, смотрел на дорогу. Трассу, ведущую в Горинск из соседней области. Иногда закуривая и пряча сигарету в кулаке под накидкой. Машина стояла на выезде с проселочной дороги, капотом выступая на обочину. Сержант Максим Губин читал в салоне своего незабвенного Чейза, произведениями которого буквально упивался. Кузьмич не мешал молодому напарнику. Пусть читает. Это не самое плохое дело в жизни.

Старший лейтенант отошел от автомобиля, прошелся по обочине. С левой и правой стороны дороги под резкими порывами ветра шумел кустарник, скрывающий своими ветвями довольно крутой кювет. Инспектор дорожно-патрульной службы подумал: надо бы вырубить кустарник, сколько уже водителей разных машин на этом участке, останавливаясь по нужде, сваливались в придорожные канавы, просто не замечая кювета. Но кому до этого было дело? Сам Кузьмич писал рапорты, но их аккуратно подшивали в папку, и на этом все заканчивалось. То же самое и с предупреждающими знаками. Дорожники местной передвижной механизированной колонны в трех местах на дистанции в пару километров разлили битум, намереваясь в дальнейшем покрыть заплаты асфальтом. Но что-то там у них вышло из строя, асфальтовый завод, что ли? И полосы битума так и остались на дороге. В сухую погоду это опасности не представляло, а вот в дождь такие участки превращались в сплошной каток, похлеще любого гололеда, лишая колеса автомобиля сцепления с дорогой и запуская в неуправляемый ход. А предупредительных знаков не выставили. Хотя ограничения скорости до пятидесяти километров в час ввели. Но и на пятидесяти километрах при резком торможении водитель лишался управления. А рядом кювет, заросший кустарником. До беды, большой беды недалеко. Поэтому сегодня Кузьмичев и решил встать здесь. Его фигура, видимая издалека, до начала опасного участка, заставит лихачей снизить скорость, а с ней и вероятность аварии.

Дождь немного усилился, зато заметно стих ветер. Поправив под плащ-накидкой штатный автомат «АКСУ-74», радар и светящийся жезл, старший лейтенант вышел на асфальт. В Москве, говорят, новую форму вводят. Пока в Москве и области. Потом, понятно, переоденут и всех остальных сотрудников ГИБДД, но это, скорее всего, уже без него, Кузьмича. Старшему лейтенанту служить осталось совсем немного до конца месяца. Потом дембель. Третий за не такую уж и длинную жизнь. В июле Кузьмичеву стукнуло сорок пять лет. Двадцать семь из них он отдал службе. Сначала в армии, потом в милиции.

Кузьмич закурил очередную сигарету. Обычно на дежурство он брал две пачки «Примы». Это было много. Но зато дома, вне службы он курил редко. В последнее время память Кузьмичева все чаще возвращала его в детство, юность и боевую молодость. И объяснить сей факт старший лейтенант не мог. Вроде не старый еще, чтобы предаваться воспоминаниям, но тем не менее…

Воспитывался Володя в детском доме, потеряв родителей в двухлетнем возрасте. Нелепый случай, как он узнал позже, лишил Кузьмича семьи. Они жили в небольшой деревушке тогда еще Горьковской области, в лесу. Как и все односельчане, родители Володи, как только вызревала черника, выходили на сбор ягод. Вышли они на этот промысел и летом 1959 года. Уж как получилось, неизвестно, но отец с матерью заблудились и попали на болото. Попытка выбраться на твердую землю закончилась трагедией. Топь поглотила их, оставив на поверхности лишь зеленый материнский платок, который потом дед Егор привез Володьке в детский дом и с которым вот уже тридцать восемь лет Кузьмич никогда не расставался. Этот дед и поведал семилетнему Кузьмичеву историю гибели его родителей. Тогда он воспринял это спокойно. Может, оттого, что не помнил ни отца, ни матери, или своих забот хватало. Детский дом — не пионерский лагерь. Годы жизни сложной, далеко не безоблачной. Жизни, когда утверждаться в ней приходилось на десяток лет раньше сверстников, живших в семьях. Как завидовал Владимир пацанам и девчонкам, проходившим мимо их дома с родителями! Они шли в уютные квартиры, получали заботу и тепло. Им не нужно было ложиться спать по команде на жесткие солдатские кровати, накрываясь казенным одеялом и складывая такую же, пахнувшую каким-то особым запахом, казенную одежду. И их не душили ночами слезы. Слезы жалости к себе и обиды на всех за свою казенную судьбу.

Кузьмичев вздохнул, стряхивая пепел.

Да, тяжело ему было в детском доме. Тяжело. Но, как говорится, ничто на земле не проходит бесследно, и каждая монета имеет две стороны. Трудности, которые пришлось преодолевать Володе в детском доме, рано закалили не только тело крепкого мальчишки, но и его характер. В пятнадцать лет он уже знал, что такое настоящая дружба, умел различать людей, считал порядочность и верность данному слову — законом, ненавидя ложь, предательство и подхалимство. А главное, в свои пятнадцать лет Володя Кузьмичев четко осознал, что никто и ничего ему на блюдечке не преподнесет и всего в жизни придется добиться самому. Он занялся спортом, классической борьбой, считая этот вид спорта одним из самых честных. Классика не допускала приемов с использованием всевозможных подножек, подсечек, болевых захватов, выявляя победителя по силе и ловкости. Затем к борьбе прибавился бокс. Володя участвовал во многих соревнованиях за родной детский дом и добился того, что к семнадцати годам выполнил первые разряды по обоим видам спорта.

Проблемы, кем быть, перед Кузьмичевым не стояло. Он твердо решил связать свою жизнь с армией. Оформил документы для поступления в Московское общевойсковое училище. Но не прошел по конкурсу. Не хватило знаний. Это был первый удар во взрослой жизни Кузьмичева. Ему советовали обратиться к начальнику училища за разрешением пересдать один из экзаменов, за него готов был хлопотать начальник кафедры физической подготовки и спорта, но Владимир отверг предложение. Он не хотел быть зачисленным благодаря чьему-то вмешательству извне или пользуясь теми льготами, которые в то время имел как воспитанник детского дома. Гордость не позволила. Он остался в столице, поступив в профессионально-техническое училище. А после его окончания, получив специальность «слесаря по ремонту автомобилей и водителя категорий «В» и «С», был призван в Вооруженные силы тогда еще Советского Союза. По всем параметрам служить бы Кузьмичеву где-нибудь в автобате или рембате, но, оценив его физические данные, Владимира определили в воздушно-десантные войска. Срочную службу он проходил в Узбекистане, в Фергане. В 1979-м поступил в школу прапорщиков, откуда опять вернулся в родной парашютно-десантный полк старшиной роты. А тут грянул и Афганистан. И для прапорщика Кузьмичева началась другая жизнь, именуемая войной…

Мысли Кузьмича были прерваны окриком сержанта из патрульной машины:

— Кузьмич! И не надоело тебе на шоссе столбом торчать? Иди в тачку, вымок же весь, наверное?

Старший лейтенант отмахнулся:

— Сиди, где сидишь! А я еще на свежем воздухе побуду!

— Странный ты, Кузьмич! И вправду мужики из отдела говорят, чудак-человек!

— Это точно! А у тебя что, книжка закончилась?

— Угу! Классная вещь! И умеет же писать этот американец!

— Чейз — англичанин!

— Откуда знаешь?

— Знаю!

— А чего ж он об Америке пишет?

— Это ты у него спроси!

— Ага! Спросишь! Но пишет обалденно! Наши так не могут.

Кузьмичев улыбнулся:

— А ты наших-то читал?

— Читал!

— Кого?

— Не помню! Но читал. Только у нас в натуре все круче, чем в книгах, хотя и в романах есть такое, что стошнит.

— Ладно, Максим, закройся!

— А чего? И, вообще, чего ты такой молчаливый, Кузьмич? Как бирюк!

— Какой есть! Короче, не закроешься, на улицу выведу, будешь рядом со мной службу тянуть!

— Понял! Молчу! Я уж лучше в салоне вздремну, один черт никого на трассе. Ты, если что, по капоту стукни, ладно?

— Ладно!

Сержант удобнее устроился на сиденье водителя служебной «Волги», опустив немного спинку назад. Через полуоткрытое боковое окно донеслась тихая мелодия.

Кузьмич вновь оперся о капот машины.

Слева горизонт замерцал зарницами. Вскоре показался пока еще сведенный в одну точку свет фар. Сквозь пелену дождя эта точка разбрызгивалась разноцветными лучами крошечного салюта. Какой-то автомобиль приближается к передвижному посту. И приближается быстро. Вот уже фары видны раздельно.

Навстречу шел легковой автомобиль. Кузьмич вытащил из-под плащ-накидки радар, ударил ладонью по капоту «Волги», заставив Губина встрепенуться. Старший лейтенант описал согнутой в локте рукой круг, что означало распоряжение водителю патрульной машины включить маяки световой сигнализации. Мачта начала переливаться красно-синим ярким светом, не увидеть который водитель приближающейся машины не мог. И тут же старший лейтенант навел на свет фар радар. Цифры высветили скорость в 82 км/час, замерев на этой отметке. Кузьмич мог бы зафиксировать скорость нарушителя, но не стал делать этого, сознательно давая тому плавно притормозить. Но машина скорость не сбросила. Опустив радар, Кузьмичев выставил в сторону светящейся жезл, сделал отмашку, приказывая лихачу остановиться. Тот выполнил требование инспектора, остановив машину метрах в двадцати от Кузьмича.

Старший лейтенант, сбросив капюшон и поправив фуражку, пошел к «ВАЗ-2109». Из его салона вышел молодой мужчина, согнувшись под струями дождя.

Кузьмич, как положено, представился:

— Старший инспектор дорожно-патрульной службы старший лейтенант Кузьмичев! Пройдемте к вашей машине и приготовьте документы к проверке.

Мужчина протянул портмоне:

— Они у меня с собой!

— Пройдемте к машине. Вы едете один?

— Да. А в чем, собственно, дело?

— Я вам все объясню.

Они сели в «девятку». Кузьмич показал водителю цифры дисплея радара:

— Вы превысили скорость! Но сначала давайте разберемся с документами.

Посмотрев паспорт технического средства, удостоверение на право управления автомобилем, талон прохождения технического осмотра, он вернул бумаги водителю.

— С документами порядок! Вернемся к нарушению. Повторю, вы превысили скорость на 32 километра.

Водитель попытался изобразить изумление:

— Но позвольте, инспектор, насколько мне известно, правила дорожного движения устанавливают скорость вне населенных пунктов до девяноста километров в час, а ваш радар показал восемьдесят два. В чем нарушение?

Кузьмичев посмотрел на нарушителя. Вздохнул, терпеливо объяснив:

— Нарушение в том, что на этом участке, от окраины леса до поворота на объездную дорогу, ограничение в скорости составляет пятьдесят километров в час, о чем предупреждает дорожный знак, установленный на границе участка.

— Не видел я никакого знака!

— А вот это плохо! Значит, к тому же машину ведете невнимательно.

— Да не было никакого знака!

— У нас есть возможность убедиться в обратном. Разверните автомобиль и проедем до леса, я покажу вам знак.

Водитель ударил ладонью по рулю.

— Ну, хорошо! Верю! Но я его, честное слово, не видел.

— Как не видели и сигналов проблесковых маяков патрульного автомобиля?

— Сигналы видел!

— Почему же не начали снижать скорость?

— Я снижал, ведь остановился же! Только резко этого сделать не мог, дорога, сами видите, мокрая!

— Вижу! Я фиксировал вашу скорость. И хватит лгать, не люблю я этого. Сдайте машину к патрульному автомобилю, будем составлять протокол.

Водитель посмотрел на Кузьмича:

— Командир! А может, обойдемся без протокола? Нет, я не против заплатить штраф, но на все эти проволочки с протоколом уйдет время, а я спешу, мне еще до Переславля пилить. Вот полтинник, инспектор! Разойдемся?

— Нет, не разойдемся! И уберите деньги! Вы же не хотите, чтобы я вас задержал за попытку подкупа должностного лица при исполнении служебных обязанностей!

Мужчина хмыкнул:

— Как хотите! Не хотите пятьдесят рублей, ничего не получите. И даже при том, что я действительно нарушил правила, предупреждаю, протокол не подпишу. И вы ничего не докажете.

— Как сказать. Последнее время нарушители стали наглее, так что приходится и нам прибегать к маленьким хитростям.

Водитель поднял на инспектора настороженный взгляд:

— О чем это вы?

— О диктофоне. Знаете, есть такие компактные и очень чувствительные приборы? Так что весь наш разговор записан на пленку. Можете не подписывать, от ответственности вам все равно не уйти, это я гарантирую. Сдавайте машину назад.

— Ну, и… служители порядка!

Он, видимо, хотел еще что-то добавить, но сдержался, вероятно, помня о диктофоне. Завел двигатель, включил заднюю передачу, рывком тронулся назад. Перед «Волгой» так же резко остановился.

Кузьмич вышел из «девятки». Из служебной машины показался и сержант Губин. Старший лейтенант указал на водителя:

— Максим, оформи протокол о превышении данным гражданином скорости на тридцать два километра в час. Штраф по максимуму. Особо отметь, что водителем инспектору была предложена взятка в размере пятидесяти рублей!

— Понял! Прошу, молодой человек, в гости!

Сержант распахнул дверцу «Волги». Водитель «девятки» сел в патрульный автомобиль.

Кузьмич осмотрел дорогу. Она была темна и пуста. Закурил очередную сигарету.

Вскоре сержант отпустил водителя. Тот вышел, скомкав свой экземпляр протокола в карман легкой куртки. Проходя мимо Кузьмича, бросил на старшего лейтенанта злобный взгляд. Кузьмич спокойно выдержал его. Мужчина прошипел:

— Счастливо отторчать у кювета дежурство, старлей!

— Доброго пути! Совет на прощание, не нарушайте правила дорожного движения и не пытайтесь выставить себя умнее других. Это далеко не соответствует действительности.

Водитель, садясь в «девятку», больше ничего не сказал и тронулся плавно, удаляясь от временного поста дорожно-патрульной службы.

Губин высунулся из «Волги»:

— Кузьмич?

— Ну?

— Чего это ты его по полной? Да еще с этой взяткой?

Старший лейтенант вместо ответа сам спросил:

— Он подписал протокол?

— Да! Но только в части признания нарушения правил.

— И это хорошо! А наказал я его за наглость! Чтобы к тебе относились по-человечески, сам будь человеком! Понял?

— Понял!

— Вот и молодец! Выключай мачту и продолжай дремать, пока я добрый!

Сержант отключил световую сигнализацию.

Вокруг сразу стало темно. И только капли мелкого дождя, немного сменившие наклон, следуя направлению слабого ветра, упрямо били в лицо. Кузьмич набросил на фуражку капюшон, встал против ветра.

Мысли вновь унесли его в прошлое.

Итак, в декабре 1979 года в Афганистане было свергнуто правительство Амина, и ограниченный контингент советских войск перешел границу с южным соседом, встретившим своих «друзей» плотным огнем многочисленных перевалов и «зеленок». Парашютно-десантный полк, в котором «за речкой» служил Кузьмич, дислоцировался в Баграме. Подразделения части совершали рейды в близлежащие ущелья, откуда практически непрерывным потоком духами было налажено снабжение своих боевых отрядов оружием, боеприпасами, медикаментами в полевой госпиталь душманов. И в большинстве случаев им, этим подразделениям, приходилось вступать в бои. Но главной занозой для полка являлся мост через Панджшерку и дорога через близлежащий кишлак, разбросавший свои двадцать — двадцать пять глиняных домов вокруг на склонах холма, на вершине которого красовалась мечеть. Там, у кишлака на развилке двух дорог, правой от Баграма, ведущей в ущелье, и левой, уходящей в «зеленку», на блокпосту, роте, в которой прапорщик Кузьмичев был старшиной, часто приходилось нести боевое дежурство, блокируя и кишлак, и выходы из «зеленки», и ущелье.

И не было ни одного случая, когда дежурство проходило спокойно. Днем ничего, из амбразур поста наблюдались лишь мирные дехкане, нагруженные под завязку ослы. И надрывный вой муэдзина с минарета, через определенные промежутки времени, призывающего правоверных к очередной молитве. Днем было тихо. Мирный кишлак, мирные жители, обычные грунтовые дороги, горы, зелень. Летом жарко и пыльно, зимой — холодно и мерзко. Ночью же вместе с климатом преображалась и вся территория ответственности советского блокпоста. Ночью духи начинали работу. Из ущелья, от брошенного, разрушенного, находящегося чуть в стороне кишлака били минометы, имея своей целью командный пункт дивизии, аэродром и полевой госпиталь. Их огонь был малоэффективен, впрочем, как и ответные удары дивизионной артиллерии. Появлялись моджахеды и в Баграмских степях. Но все эти движения носили больше характер отвлекающего маневра. Основной задачей духи имели уничтожение блокпоста русских и захват моста. Блокпосту, или стрелковому полевому сооружению (СПС), представляющему собой обычный крупный афганский дом, когда-то захваченный штурмом, укрепленный огневыми точками, траншеями, блиндажами, доставалось неслабо. Его, как правило, духи атаковали с трех направлений, наваливаясь живыми волнами, заставляя раскаляться стволы стрелкового оружия, скорострельных пушек боевых машин десанта или крупнокалиберных пулеметов бронетранспортеров. Но и душманы несли значительные потери. Сбить десантников из укрепленного пункта было не так просто!

В этой кровавой мясорубке погибали не только афганские моджахеды и их пакистанские союзники. Смерть своими холодными щупальцами вырывала из строя и наших ребят. И, что самое обидное, не всегда во время боя. Случались курьезные случаи. Один из таких произошел где-то в конце мая 1981 года. Тот день как обычно был душным, надоедливо знойным. Рота в определенное время вышла из расположения полка, следуя на блокпост. Головную боевую машину десанта вел недавно прибывший из учебного подразделения механик-водитель рядовой Вячеслав Коренев, уроженец города Переславля. Будущий земляк Кузьмича, о чем тогда старшина роты еще не знал. Коренев вел машину уверенно. Десант обосновался на броне. На головной машине следовали и командир роты со своим старшиной. Со стороны духов никакой пакости ожидать не приходилось. Все же еще вовсю светило солнце, да и близлежащая к дороге местность просматривалась достаточно хорошо. Однако сюрприз колонну ожидал. И показался этот сюрприз за первым же изгибом грунтовки в виде стоящего на обочине блестящего прямоугольного предмета. Чуть позже стало видно, что предмет, так неожиданно оказавшийся на пути, был двухкассетным переносным магнитофоном «Шарп». Надо отметить, что эти «Шарпы» пользовались огромным спросом у военнослужащих. Таких магнитофонов в Союзе того времени не продавали, разве что в валютной «Березке», и стоили они прилично, а на черном рынке вообще бешеные, по тем меркам, деньги. Так что двухкассетники являлись предметов вожделения как солдат, так и офицеров, особенно молодых, недавно прибывших «за речку». Купить их было можно, но сложно, и тем сложнее, чем дальше от крупных торговых центров Афганистана дислоцировались войсковые части. А тут на тебе! Стоит этот сверкающий «Шарп» на обочине. Бери, не хочу! Ясно было, что под магнитофон замаскирована минная ловушка, и Кузьмичев уже вскинул автомат, чтобы расстрелять «подставу», но рядовой Коренев резко остановил БМД. Настолько резко, что десантники чуть не посыпались с брони. А сам механик-водитель, выскочив из люка, с криком: «мое!» — ринулся к заминированной «пустышке». Вслед закричали — стой, дура! Куда? Стоять, мудила! Но Коренев ничего не слышал. Он продолжал бежать к магнитофону. На секунду все оцепенели, прекрасно осознавая, ЧТО последует дальше. И только Кузьмич, мгновенно сориентировавшись, бросился вдогонку за потерявшим голову первогодком. Ротный крикнул: «Cтаршина, в сторону!» И дал очередь вдоль обочины. Это сейчас Владимир понимал, что капитан хотел ударить из автомата по ногам беглеца, все же ранение, не смерть. Но тогда перед Кузьмичевым стояла одна-единственная задача — догнать молодого солдата. Не дать ему погибнуть! И он бежал. Настолько быстро, как еще никогда не бегал. Но все же не успевал. И только когда до магнитофона-мины осталось метра три, а боец опережал прапорщика на метр, Кузьмич прыгнул. И ему удалось вытянутой вперед рукой зацепить ногу Коренева. Споткнувшись, рядовой покатился по щебню. А Владимир, вскочив, прыгнул повторно и на этот раз накрыл солдата своим телом. Накрыл, когда до смертоносного «Шарпа» оставалось пара десятков сантиметров. Уж какими словами наградил старшина рядового, память не сохранила, но то, что выражений Кузьмич не жалел, точно. А боец смотрел на прапорщика непонимающими глазами и твердил: «Mагнитофон мой!»

Подошел командир роты. Коренева отвели к машине. Капитан закричал на механика-водителя: «Магнитофон захотел, мудак? «Шарпом» на халяву обзавестись? Как тебя, полудурка, инструктировали? Что я вдалбливал в твои мозги? — Ротный несколько раз ударил пальцем по лбу солдата. — Разве я не предупреждал о ловушках? А, десантник ты хренов? Не говорил о том, что духи специально выставляют всякие магнитофоны, приемники, игрушки, заминировав их? Говорил или нет?»

Коренев, опустив голову, молчал.

Капитан вскинул автомат, выстрелил в сверкающий на солнце двухкассетник. Раздался взрыв. На месте, где свою жертву поджидал заминированный «Шарп», поднялось черное облако, взвизгнули осколки и образовалась небольшая воронка.

Командир роты, доложив командованию о причине остановки колонны, умолчав при этом о поступке подчиненного, приказал продолжить движение. Боевые машины десанта пошли вперед. Это был первый случай, когда Кузьмич спас Коренева от неминуемой смерти. Был и второй случай, но позже. А тогда, во время наряда, который прошел на редкость спокойно, Коренев лишь бросал благодарные взгляды на старшину роты…

И вновь старшего лейтенанта ДПС вернули из прошлого фары приближающегося грузовика. Фуры, судя по габаритным огням, к тому же гостей с Кавказа, скорее всего, из Дагестана. На это указывали многочисленные светящиеся гирлянды, украшавшие тент полуприцепа, видимые издалека даже в условиях плотной дождевой завесы.

Инспектор не ошибся. К нему действительно приближался «КамАЗ» с полуприцепом. Как и в первом случае, Кузьмич навел на автопоезд радар.

Тот шел в пределах допустимой скорости, но Кузьмичев решил остановить автомобиль.

Он перешел дорогу. Сержант, услышав рев двигателя «КамАЗа» (видимо, у того были проблемы с глушителем), включил проблесковые маяки сигнальной мачты.

По приказу инспектора «КамАЗ» плавно затормозил и остановился прямо напротив «Волги», аккуратно объехав Кузьмичева. Инспектор отметил на номерных знаках цифры «05», указывающие на то, что автопоезд на самом деле был зарегистрирован в Дагестане.

Из кабины «КамАЗа» выпрыгнули два человека. Они сразу направились к старшему лейтенанту.

Кузьмич представился, попросил предъявить права и путевую документацию. Один из дагестанцев, который был за рулем, выполнил требование офицера милиции, проговорив:

— Э, начальник, нас на большом посту уже смотрели. Груз, бумаги проверили, в журнале зарегистрировали. Да и правил мы не нарушали.

Кузьмичев утвердительно кивнул головой:

— Что правда, то правда, правил вы не нарушали. Но остановить вас я был просто обязан. И не потому, чтобы продублировать работу коллег, а для того, чтобы предупредить — впереди участок скользкой дороги. В некоторых местах разлит битум, а во что превращается дорога при данных условиях, сами знаете.

— Ай, знаем, конечно! А зачем предупреждающий знак не поставили?

Старший лейтенант ответил кратко:

— Не успели!

— Понятно!

Разговаривая с водителем, Кузьмичев подошел к кабине. Через лобовые стекла и приоткрытые шторки спальника он заметил какое-то движение.

Включил рацию:

— Пост! Я — третий! Прошу ответить!

— Слушаю тебя, Кузьмич! — ответил голос прапорщика Пахова, товарища Кузьмичева по службе, одного из нескольких в Горинске.

— Вы автопоезд из Дагестана недавно досматривали?

— Да, а что?

— Ребята с Кавказа ехали одни?

— Одни! Но после проверки они остановились у кафе, что рядом с заправкой. Где-то с час там стояли. А что, Володя, проблемы какие?

— Все нормально! Конец связи.

Переключив прибор связи на «прием», Кузьмичев посмотрел на водителя. Спросил:

— Пассажира везете?

Дагестанцы переглянулись. Тот, кто управлял автопоездом, ответил:

— Ай, один женщин попросил до Василькова подбросить. Как было отказать?

— Конечно! Да еще в такое время! А ну-ка посмотрим, кто это такая смелая решилась на путешествие с незнакомцами.

Он кивнул водителю:

— Скажи даме, чтобы вышла из машины!

— Ай, инспектор, может, он уже спит?

— Ты плохо понял меня, джигит?

Дагестанец цокнул языком, открыл дверцу кабины, крикнув в салон:

— Эй, девушек! Выходи!

Из кабины послышалось капризное и полупьяное:

— А че такое? Кому какое до меня дело?

Водитель повысил голос:

— Выходи, говорят! Милиция хочет тебя смотреть!

— Вот тоже домотались. Сейчас! Иду!

Вскоре на мокром асфальте оказалась размалеванная девица в короткой, почти до трусов, мини-юбке, паре черных капроновых чулок, курточке из кожзаменителя и майке с разрезом, из которого разве что соски не были видны. Вся остальная грудь снаружи. Кузьмичев узнал даму. Перед ним стояла Елена Коровина, плечевка — дорожная проститутка, более известная в Горинске под погонялом Ленки-Кормы. Это прозвище девица заимела, судя по внешнему виду, благодаря своим пышным формам, особенно тем, что расположены ниже уровня, именуемого талией, каковой проститутка просто не имела.

Старший лейтенант воскликнул:

— Знакомые лица! Елена Александровна Коровина собственной персоной! Позвольте узнать, уважаемая, за каким чертом вас в ночь понесло в Васильково?

Проститутка огрызнулась:

— А тебе какая разница?

— Большая! А ну-ка, отойдем в сторону!

И обратился к дагестанцам:

— Можете продолжить движение!

Кавказцы вновь переглянулись.

Водитель заметил:

— Это, начальник, женщин-то как?

— А женщина, ребята, останется здесь! Или вы уже заплатили кому-то за ее интимные услуги в дороге? Скажите, кому и сколько, может, отпущу даму с вами!

Дагестанец сплюнул на асфальт:

— Ай, кому платили? За какие такие услуги? Подвезти хотели, сама просился.

— Ну, а тогда что вам за забота? Не подкалымили? Не беда! Днем собьете свой полтинник!

— Я… — процедил водитель, не торопясь воспользоваться предоставленной свободой действий.

Кузьмичев повысил голос:

— Вы так и будете продолжать мозолить мне глаза или все же поедете? А то, может, груз по-новой проверим?

Дагестанцы направились к машине.

Коровина двинулась следом.

Старший лейтенант остановил девицу:

— А ты куда?

— Куда-куда? Туда! Вещи у меня там остались! Не дарить же дагерам, раз так вышло?

— Ну-ну!

Проститутка приняла брошенный из кабины целлофановый пакет, в котором находились вещи — неотъемлемые атрибуты ее профессии.

«КамАЗ» резво взял с места и через минуту его габаритные огни и свет гирлянд слились в одну мерцающую в пелене дождя точку.

Кузьмич повернулся к Коровиной.

— Теперь идем в нашу машину.

Размалеванная физиономия проститутки изобразила кривую усмешку:

— Решил сам позабавиться? С напарником своим? На дармовщину вы все ловкие. Куда там!

Старший лейтенант оборвал девицу:

— Рот закрой! И думай, если есть чем думать, с кем разговариваешь. А то я тебе быстро мыльник с прохладным душем организую!

— Чего еще от вас, ментов, ждать?

— Может, ты еще и мусорком меня назовешь? А? Ну-ка, попробуй!

— И че будет? В морду дашь?

— Нет! Не в моих правилах бить женщин, кем бы они ни были. А вот на пятнадцать суток оприходую! Так что осторожней в выражениях! Я тебе не клиент! Следуй за мной!

Кузьмич с Коровиной подошли к «Волге», из которой вышел Губин. Сержант расплылся в улыбке:

— Да у нас гости? Что, Корма, попала?

Проститутка огрызнулась:

— Ты еще мне мозги посношай! А то начальника твоего мало!

Слова Коровиной задели молодого сотрудника милиции:

— Ну ты, плечевка вонючая! Повякай мне еще…

Старший лейтенант строго взглянул на подчиненного:

— Губин! Прекрати! Шагай на дорогу, пока я тут с дамой побеседую! Да оружие не забудь!

Сержант, приняв от старшего лейтенанта радар с жезлом и закрываясь от дождя, как ранее Кузьмич, плащ-накидкой, отправился на обочину. Кузьмичев же с Коровиной устроились на заднем сиденье. Девица, заголив полные ляжки, отвернулась к окну. Кузьмич достал из кармана чехла переднего сиденья полотенце, кинул его на колени проститутки.

— Прикройся!

Та ухмыльнулась:

— А че? Возбуждает?

— Ага! Дубинку, что впереди лежит!

Коровина, накрыв ноги, вновь отвернулась к окну.

Кузьмич закурил, проговорив:

— То, что ты пашешь на Урода, ясно! Мне интересно, какое отношение к вашему бизнесу имеет Фома.

Девица повернулась к инспектору, довольно неумело изобразив удивление:

— Какой еще Фома?

— А ты не знаешь?

— Нет! Мало ли в городе этих Фомов? У меня на улице один такой проживает. Алкаш конченый! Другой на дискотеке в Доме культуры шарманку крутит, третий…

Старший лейтенант прервал Коровину:

— Хватит придуриваться! Ты прекрасно поняла, о каком именно Фоме я тебя спрашиваю!

— Уж не о сыне ли главы районной администрации?

— О нем, родном, о нем!

Девица хмыкнула:

— Нашел о ком спрашивать! Ты че, за дурочку полную меня держишь? Я в стукачки ментовские не нанималась. И вообще не понимаю, чего тебе от меня надо.

— Вот что, красавица! «Тыкать» будешь своему сутенеру и клиентам, перед которыми ноги раздвигаешь, а ко мне будь любезна обращаться на «вы»! Это первое! Второе: все ты поняла, и я жду ответа.

Проститутка, сощурив глаза, взглянула на офицера:

— Слушайте, старший лейтенант, по-моему, вы — инспектор ГАИ, а не прокурор и даже не следак-оперок, чтобы задавать вопросы, ответы на которые вас не касаются. Или те, кем вы интересуетесь, — злостные нарушители дорожного движения?

Кузьмич затушил сигарету:

— Ты права, я не прокурор и не следователь, а ты не нарушитель правил дорожного движения. Только, ты помнишь, в прошлом году в овраге недалеко отсюда, у леса, нашли труп обгоревшего до неузнаваемости человека?

На этот раз удивление проститутки не было наигранным:

— И че? К чему это вы? Мало ли трупов находят в оврагах, в лесополосах, на улицах, на собственных и чужих хатах? Я что-то не въеду, начальник, к чему вы клоните.

— А к тому, девонька, что труп этот раньше был молодой женщиной, примерно твоего возраста и, вот совпадение, так же, как и ты, занимавшейся проституцией на дорогах.

Коровина вновь спросила:

— И чего?

— Я недавно и совершенно случайно узнал, что, по заключению экспертизы, эту женщину, перед тем как убить, зверски изнасиловали двое. Насиловали изощренно, применяя, если так можно выразится, подручные средства. Черенок ли лопаты, бутылку ли из-под шампанского, точно не установлено, но все внутренние органы женщины были порваны в клочья. К тому же даме нанесли двадцать ударов перочинным ножом. Чтобы не забить насмерть, а заставить жертву испытывать страшные мучения. А потом, еще живую, я подчеркиваю, живую, что также точно установлено следствием, облили бензином и сожгли. Но опять-таки, жгли проститутку не сразу, а поэтапно. Сначала ноги, потом руки и только под конец все остальное. Словом, убийцы поиздевались над ней вдоволь. Представляешь, ЧТО испытала эта женщина?

История, рассказанная Кузьмичом, произвела впечатление на Коровину, хотя та и старалась скрыть свои эмоции. Но недавний войсковой разведчик, ныне старший лейтенант Кузьмичев видел, что его слова задели проститутку за живое. Она достала сигарету, спросив:

— Закурить можно?

Кузьмич разрешил:

— Кури!

Девица нервно затянулась дымом «Кента».

— Убийц поймали?

— Нет! Они сумели замести следы.

— Но их ищут?

— Да! Такие дела не закрываются, так как не имеют срока давности.

— А почему вы рассказали мне это?

— Ты не поняла?

— Нет!

Кузьмичев вздохнул:

— Плохо, что не поняла! Ты вот возмущаешься тем, что я ссадил тебя из «КамАЗа». Утверждаешь, что твои дела меня не касаются. Что, мол, сейчас не те времена и каждый волен поступать как вздумает! А я не хочу, чтобы ты или твоя подруга легли еще одним изуродованным трупом где-нибудь в кювете, овраге или лесу. И чтобы убийцы оставались безнаказанными на свободе, а твои сутенеры на твоем здоровье делали деньги, тебя же при этом держали за дерьмо! За рабыню, за собственность. Как ты думаешь, хозяева той женщины, которую убили в прошлом году, попытались помочь найти извергов? Ведь они им были известны?

Коровина, уставившись в боковое стекло, промолчала.

За нее ответил Кузьмич:

— Нет, Елена Александровна, не попытались. И не помогли. Эти ублюдки ушли в тень. Их вычислили, но доказать причастность к сутенерству следователи не смогли. Никто из таких же рабынь, как ты, не сдал своих «благодетелей». А те спрятались за стеной глухой отрицаловки. Да и что им оставалось? Ведь сутенеры, вольные или невольные, прямые соучастники зверского убийства. Как потенциальным убийцей является и наш доморощенный Димочка Кулагин — Урод! Вот такие дела, Лена.

Коровина отвернулась от окна:

— И вы решили, что можете что-то изменить?

— Что я решил — мое дело!

— Да кто вам даст сделать это? Разве Урод мог бы спокойно и открыто работать без прикрытия сверху? Что-то ваша ментовка его не особо трогает!

— Согласен! Без серьезного прикрытия Урод не смог бы торговать вами. Так вот ты мне и поведай, с кем именно хороводится Кулагин. Даже не так! Важнее другое. Фомин-младший связан с Уродом?

Проститутка как-то печально усмехнулась:

— Я, офицер, блядь, но не самоубийца!

— Спорное утверждение во второй части твоего заключения. При твоей-то работе. Почему ты не хочешь открыться мне? Боишься?

— Я не боюсь! Давно никого и ничего не боюсь, кроме Фомы! Только за один базар с ментами его ребята или он сам могут мне предъяву кинуть. И так придется уже вертеться, убеждая «Сашеньку» в том, что ничего лишнего не ляпнула здесь. А уж если узнают, что я про него с вами беседовала — кандец, башню точняк спилят! Так что извините, но я лучше помолчу!

Кузьмич потер подбородок.

— Ладно! Не хочешь говорить, не надо. Заставить тебя я не могу. Но только учти, Лена, когда тебя клиенты на куски резать начнут, что-либо вернуть назад будет поздно! Дай бог, чтобы с тобой ничего не случилось. Но, если случится, не обессудь и вини во всем свою глупость. Все! Разговор окончен! Это действительное твое право! Право лишать себя будущего!

Кузьмич открыл дверцу, намереваясь выйти из салона, но Коровина удержала его:

— Постойте! Фома всем темным делам в городе голова. Урод под ним! Больше ничего не скажу!

Старший лейтенант неожиданно спросил:

— Наркотой тоже Фома ведает?

Проститутка, как показалось Кузьмичеву, слегка вздрогнула:

— Я этого не говорила! Ясно, инспектор? Не говорила!

— Ясно, ясно, что ты так вдруг разволновалась? Все мне ясно! Что ж, и на этом спасибо!

Кузьмичев позвал сержанта:

— Максим!

— Я!

— Двигай сюда!

Подчиненный подошел к «Волге».

— Ну?

— Забыл, как к начальнику обращаться следует? Но черт с тобой! Давай, отвези даму в город!

— Чего? Может, плечевку, как на такси, прямо к дому доставить?

— Макс? Ты плохо понял меня?

— Но, Кузьмич, невелика птица, и пешком дойдет до утра!

— Отставить, сержант! Вперед за руль и в город. Оставить Коровину у универмага. И сразу же назад! И чтобы никаких непредвиденных поломок, никаких задержек! Вопросы?

— Нет вопросов.

Губин передал приборы инспектора ДПС офицеру, пошел в обход машины, бормоча под нос:

— Дожили! Блядей по хатам развозим!

Кузьмичев окликнул подчиненного:

— Губин!

— А?

— Ты чего там бурчишь?

— Да так, ничего особенного, товарищ старший лейтенант!

— Мне показалось, что ты чем-то недоволен!

— Это вам на самом деле показалось!

— Ну-ну! И шевели мослами. На все про все полчаса тебе.

Сержант хлопнул дверкой, и «Волга» выехала на трассу, оставив Кузьмича в плену ночной пустынной дороги.