Самая долгая литургия – 1

Александр Татаринцев (2023)

Настоятель небольшого российского храма отец Пётр переживает кризис веры, который усиливается из-за визита на Землю инопланетной делегации. Инопланетяне появляются в самом центре Москвы, через портал, что застаёт врасплох руководителей России. Встречать делегацию отправляют вице-премьера Михаила.

Бункер

В месте абсолютно секретном и безопасном, как считали все посвящённые — в глубоком подземном бункере, который когда-то строили для пребывания высшего руководства великой страны в критических ситуациях — шло очередное совещание. Разумеется, оно опять было посвящено странной планете и не менее странному её представителю.

Формат был обычным для «критических ситуаций». Под которыми, правда, раньше все понимали кризисы в отношениях с другими странами, если они неожиданно превращались из друзей во врагов. Ещё пару раз все собирались, когда поступала информация о готовящихся терактах с применением оружия массового поражения. Но в основном бункер служил страховкой на чёрный день и местом не очень регулярных тренировок службы безопасности с руководством страны.

«300 метров над головой!» — в очередной раз подумал с тоской президент и невольно посмотрел на низкий потолок. Он понимал, что так надо. Он напоминал себе про туннели, подземную железную дорогу до поверхности, уговаривал себя не чувствовать, будто оказался в ловушке. Впрочем, огромной ловушке, запасов которой хватило бы на годы жизни сотен человек.

Речь шла о первой в истории инопланетной угрозе. По крайней мере, о предыдущих угрозах никаких сведений не было — а почему, интересно? Никто не прилетал или никого не осталось, чтобы описать такой визит? Президент в очередной раз пострался успокоить себя очевидным соображением — более безопасного места в стране не было. А, как говорят чиновники в безвыходных ситуациях, «делать же что-то надо».

Вокруг стола сидели те же, что и обычно в последние дни, узкий круг — премьер-министр, силовые министры, два советника и руководители разведывательных служб.

— Таким образом, — заканчивал доклад директор ФСБ, — Информации о вероятном противнике крайне мало.

— Противнике? — перебил президент.

— Так точно, Алексей Геннадиевич. Полагаю, что после после недвусмысленных угроз на Красной Площади, вербовки заместителя председателя правительства и, видимо, ещё многих российских граждан, по-другому к пришельцам относиться нецелесообразно.

— Продолжайте, — кивнул президент.

— К сожалению, на данный момент нам не удалось получить ответов на обозначенные ранее вопросы, вся информация общая и косвенная. Пока не известны потенциальные возможности противника, силы его высадившейся группы, имеющиеся средства, поставленные стратегические и тактические цели, ближайшие намерения, уязвимые места. С другой стороны, ситуация не ухудшается, а конфликт не разгорается. Пришельцы ведут себя спокойно, ограничились пребыванием в выделенном им отеле. Змееедов доложил в телефонном разговоре, что уладил конфликт из-за неисполнения их требования. Но относиться к его словам теперь следует с осторожностью — мы не знаем, не подвергается ли он давлению или другому внешнему воздействию.

Отмечу, что нам неизвестен также их цивилизационный код — как они думают, есть ли у них понятия об оскорблениях, извинениях, договорённостях, что считается достаточной компенсацией за обиду. Полагаю, следует продолжить наблюдение за противником в отеле и проявлять максимальную сдержанность. Если Змееедов сказал правду, то остаётся возможность снизить напряжённость ситуации…

— Здравый смысл подсказывает, — вмешался помощник по безопасности, — что нашей важнейшей задачей является определение цели визита инопланетян. Не относиться же серьёзно к словам их лидера о просвещении нас. Испанцы когда-то нечто похожее говорили индейцам, а потом избавили их от лишнего золота и прочих ценностей. Но, как я понимаю, у нас ничего нет?

— Что с аппаратурой? — обратился президент к начальнику ГРУ.

— Пока без изменений. Они подавляют нашу аппаратуру, достоверной информации не поступает. Наши специалисты не смогли даже понять, как пришельцы это делают. Например, видеокамеры в отеле фиксируют только людей. Возможно, их технологии позволяют контролировать передающую аппаратуру. Это бы объяснило заодно демонстрацию собственных видеорядов для разных стран во время контакта.

— Как объяснило? — спросил президент.

— Если они могут блокировать сигнал от камеры, то, возможно, могут и передавать нужную картинку. Технически это проще, если так можно выразиться. Но мы очень мало знаем об их возможностях, поэтому все версии пока остаются лишь версиями.

— Хотя бы что со Змееедовым, выяснили? — обратился президент к премьеру. — Больше не говорили с ним? Что с ним случилось? Подкуплен, запуган, захвачен, зомбирован? Хоть это мы можем понять — что они могут сделать с человеком?

— Нет. Никак нет, — быстро поправился премьер, но тон его оставался унылым. — Больше мы не говорили. Но я сам прослушал его другие звонки — ведёт себя как обычно, никаких признаков внешнего воздействия. Больше похоже на обычное предательство, если так можно сказать.

— Да как вообще можно в здравом уме пойти работать на инопланетян, предать не то что свою страну — планету, человечество, собственный биологический вид? — возмутился президент. — Чем они ему платят? Внеземными ракушками? Правом превращения в ящерицу?

Подчинённые согласно закивали, кто-то улыбнулся злой шутке. А президент с тоской понял, что время опять уходит впустую. Даже мысли бегают по одному кругу. Правильно ли было посылать этого мальчишку? Может, стоило наплевать на все протоколы и пойти самому, ведь нет никакого протокола на инопланетное вторжение? Нет, нельзя. Президент России — глава великой страны, а в неизвестность голову не суют… А чужую голову? А как теперь жить, если с ним случилось что-то? А может уже случилось что-то похуже смерти?

— Министерство обороны. Долго мне ещё здесь сидеть?

— Пока не известно, — ожидаемо ответил министр. — Вооружённые силы приведены в состояние полной готовности, часть сил сдерживания перенацелена на Москву. Но нам сложно оценить перспективы открытого конфликта, слишком мало данных. Полагаю, можно было бы вернуться к вопросу эвакуации руководства страны и части населения Москвы…

— Вывезти Москву, а потом её разбомбить? — горько усмехнулся президент. — Это лучший наш план?

— Но пока всё спокойно, — опять вмешался помощник. — Мы не обнародовали указ об отставке Змееедова, так что всё пока выглядит как обычный визит. Почти обычный. Совещания проходят удалённо, но это тоже нормально…

Президент прикрыл глаза. Очередной круг, неизвестность и выматывающее бессилие. Он давно был во власти и знал её законы. Посылать других исполнять свою волю, даже ценой жизни, — нормально, власть для того и нужна. Но совесть логикой не успокоишь.

Он взглянул на медную икону, которую когда-то подарили ему в провинциальном храме. Позже на очередной тренеровке он принёс её сюда — где же ещё стоять иконе, которой и пожар не страшен? А теперь Богородица внимательно смотрела на него и будто соглашалась с голосом совести. Посылать на смерть и попутно убаюкивать, рассказывать про обыденность ситуации, то есть обманывать — совсем другое дело, это не нормальное употребление власти. Переговоры с иностранцами должны вести дипломаты. Опасные переговоры — военные или спецслужбы. А молодой вице-премьер как попал на самые необычные и опасные переговоры в истории? Да, не смог не вызваться — аппаратная школа сработала, несколько тогда вызвались. А почему его выбрал? Не потому ли, что узнал про тяжёлый диагноз мальчишки, о котором тот ещё и сам не знал, только почту проверял постоянно?

На том совещаний тоже было много доводов разумных и правильных, да и сейчас они никуда не девались. А против — одна лишь совесть. А ещё — сожаление, что даже не показал вида, не дал понять Змееедову, что эта жертва что-то значит и для страны, и для президента. Не попрощался как должно, не пожал руку, не поблагодарил. А сейчас уже и поздно.

«И почему я? Почему мы? Почему Россия? Почему не на двадцать лет позже? Почему американцы их высмотрели, а разбираться нам? Почему так всё сложилось?! — вертелось в голове. — И всё как-то плохо развивается, совсем плохо. Может, был шанс с ними подружиться, а с таким союзником… А хорошо ли иметь такого сильного союзника, не опасно ли? Конечно, опасно».

Президент вспомнил слова старого начальника: «Верить можно только себе. И немного — самому ближнему кругу». Он всё же не удержался и тихо вздохнул. Предстояла ещё запись выступления по телевидению, а до этого нужно сформировать позицию, чтобы успокоить, убедить всех в том, что ситуация под контролем, процесс, как говорится идёт… Опять ложь? А как вообще можно кого-то успокоить, если не знаешь, что с тобой будет завтра, не исчезнешь ли, как этот вице-премьер?

За столом обсуждали эвакуацию. Одни предлагали не торопиться, другие вспоминали известную ошибку Сталина, когда привычка замалчивать беды и карать паникёров привела к провалу эвакуации в первые дни войны. Даже Сталину не поверили начальники на местах, что надо спасать и спасаться. Может быть и сейчас вместо убаюкивания стоит призывать народ уходить в леса? Или объявлять мобилизацию?

— Что же, пока ещё ничего толком не произошло, — остановил споры президент, — Мы ничего не знаем, прецедентов тоже нет. Потому самое лучшее, что мы можем сделать, — ждать. Понятно, что они сюда не красоты Москвы рассматривать прилетели, но, может, из отеля что-то удастся узнать. Или подскажут их следующие шаги, не собираются же они сидеть на месте…

Он не успел закончить фразу, когда следующий шаг уже был сделан. Вернее, сразу два шага. Пришельцы в радужных костюмах материализовались посреди комнаты — самой секретной в России, закрытой бронированными дверями и 300-метровым слоем железа, бетона и земли. Но им это, похоже, совершенно не мешало.

Молча и уверено два члена инопланетной свиты вышли из мгновенно возникшего портала, после чего сделали пару шагов вперёд и в стороны. Пока они становились на определённые каким-то своим протоколом места, внутрь вошёл Вестник.

Президент заметил, как присутствующие, особенно военные, побледнели и напряглись. Но бросили взгляд на него и сдержались от резких движений. Президент хотя и не показал вида, но за секунду успел пережить всю гамму чувств — от удивления и гнева («и это их хвалёная безопасность?!») до спокойствия и годами отработанной собранности («решать надо одну проблему, а не все сразу»).

— Как ты, «впереди седящий»? — спросил инопланетянин вполне нормальным голосом. — Интересная комната. Не любишь свежий воздух?

Все молчали, но Вестник, похоже, и не ждал ответа.

— Ты так и не пришёл ко мне, — сказал он и покачал головой. — Не боишься смерти?

Президент оценил ситуацию и наконец-то взял себя в руки. Возможности инопланетян впечатляли, но переговоры, а не война с порога — тоже знак.

— Знаешь, сколько раз мне угрожали? — президент попутно решил, что имеет право тоже «тыкать» гостю. — Я же военный, прошёл не один конфликт. Если бы боялся смерти, то выбрал бы работу поспокойнее.

Он смог даже выжать из себя холодную улыбку, но гость, казалось, на время потерял интерес к разговору. Он с любопытством разглядывал обстановку.

— Зачем тебе картина? — насмешливо кивнул он в сторону Троеручицы. — Думаешь, она тебе поможет?

— Помогает не икона, а Бог, — президент машинально повторил слова священника, сказанные во время того визита, затем поправился. — Так у нас говорят.

— Бо-ог? — нараспев произнёс Вестник, а потом резко повернулся к нему. — Я видел, как творился твой мир. Рассказать?

«Творился, — прозвенела в голове президента ненужная мысль, — творился. Не появлялся, не возникал, а творился» А потом пришла другая, такая же бесполезная: «Почему в критические моменты такое значение придаётся самым неважным вещам — сапёр лучше работает, напевая песенку, а мозг — размышляя о цвете обоев?» Но вслух он сказал совсем другое:

— Если ты за этим пришёл — говори. Это очень интересно, мы все с удовольствием послушаем.

Пришелец внимательно посмотрел на него и чиновников за длинным столом. Портал уже растаял, все сидели на своих местах — со стороны могло показаться, что ничего особенного не происходит. Будто высокое совещание выслушивает приглашённых гостей. Президент между лопаток ощутил напряжение момента — того самого неустойчивого равновесия, которое скоро перетечёт либо в общий смех, либо бойню.

Но Вестник не спешил и думал о чём-то, чуть склонив голову. Потом, не меняя позы, спросил раздельно, одними губами:

— А что бы ты, сам, хотел узнать?

Пожалуй, это был самый простой вопрос. Узнать, конечно, хотелось многое. Но было самое важное.

— Кто вы? — выдохнул президент.

— А-а, вот что тебя гложет. Кто я, кто мы, что мы можем, чего хотим, зачем пришли, когда уйдём, чем опасны? Это ты хочешь узнать? — скороговоркой, почему-то распаляясь, почти прокричал Вестник. Он больше не был похож на скучающего туриста, который случайно забрёл на заседание правительства. Совсем не похож.

Пришелец резким движением снял очки и уставился своими угольно-чёрными глазами в глаза президента. Удушливая волна страха, отчаяния, паники и полного безволия налетела внезапно. Президенту захотелось сжаться, стать маленьким и незаметным, но он не мог даже пошевелиться, даже дышал с трудом. Он чувствовал себя словно в скафандре, который вышел из строя на глубине. Скафандре собственного тела.

Мозг, которым он всегда гордился, ощутимо отделился от сознания, что вдруг превратилось в хаотичный набор чувств и желаний. Сами мысли «замёрзли», словно сквозь масло протекали по остаткам разума и ускользали прежде чем собраться во что-то связное. Он был одновременно и собой сегодняшним, продолжал чувствовать то же, что и минуту назад, и ребёнком — ищущим и неспособным найти защиту от неведомого и страшного.

Лицо Вестника казалось огромным, оно заполняло всё пространство — трудно даже вообразить существо такого размера. На его фоне президент казался себе всё меньшим и меньшим, словно усыхал от страха. От огромного лица исходила волна невероятной, любой ненависти, которую можно было ощутить физически. Удивительно, но никакого выражения эмоций на этом лице не было. И не было слов. Но даже в этом оцепеневшем состоянии президент удивился тому, что чувствует не свою, а чужую ненависть — как это вообще возможно?

Сил для сопротивления не было. В душе ещё оставались какие-то остатки воли, но смелость, решительность и твёрдость сбежали, предали его и бросили душу один на один с этим необычным противником. Повинуясь какому-то остаточному движению чувств, глаза президента скосились чуть за спину Вестника и уткнулись в икону. Очень-очень захотелось закричать, заплакать громко, изо всех сил, как когда-то в детстве: «Господи, помоги!». Показалось, что Богородица смотрит с любовью и грустью.

Наваждение отхлынуло так же резко. Комната вернулась на место, гости стояли на своих местах, и лишь искажённое злостью лицо Вестника говорило, что всё было на самом деле, а не во сне.

— Я пришёл дать вам, баранам, лучшую жизнь, — ледяным голосом сказал инопланетянин, — Но неуважения не потерплю. Запомни.

Он развернулся и шагнул в услужливо вспыхнувший чёрный портал. Через мгновение свита отправилась за ним. Портал погас.

Очнувшиеся участники совещания заговорили все разом.

— Алексей Геннадиевич, что это было? — непривычно растерянные генералы сразу стали похожи на новобранцев. — Где охрана?

«Почему никто не спешит мне на помощь, даже не спросит, как я себя чувствую?», — пробежало возмущение по спине. Президент взглянул на стоящие на столе часы и понял — вся пытка продолжалась несколько секунд. Окружающие лишь могли заметить, как он взмок — то ли от страха, то ли от неожиданности, кто знает.

Он решил пока ничего не рассказывать. Паника была бы ни к чему, да и сил не осталось.

— По крайней мере, можем больше не прятаться под землёй, — вымученно пошутил президент, — Подышим воздухом на пока ещё нашей планете. Все свободны.

Ему надо было привыкнуть к мысли, что главный в стране уже некто другой. Кто может легко забрать не только власть, но и жизнь. Что же, войны бывают разными.В месте абсолютно секретном и безопасном, как считали все посвящённые, — в глубоком подземном бункере, который когда-то строили для пребывания высшего руководства великой страны в критических ситуациях, — шло очередное совещание. Разумеется, оно опять касалось странной планеты и не менее странного её представителя.

Формат был обычным для «критических ситуаций». Под которыми, правда, раньше все понимали кризисы в отношениях с другими странами, если те неожиданно превращались из друзей во врагов. Ещё пару раз все собирались, когда поступала информация о готовящихся терактах с применением оружия массового поражения. Но в основном бункер служил страховкой на чёрный день и местом не очень регулярных тренировок службы безопасности с руководством страны.

«Триста метров над головой!» — в который раз подумал с тоской президент и невольно посмотрел на низкий потолок. Он понимал, что так надо. Он напоминал себе про туннели, подземную железную дорогу до поверхности, уговаривал не чувствовать себя в ловушке. Впрочем, в огромной ловушке, запасов которой хватило бы на годы жизни сотен человек.

Речь шла о первой в истории инопланетной угрозе. По крайней мере, о предыдущих угрозах никаких сведений не имелось — а почему, интересно? Никто не прилетал или никого не осталось, чтобы описать такой визит? Президент снова постарался успокоить себя очевидным соображением — более безопасного места в стране не было. А, как говорят чиновники в безвыходных ситуациях, «делать же что-то надо».

Вокруг стола сидели те же: узкий круг — премьер-министр, силовые министры, два советника и руководители разведывательных служб.

— Таким образом, — заканчивал доклад директор ФСБ, — информации о вероятном противнике крайне мало.

— Противнике? — перебил президент.

— Так точно, Алексей Геннадиевич. Полагаю, что после недвусмысленных угроз на Красной площади, вербовки заместителя председателя правительства и, видимо, ещё многих российских граждан по-другому к пришельцам относиться нецелесообразно.

— Продолжайте, — кивнул президент.

— К сожалению, на данный момент нам не удалось получить ответов на обозначенные ранее вопросы, вся информация общая и косвенная. Пока неизвестны потенциальные возможности противника, силы его высадившейся группы, имеющиеся средства, поставленные стратегические и тактические цели, ближайшие намерения, уязвимые места. С другой стороны, ситуация не ухудшается, а конфликт не разгорается. Пришельцы ведут себя спокойно, ограничились пребыванием в выделенном им отеле. Змееедов доложил в телефонном разговоре, что уладил конфликт из-за неисполнения их требования. Но относиться к его словам теперь следует с осторожностью — мы не знаем, не подвергается ли он давлению или другому внешнему воздействию.

Отмечу, что нам неизвестен также их цивилизационный код — как они думают, есть ли у них понятия об оскорблениях, извинениях, договорённостях, что считается достаточной компенсацией за обиду. Полагаю, следует продолжить наблюдение за противником в отеле и проявлять максимальную сдержанность. Если Змееедов сказал правду, то остаётся шанс снизить напряжённость ситуации…

— Здравый смысл подсказывает, — вмешался помощник по безопасности, — что нашей важнейшей задачей является определение цели визита инопланетян. Не относиться же серьёзно к словам их лидера о просвещении нас. Испанцы когда-то нечто похожее говорили индейцам, а потом избавили их от лишнего золота и прочих ценностей. Но, как я понимаю, у нас ничего нет?

— Что с аппаратурой? — обратился президент к начальнику ГРУ.

— Пока без изменений. Они подавляют нашу аппаратуру, достоверной информации не поступает. Наши специалисты не смогли даже понять, как пришельцы это делают. Например, видеокамеры в отеле фиксируют только людей. Возможно, их технологии позволяют контролировать передающую аппаратуру. Это бы объяснило заодно демонстрацию собственных видеорядов для разных стран во время контакта.

— Как объяснило? — спросил президент.

— Если они могут блокировать сигнал от камеры, то, возможно, могут и передавать нужную картинку. Технически это проще, если допустимо так выразиться. Но мы очень мало знаем об их возможностях, поэтому все версии пока остаются лишь версиями.

— Хотя бы что со Змееедовым, выяснили? — обратился президент к премьеру. — Больше не говорили с ним? Что с ним случилось? Подкуплен, запуган, захвачен, зомбирован? Хоть это мы в силах понять — что они могут сделать с человеком?

— Нет. Никак нет, — быстро поправился премьер, но тон его оставался унылым. — Больше мы не говорили. Но я сам прослушал его другие звонки — ведёт себя как обычно, никаких признаков внешнего воздействия. Больше похоже на банальное предательство.

— Да как вообще можно в здравом уме пойти работать на инопланетян, предать не то что свою страну — планету, человечество, собственный биологический вид? — возмутился президент. — Чем они ему платят? Внеземными ракушками? Правом превращения в ящерицу?

Подчинённые согласно закивали, кто-то улыбнулся злой шутке. А президент с тоской понял, что время опять тратится впустую. Даже мысли бегают по одному кругу. Правильно ли было посылать этого мальчишку? Может, стоило наплевать на все протоколы и пойти самому, ведь нет никакого протокола на инопланетное вторжение? Нет, нельзя. Президент России — глава великой страны, а в неизвестность голову не суют… А чужую голову? А как теперь жить, если с ним случилось что-то? А может, уже случилось что-то похуже смерти?

— Министерство обороны. Долго мне ещё здесь сидеть?

— Пока неизвестно, — ожидаемо ответил министр. — Вооружённые силы приведены в состояние полной готовности, часть сил сдерживания перенацелена на Москву. Но нам сложно оценить перспективы открытого конфликта, слишком мало данных. Полагаю, хорошо было бы вернуться к вопросу эвакуации руководства страны и части населения Москвы…

— Вывезти Москву, а потом её разбомбить? — горько усмехнулся президент. — Это лучший наш план?

— Но пока всё спокойно, — опять вмешался помощник. — Мы не обнародовали указ об отставке Змееедова, так что всё пока выглядит как обычный визит. Почти обычный. Совещания проходят удалённо, но это тоже нормально…

Президент прикрыл глаза. Очередной круг, неопределённость и выматывающее бессилие. Он давно был во власти и знал её законы. Посылать других исполнять свою волю, даже ценой жизни, — естественно, власть для того и нужна. Но совесть логикой не успокоишь.

Он взглянул на медную икону, которую когда-то подарили ему в провинциальном храме. Позже, на очередной тренировке, он принёс её сюда — где же ещё стоять иконе, которой и пожар не страшен? А теперь Богородица внимательно смотрела на него и будто соглашалась с голосом совести. Посылать на смерть и попутно убаюкивать, рассказывать про обыденность ситуации, то есть обманывать — совсем другое дело. Переговоры с иностранцами должны вести дипломаты. Опасные переговоры — военные или спецслужбы. А молодой вице-премьер как попал на самые необычные и серьёзные переговоры в истории? Да, не смог не вызваться — аппаратная школа сработала, несколько человек тогда вызвались. А почему президент его выбрал? Не потому ли, что узнал про тяжёлый диагноз мальчишки, о котором тот ещё и сам не знал, только почту проверял постоянно?

На том совещании тоже прозвучало много доводов разумных и логичных, да и сейчас они никуда не девались. А против — одна лишь совесть. А ещё — сожаление, что даже не показал вида, не дал понять Змееедову, что эта жертва что-то значит и для страны, и для президента. Не попрощался как должно, не пожал руку, не поблагодарил. А сейчас уже поздно.

«И почему я? Почему мы? Почему Россия? Почему не на двадцать лет позже? Почему американцы их высмотрели, а разбираться нам? Почему так всё сложилось?! — вертелось в голове. — И всё как-то плохо развивается, совсем плохо. Может, был шанс с ними подружиться, а с таким союзником… А хорошо ли иметь такого сильного союзника, не рискованно ли? Конечно, рискованно».

Президент вспомнил слова старого начальника: «Верить можно только себе. И немного — самому ближнему кругу». Он всё же не удержался и тихо вздохнул. Предстояла ещё запись выступления по телевидению, а до этого нужно сформировать позицию, чтобы успокоить, убедить всех в том, что ситуация под контролем, процесс, как говорится, идёт… Опять ложь? А как вообще кого-то успокоить, если не знаешь, что с тобой будет завтра, не исчезнешь ли, как этот вице-премьер?

За столом обсуждали эвакуацию. Одни предлагали не торопиться, другие вспоминали известную ошибку Сталина, когда привычка замалчивать беды и карать паникёров стала причиной провала эвакуации в первые дни войны. Даже Сталину не поверили начальники на местах, что надо спасать и спасаться. Может быть, и сейчас вместо убаюкивания стоит призывать народ уходить в леса? Или объявлять мобилизацию?

— Что же, пока ещё ничего толком не произошло, — остановил споры президент. — Мы ничего не знаем, прецедентов тоже нет. Потому самое лучшее, что мы можем сделать, — ждать. Понятно, что они сюда не красоты Москвы рассматривать прилетели, но вдруг из отеля что-то удастся узнать. Или подскажут их следующие шаги, не собираются же они сидеть на месте…

Он не успел закончить фразу, как следующий шаг уже был сделан. Вернее, сразу два шага. Пришельцы в радужных костюмах материализовались посреди комнаты — самой секретной в России, закрытой бронированными дверями и 300-метровым слоем железа, бетона и земли. Но им это, похоже, совершенно не мешало.

Молча и уверенно два члена инопланетной свиты вышли из мгновенно возникшего портала, после чего сделали пару шагов вперёд и в стороны. Пока они становились на определённые каким-то своим протоколом места, внутрь вошёл Вестник.

Президент заметил, как присутствующие, особенно военные, побледнели и напряглись. Но бросили взгляд на него и удержались от резких движений. Президент хотя и не показал вида, но за секунду успел пережить всю гамму чувств — от удивления и гнева («и это их хвалёная безопасность?!») до спокойствия и годами отработанной собранности («решать надо одну проблему, а не все сразу»).

— Как ты, «впереди сидящий»? — спросил инопланетянин вполне нормальным голосом. — Интересная комната. Не любишь свежий воздух?

Все молчали, но Вестник, кажется, и не ждал ответа.

— Ты так и не пришёл ко мне, — сказал он и покачал головой. — Не боишься смерти?

Президент оценил ситуацию и наконец-то взял себя в руки. Возможности инопланетян впечатляли, но переговоры, а не война с порога — тоже знак.

— Знаешь, сколько раз мне угрожали? — президент попутно решил, что имеет право тоже «тыкать» гостю. — Я же военный, прошёл не один конфликт. Если бы боялся смерти, то выбрал бы работу поспокойнее.

Он смог даже выжать из себя холодную улыбку, но гость, видимо, на время потерял интерес к разговору. Он с любопытством разглядывал обстановку.

— Зачем тебе картина? — насмешливо кивнул он в сторону Троеручицы. — Думаешь, она тебе поможет?

— Помогает не икона, а Бог, — президент машинально повторил слова священника, сказанные во время того визита, затем поправился: — Так у нас говорят.

— Бо-ог? — нараспев произнёс Вестник, а потом резко повернулся к нему: — Я видел, как творился твой мир. Рассказать?

«Творился, — прозвенела в голове президента ненужная мысль, — творился. Не появлялся, не возникал, а творился» А потом пришла другая, такая же бесполезная: «Почему в критические моменты такое значение придаётся самым неважным вещам — сапёр лучше работает, напевая песенку, а мозг — размышляя о цвете обоев?» Но вслух он сказал совсем другое:

— Если ты за этим явился — говори. Это очень интересно, мы все с удовольствием послушаем.

Пришелец внимательно посмотрел на него и чиновников за длинным столом. Портал уже растаял, все сидели на своих местах — со стороны могло показаться, что ничего особенного не происходит. Будто высокое совещание выслушивает приглашённых гостей. Президент спиной ощутил напряжение момента — того самого неустойчивого равновесия, которое скоро перетечёт либо в общий смех, либо в бойню.

Но Вестник не спешил и думал о чём-то, чуть склонив голову. Потом, не меняя позы, спросил раздельно, одними губами:

— А что бы ты сам хотел узнать?

Пожалуй, это был самый простой вопрос. Узнать, конечно, хотелось многое. Но было главное.

— Кто вы? — выдохнул президент.

— А-а, вот что тебя гложет. Кто я, кто мы, на что мы способны, чего хотим, зачем пришли, когда уйдём, чем опасны? Это ты хочешь узнать? — скороговоркой, почему-то распаляясь, почти прокричал Вестник. Он больше не был похож на скучающего туриста, который случайно забрёл на заседание правительства. Совсем не похож.

Пришелец резким движением снял очки и уставился своими угольно-чёрными глазами в глаза президента. Удушливая волна страха, отчаяния, паники и полного безволия налетела внезапно. Президенту захотелось сжаться, стать маленьким и незаметным, но он не мог даже пошевелиться, дышал и то с трудом. Он чувствовал себя словно в скафандре, который вышел из строя на глубине. Скафандре собственного тела.

Мозг, которым он всегда гордился, ощутимо отделился от сознания, вдруг превратившегося в хаотичный набор чувств и желаний. Сами мысли застыли, словно сквозь масло протекали по остаткам разума и ускользали, прежде чем оформиться. Он был одновременно и собой сегодняшним, продолжал чувствовать то же, что и минуту назад, и ребёнком — ищущим и не находящим защиты от неведомого и страшного.

Лицо Вестника казалось огромным, оно заполняло всё пространство — трудно вообразить существо такого размера. На его фоне президент казался себе всё меньше, словно усыхал от страха. От огромного лица исходила волна невероятной, лютой ненависти, которую можно было ощутить физически. Удивительно, но никакого выражения эмоций на этом лице не прослеживалось. И не было слов. Но даже в этом оцепеневшем состоянии президент удивился тому, что чувствует не свою, а чужую ненависть — как это вообще вероятно?

Сил для сопротивления не было. В душе ещё оставались какие-то остатки воли, но смелость, решительность и твёрдость сбежали, предали его и бросили один на один с этим необычным противником. Повинуясь какому-то остаточному движению чувств, глаза президента скосились чуть за спину Вестника и уткнулись в икону. Очень-очень захотелось закричать, заплакать громко, изо всех сил, как когда-то в детстве: «Господи, помоги!» Показалось, что Богородица смотрит с любовью и грустью.

Наваждение отхлынуло так же резко. Комната вернулась, гости стояли на своих местах, и лишь искажённое злостью лицо Вестника свидетельствовало, что всё случилось на самом деле, а не во сне.

— Я пришёл дать вам, баранам, лучшую жизнь, — ледяным голосом сказал инопланетянин, — Но неуважения не потерплю. Запомни.

Он развернулся и шагнул в услужливо вспыхнувший чёрный портал. Через мгновение свита отправилась за ним. Портал погас.

Очнувшиеся участники совещания заговорили все разом.

— Алексей Геннадиевич, что это было? — непривычно растерянные генералы сразу стали похожи на новобранцев. — Где охрана?

«Почему никто не спешит мне на помощь, даже не спросит, как я себя чувствую?» — вспыхнуло возмущение. Президент взглянул на часы и понял — вся пытка продолжалась несколько секунд. Окружающие лишь могли заметить, как он взмок — то ли от страха, то ли от неожиданности, кто знает.

Он решил пока ничего не рассказывать. Паника была бы ни к чему, да и сил не осталось.

— По крайней мере, можем больше не прятаться под землёй, — вымученно пошутил президент, — Подышим воздухом на пока ещё нашей планете. Все свободны.

Ему требовалось привыкнуть к мысли, что главный в стране уже некто другой. Тот, кто способен с лёгкостью забрать не только власть, но и жизнь. Что же, войны бывают разными.